Князь... просто князь (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 58

Самих же печенегов с востока давили огузы, а тех половцы.

Хазары же, опираясь на сеть укреплений по Дону пытались сдерживать это давление. В том числе с помощью печенегов. Но получалось у них плохо. Они держались. Пока держались. Но каганат явно трещал по швам и контроль над степями Северного Причерноморья утекал из их рук. А сам каган неуклонно терял светскую власть, стремительно уступая ее военным вождям, трансформируясь в лидера духовного. Что и обусловило его личное участие в походе. Может быть и странном, но важном.

В чем была суть этой военной операции?

С одной стороны, Захария стремился восстановить контроль за Днепровским торговым путем, который приносил хазарам очень важные и крайне нужные ресурсы для этой перманентной Приволжской войны.

С другой стороны, каганат стремился к стабилизации обстановки в Византии. Потому что опасался халифата. Каганату и так было очень несладко из-за непрерывного давления с востока. И если бы на этот праздник жизни заглянули еще и войска халифата он бы совсем не обрадовался. По сути, это был бы конец. Финиш. Полное и окончательное фиаско. А сильная Византия могла нависать потенциальной угрозой над мусульманским миром.

С третьей стороны, хазары стремились поживиться. Ведь по слухам в Гнезде их ждали большие трофеи и потенциально богатый выкуп. Особенно после того, как в город проскочили три византийских корабля, которые привезли явно уважаемых и состоятельных людей.

Ну и главная причина выглядела еще более тривиальной. Собрать ТАКОЕ количество ополчения с данников и покоренных племен без личного участия кагана было не реально. О богатстве Гнезда уже по всей округе ходили легенды. Однако легенды ходили и о воинском мастерстве Ярослава. Поэтому требовался серьезный авторитет, дабы люди решились и не разбежались по пути.

Так или иначе, но выбора по сути у Захарии не было.

Да, такой поход нес определенные риски. Однако его все вокруг убеждали — у Ярослава нету шансов против ТАКОЙ армии[1]. Поэтому он чувствовали себя очень спокойно и комфортно. Чувствовал. До битвы у Восточных ворот.

— Ярослав! Ярослав! — Забежал в юрту кагана приближенный.

— Что? — Напряженным голосом спросил Захария.

— Он вновь выходит и строится. В этот раз у западных ворот…

Лев Философ, обескураженный отношением к нему Василия, стоял на северо-западной башне и думал над словами, что тот в запале ему сказал. Думал и наблюдал. Отсюда открывался отличный вид на возможное поле боя. И он не хотел ничего пропускать.

Рядом стояла Кассия, Пелагея, командир отряда наемников и вообще — практически все уважаемые люди византийской делегации, плюс — кое-кто из старейшин. Собственно, башня была забита нонкомбатантами и не могло в случае чего выполнять свои прямые функции. Но об этом никто не думал. Все наблюдали за тем, что происходило там — на поле боя.

Вот Ярослав построил своих ребята также, как и вчера. Дабы спровоцировать хазар на атаку. Однако ничего не вышло.

Те, вместо атаки начали строиться в стену щитов — единственное построение, которое им было доступно. Его особенность была в том, что оно совершенно расстраивалась при движении и держалось только стоя. Да и выстроиться было не так-то просто для людей, которые никогда не видели в своей жизни строевой подготовки.

Конунг немного за этим понаблюдал да как заржет.

— Что с ним? — Поинтересовался Лев Философов.

— Он понял, что хазары его боятся, — ответила Пелагея. Отчего вся делегация византийцев уставилась на нее, а дама ойкнула и смущенно улыбнулась.

Она ведь вчера говорила, что ничего не понимает по-гречески. А тут не только поняла, но и ответила. Да, с заметным акцентом. Но ответила. Причем на высоком греческом. На койне. Она ведь эти три года прислушивалась и присматривалась. Спрашивала. И запоминала, запоминала, запоминала, запоминала…. А потом по вечерам, когда никто не слышал, они практиковались с Ярославом. Ему понравилась эта игра. Дескать, что Пелагея не знает греческого, а значит при ней можно беседовать на нем без опаски. И вот она проговорилась… неловко вышло… выражение же лица Кассии, которая все поняла, оказалось ни с чем не сравнимо. Она ведь столько ненужных для ушей этой женщины вещей говорила при ней…

— Его так порадовал страх? — После долгой паузы спросил Лев Философ, в этот раз обращаясь уже целенаправленно к Пелагее.

