Трое в карантине и другие неприятности - Чиж Антон - Страница 8

К несказанной радости артистов Ревунову удалось пристроить их мобильную «Чайку» в гастрольный тур вкупе с еще несколькими экспериментальными театрами по Италии.

Всего две недели назад Кира гуляла по Пьяцца Маджоре и любовалась видами Болоньи с башни Гаризенда.

Однако сказку, которую напоминало начало гастролей, с каждым днем все больше омрачали слова «коронавирус», «пандемия», «карантин» и нарастающее чувство тревоги. Вскоре массовые мероприятия, включая театральные, запретили. Начали отменять один за другим плановые авиарейсы, в том числе и тот, которым артисты должны были вылететь домой. Реальной оказалась угроза зависнуть в чужой стране, охваченной пандемией неизвестной болезни.

Используя связи в консульстве, Ревунов забронировал для своей труппы места на вывозной рейс из Милана.

Пришлось хватать чемоданы и мчаться в аэропорт, чтобы успеть на отлетающий через два часа борт. Впрочем, спешка не помешала кое-кому из коллег Киры затариться в дьюти фри миланского аэропорта качественным спиртным. То, что самолет вместо Санкт-Петербурга приземлился в Саратове, никого особо не опечалило. Главное, что на Родине.

В аэропорту прибывших встретили полицейские в темно-синей форме и люди в белых халатах, масках и с термометрами.

Следующим сюрпризом стало то, что после соблюдения необходимых формальностей местных жителей с их рейса под подписку распустили по домам на самоизоляцию, а иногородних препроводили на обсервацию в несколько загородных санаториев.

Возвращение домой откладывалось в лучшем случае на две недели.

Так Кира с товарищами по искусству и несчастью очутилась в «Ивушке»…

– Просыпайтесь, завтрак! – раздалось в коридоре. В дверь Кириной комнаты постучали костяшками пальцев. – Забирайте, пока не остыло!

Кира и не заметила, как провалилась в сон. И вот, разбудили с утра пораньше…

Голос принадлежал пожилой медсестре тете Вале. Немногочисленный персонал санатория всячески избегал контактов с незваными гостями, считая их источниками заразы. Тетя Валя была одной из немногих, кто отваживался общаться с «понаехавшими».

– Спасибо, теть Валь, забираю, – откликнулась Кира, зевая и слезая с постели.

…Добровольно-принудительное заточение длилось шестой день. Превращенный в обсерватор санаторий оказался типовым, советской постройки, трехэтажным зданием с огнетушителями и фикусами в коридорах, отвратительной звукоизоляцией, деревянными скрипучими полами, телевизорами доплазменной эпохи. И без излишеств, в виде вай-фая и холодильников в комнатах.

Артистов поселили на третьем этаже, двери их комнат вели в коридор, упирающийся в просторный холл, окна выходили на длинный, опоясывающий торец здания балкон, разделенный узкими перегородками.

Трижды в день тетя Валя расставляла у дверей пакеты с немудреной едой. К вечернему пакету добавлялась пол-литровая бутылка негазированной воды.

В первый день обитателей обсерватора попытались запереть в комнатах на ключ.

Они бурно выразили протест: а вдруг пожар?! В окна прыгать? Лишнюю меру предосторожности отменили.

Чтобы взбодрить коллектив и не терять время попусту, карантин ведь рано или поздно закончится, Ревунов предложил репетировать «Пир во время чумы» из «Маленьких трагедий». Разумеется, «в современной трактовке».

Народ согласился, все лучше, чем сидеть по клетушкам.

В библиотеке санатория нашелся пушкинский текст. Ревунов надеялся, что постановка «на злобу дня» будет иметь бешеный успех, и уже потирал руки в предвкушении.

Кира неплохо пела, ей дали роль Мери. Луизой стала прима и нынешняя пассия Ревунова Виолетта Морозова, причем в этой роли тридцатипятилетняя обладательница пышных форм выглядела куда убедительнее, чем в образе юной Нины из «Чайки». Председателя взялся изображать сам Ревунов. В «Чайке» он играл, понятное дело, Тригорина.

Ревунов позаимствовал у Виолеттты красную ажурную шаль и во время репетиций набрасывал ее на плечи наподобие плаща. На его грузной фигуре такой наряд смотрелся довольно комично и мешал Кире настроиться на серьезный лад.

