Обитель Солнца (СИ) - Московских Наталия - Страница 7

Кара криво улыбнулась, хищно изучив его взглядом.

— Все-таки ты был прав, в этом что-то есть, — сказала она, завернувшись в легкое шелковое одеяло и сев на кровати.

Бэстифар осклабился.

— Я ведь говорил, что ты оценишь мою затею по достоинству.

— Я даже почти забыла, что мы в тюремной камере, — хмыкнула Кара.

— Полагаю, это был своеобразный вид пытки для местных заключенных, — прикрыл глаза Бэстифар. Губы его все еще растягивались в самодовольной улыбке. — Могу поспорить, каждый из них отдал бы все, чтобы оказаться на моем месте, стоило им услышать нас.

Кара игриво прищурилась.

— Каждый из них и так бы все отдал, чтобы оказаться на твоем месте.

— Ты ведь поняла, о чем я, — качнул головой аркал. Кара, плотнее завернувшись в одеяло, встала с кровати, прошлась по холодному каменному полу и остановилась напротив Бэстифара.

Она до сих пор не могла поверить, что он попросил Дандрина перенести кровать в большую тюремную камеру, которую предварительно тщательно вымыли его слуги. Надо думать, таких просьб аллозийский монарх не получал никогда.

И ведь хватило же у него наглости озвучить такую просьбу аккурат после заключения военного союза, — хмыкнула про себя Кара.

Бэстифар встретился с ней взглядом и ухмыльнулся.

— Если тебе понравилось, можем поменяться местами, — предложил он.

Кара улыбнулась лишь уголком рта, сбросила одеяло и медленно, по-кошачьи начала забираться на кровать, грациозно приближаясь к нему, пока их лица не замерли в паре дюймов друг от друга.

— Нет, — низким бархатным голосом отозвалась она, — ты нравишься мне так. В таком положении я могу делать с тобой все, что пожелаю.

Бэстифар расплылся в заговорщицкой улыбке.

— Не терпится узнать, что же ты пожелаешь со мной сделать.

Кара отстранилась и провела рукой по его животу. Он нетерпеливо вздохнул и ощутил легкую приятную дрожь от ее прикосновения.

— Ты удивительная, — вдруг тихо произнес он.

Кара не ожидала услышать ничего подобного. Она почувствовала в его высказывании какую-то непривычную для обстановки глубину и внимательно всмотрелась в его темные глаза.

— Среди нас двоих это определение больше подходит тебе, — нервно хмыкнула она.

— Нет.

В его взгляде вдруг промелькнула необыкновенная тоска, и Кара, искренне изумившись, вновь легла рядом с ним. Мгновение спустя она все же взяла с пола у кровати ключ и открыла кандалы, позволив Бэстифару, наконец, опустить руки. Он даже не подумал потереть запястья после оков, но с интересом уставился на красные отпечатки, оставшиеся на руках. Миг спустя он провел по быстро переставшим кровоточить царапинам на плечах и вздохнул.

— Только с тобой у меня возникает хотя бы иллюзия, что я способен чувствовать все. Что в какой-то момент мои ощущения не оборвутся.

Кара сочувственно нахмурилась. Она много лет думала, что Бэстифар попросту не понимает своего счастья. Огромная часть жизни проходит рука об руку с болью, а аркалы наделены величайшим даром никогда не ощущать на себе ее гнета. Однако, глядя на Бэстифара, она понимала, что можно страдать от такого неведения. Кара не знала, все ли аркалы мучаются этим любопытством, удовлетворить которое никогда не смогут, или эта ноша легла на плечи одного лишь малагорского царя.

— Я ведь говорю, что это ты удивительный, — вздохнула она. — Тебе причиняет боль само отсутствие боли. Но ты можешь ощутить это, лишь как тоску по неудовлетворенному любопытству.

Бэстифар хмыкнул.

— Боги, ты опасный человек, Кара, — усмехнулся он. — За эти пятнадцать лет ты научилась читать меня так хорошо, что мне уже ни при каких обстоятельствах ничего от тебя не скрыть.

Кара изумленно округлила глаза.

— Пятнадцать лет?! — воскликнула она.

— Мы познакомились в 74-м. Забыла? — игриво спросил Бэстифар. Кара улыбнулась и опустила голову.

— Я помнила, как, но не помнила, когда.