— Не думаю. Но смотрите сами… — сказала она, махнув рукой в сторону Ярослава.

А там все развивалось очень быстро.

Оценив диспозицию, наш герой скомандовал лучникам выходить в поле, за ним расчетам обоих онагров, выкатывая последние. А всадникам садиться верхом и выезжать.

Поэтому хазары еще толком не завершили строить «стену щитов», а вся дружины конунга оказалась в поле и развернувшись в боевой порядок, пошла вперед. Долбя в барабаны, дудя в буцины и распевая ту самую песню, с которой они выходили из леса.

— LEGIO! AETERNA! AETERNA! VITRIX!

— U-u-u-u-u!

Мечники и копейщики были разделены на два равных отряда. И развернуты крыльями — слева и справа с заметным проходом в центре. Там стояли лучники. За ними катились онагры. За онаграми шли ребята с векселем, аквилой и прочие, а также двигалась конница во главе с самим Ярославом.

Медленно. Спокойно. И уверенно.

Со стороны это выглядело очень необычно. Такой маленький отряд, которые насчитывал порядка трех сотен человек, надвигался на массив из более чем двух тысяч. Рыча и демонстрируя агрессию. В то время как сам племенное ополчение данников явно дергалось и нервничало от приближения дружины Ярослава.

— А это кто такие? — Спросил Лев Философ, указав на странных людей, выходящих с северной дороги.

— А, — махнула рукой Пелагея. — Это Бьёрн со своими людьми.

— Бьёрн? Норманн?

— Да. Друг Ярослава. На помощь, видимо пришел.

— Очень своевременно, — заметил командир наемников. — Он не может предать?

— Дочка? — Вопросительно посмотрела на Пелагею Кассия. — Бьёрн может предать? Я смотрю — тут сотни две или три северян. Это крупный отряд. И опасный. Ты уверена, что он пришел на помощь?

— Я не знаю. — Чуть помедлив ответила Пелагея, напрягшись.

Командир наемников отреагировал мгновенно.

Он выбежал из башни и секунд тридцать спустя уже повел своих людей «на улицу». Но не к Ярославу на соединение, а стараясь встать так, чтобы заблокировать северян. В его распоряжении было полторы сотни копейщиков и сотня лучников. Отряд сопоставимый числом. Но все его копейщики были в шлемах и в ламеллярных кирасах. Что делало их довольно грозной силой.

— Интересно, — произнес Рагнар Лодброк, наблюдая за всем этим цирком. — Ты говорил, что твоего друга совсем зажали. Но что я вижу?

— Ярослав он такой, — хохотнув, заметил Бьёрн.

— Ярослав… — тихо произнес Рагнар, рассматривая ромейцев, что выбежали из крепости и прикрыли фланг отряда конунга от их возможной атаки. Не самые приятные противники. Явно опытные наемники, судя по снаряжению. Что они тут делали? Рагнар в удивлении покачал головой. Когда они встретились с Бьёрном и тот рассказал о предсказании, он сам только-только узнал, что во главе Нортумбрии встал король Элла. Ярослав же о том знать не мог. Так что Рагнар очень сильно напрягся и задумался. Умирать в яме со змеями он не хотел. Лучше уже в бою. Поэтому решил отправиться на помощь человеку, что предупредил его от позорной гибели. И сложить голову, как и положено уважаемому викингу, в бою. Но что он увидел тут?

Тем временем Ярослав выдвинулся на дистанцию в двести шагов и начал обстреливать «стену щитов» хазар из онагров. Керамическими горшками с древесным спиртом.

Рассеивание было довольно приличным. Однако попадать и не требовалось. То здесь, то там в землю ударялись горшки, расплескивая свое содержимое. А фитили его поджигали. Что самым деморализующим образом действовало на племенное ополчение.

И тут от леса зазвучали рожки. Это начало выходить ополчение восточных кривичей, подкрепленное дружиной Ладоги. Ладога находилась в вассальном положение к нему и охотно отозвалась на призыв о помощи. Тем более, что время кампании было примерно определено.