На роль Молодого человека претендовали Максим Кутепов и Роберт Шипулин. Дело, вопреки увещеваниям Ревунова, едва не дошло до драки. Роберт в «Чайке» довольствовался ролью учителя Медведенко, а Макс играл Константина Треплева, причем играл, по мнению Киры, талантливо.

В конце концов, Ревунов решил, что Максим – спортивного вида брюнет с карими глазами и хорошо поставленным голосом – больше похож на Молодого человека, чем долговязый Роберт. Однако и Шипулина режиссер не обидел, поручив ему роль Священника.

А вот Ларисе Горбенко – худосочной желчной даме из тех, чей возраст надолго замирает на отметке «тридцать восемь», досталось всего несколько реплик.

«Он сумасшедший, он бредит о жене похороненной!» – жутким голосом завывала Лариса, нарочито переигрывая.

Впрочем, жаловаться ей было грех: в «Чайке» она играла Аркадину. Правда, только потому, что Виолетта изображать «молодящуюся звезду» наотрез отказалась…

На очередную репетицию Кира явилась одной из первых.

Ну, как явилась – вышла из своей комнаты в холл.

Через минуту к ней присоединился Максим Кутепов. Макса обычно трудно выбить из колеи, но сейчас он выглядел расстроенным.

– Что с тобой? Что-то случилось? – спросила Кира.

– Случилось давно, – глядя в пустоту, ответил Макс, – сегодня годовщина. Сестра звонила, напомнила. Хотя я не забывал… Тяжелый день… А, не бери в голову, – махнул он рукой и грустно улыбнулся.

Кира тактично не стала спрашивать, чья годовщина. И так ясно: кто-то из родителей. Отец или мама…

Она только крепко сжала руку Макса, выразив этим жестом сочувствие.

Тем временем подтянулись остальные. Наскоро обменялись неутешительными новостями из внешнего мира, отчего приуныли еще больше.

Роберт Шипулин, пытаясь хоть как-то развеселить коллег, начал пересказывать актуальные шутки.

– Вот это о нас: «В такой трудный момент для всего мира мы все, как никогда, должны держаться друг от друга подальше!» – процитировал он. – А это вообще улет: «Утром проснулся, кашля нет, насморка нет, температуры нет, ничего не болит, дышится свободно. Ну, думаю, труба дело. Типичные симптомы бессимптомного коронавируса!»

– Типун тебе на язык! – фыркнула Виолетта Морозова. – Не знаю, как кто, а я этой ночью до утра глаз не сомкнула. Три таблетки снотворного выпила, – без толку!

– А что пьешь? – поинтересовался Роберт.

– Да то же, что и все, – прима вынула из сумочки пачку таблеток и помахала нею у Роберта перед носом.

– А ты как провела ночь? – Роберт дурашливо приобнял Киру за плечи и жарко задышал ей в ухо. – Не скучала? А то я могу помочь развлечься… Или ты тоже, как и чеховская Маша, сохнешь по Треплеву, то бишь, Максу?

– Отвянь, – Кира дернула плечом и сбросила его руку, – и не подходи ко мне ближе, чем на полтора метра! Тем более, без маски.

– Скучно с вами, – зевнула, потянувшись, Лариса Горбенко. – Пойду-ка я покурю, пока шпионить за мной некому.

Курить в санатории строго воспрещалось, поэтому Ларисе приходилось прятаться от бдительного персонала в укромных местечках. Однако ее хитрость пресек Ревунов.

– Никуда не разбегаемся, начинаем репетицию. Кира, милочка, давайте вот с этого места, – он принял горделивую позу, приосанился и проникновенно произнес. – Нет, ничто так не печалит нас среди веселий, как томный, сердцем повторенный звук!

– О, если б никогда я не певала вне хижины родителей моих! – подхватила Кира. – Они свою любили слушать Мери…

– Не в моде теперь такие песни! – вступила Виолетта. – Но все ж есть еще простые души: рады таять от женских слез и слепо верят им…

Морозова пробуравила Ревунова взглядом. О его слабости к женским слезам и не только был прекрасно осведомлен весь околотеатральный мир северной столицы. Борис то и дело порывался увлечься кем-нибудь на стороне, но Виолетта держала его в ежовых рукавицах.

Не выдержав прессинга, «простая душа» предложил перейти к другой сцене.