— Женщины и их отношение к прошедшим годам! — закатил глаза Бэстифар, и Кара ожгла его взглядом в ответ. Он приблизился к ней. — Так что ты решила, любовь моя? Полезешь в кандалы?

Кара попыталась подавить всколыхнувшееся в ней чувство от того, как он только что ее назвал. Никогда прежде он не говорил ей ничего подобного. За все… пятнадцать лет. Воистину, тюремная камера меняет людей.

— Нет, — улыбнулась Кара, поцеловав его. — И ты не полезешь. Я хочу, чтобы ты был в состоянии шевелить руками.

С этими словами она толкнула его на спину и с упоением придалась удовольствию, почувствовав прикосновение его горячих рук.

***

Грат, Малагория

Семнадцатый день Реуза, год 1474 с.д.п.

Ell’ sthmoth dor par khat xhalir. Ell’ sthmosa rott para tragharia, ell’ ta-gratte afe um venerri hssi basa. Tasterver sotha eymi vin al’-Bjirr.

Забудь свой дом, где ты жила, забудь родство со своей семьей, забудь все, с чем была когда-то связана. Отныне твоя жизнь — край миражей.

Эти слова навсегда отпечатались в памяти Кары. С ними закончилась ее прежняя жизнь и началась совершенно новая. Она не знала древнемалагорского языка, но слова судьи, который дублировал приговор на древнем наречии Обители Солнца, а затем зачитывал его на международном языке, отчего-то запомнились вплоть до каждой буквы.

Год назад, в Оруфе она узнала от портовых сплетников, что законы Малагории сильно отличаются от законов, принятых на материке. Суды Малагории признают, что смертная казнь за преступление — не самое жестокое наказание, ибо руками палача на плахе вершится насильственная смерть, на которую Великий Мала всегда проливает свой свет милосердия и позволяет жертве такой смерти быстрее переродиться и вернуться на Арреду. Гораздо более тяжкой участью являлось забвение при жизни — и с этим Кара была совершенно не согласна. Провинившегося официально отлучали от дома и изгоняли из города, после чего он целый год вынужден был странствовать и выживать только собственными силами. Лишь через год — при условии, что ему удастся выжить, — отлученный имел право попытать судьбу в другом городе Малагории. Покидать территорию Независимого Царства ему на этот период запрещалось. В родной город он также не имел права возвращаться — там о нем забывали навсегда и стирали любые упоминания о нем из всех возможных источников.

Так на четырнадцатом году жизни стерли из истории Оруфа Кару Абадди, дочь предводителя городской стражи, завидную невесту и отравительницу.

Мать Кары умерла, дав ей жизнь, и ее отец, Саид Абадди взялся за воспитание дочери, надеясь взрастить из нее изысканную наложницу, которая могла бы позже попасть в гарем царских жен. Он обучал ее чтению, премудростям и политическим тонкостям. На счастье Кары, она быстро схватывала и была способной ученицей, не обделенной и красотой, чему так радовался отец, пока его дочь подрастала.

С каждым годом Саид все чаще говорил ей, что, чтобы стать одной из жен царя Малагории, она должна превосходить во всем своих столичных соперниц. И есть лишь одно умение, которое она никогда не сможет почерпнуть из книг, которые он приказывал ей читать. Поначалу Кара не понимала, на что намекает ей отец, а тот, в свою очередь, глядя на нее странно горящими глазами, отмечал, как сильно она с каждым днем становится похожа на свою мать.

Лишь на тринадцатый год своей жизни, когда женская доля настигла ее, она с ужасом осознала, чего выжидал Саид Абадди и какому умению так надеялся обучить ее. Она знала, что не позволит сотворить с собой ничего подобного. В ночь на пятнадцатый день Мезона 1472 года Кара Абадди решила бежать из своего дома, однако городская стража, подчинявшаяся ее отцу, не позволила ей этого сделать. Девочку поймали и вернули в отчий дом, где Саид Абадди впервые поднял на нее руку и ударил плетьми пять раз. Он позаботился о том, чтобы не изуродовать прекрасное тело, предназначенное для царского гарема, однако будучи капитаном городской стражи, он прекрасно знал, как причинить боль, не оставив отметин. От криков собственной дочери он совершенно потерял рассудок и все же преподал ей тот урок, о котором грезил все эти годы.