Дар берсерка (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 63

– Пусть сначала повоюют мужчины, – все так же спокойно объявила она. - Тор с Хеймдалем уже идут сюда. Хоть цепь, которой Один пытался сковать дракона,и порвалась – но на Торе его пояс силы, Мегингъёрд…

– Я не видела никакой цепи, - негромко уронила Исгерд.

– Я тоже! – резко бросила Труди. - Эту цепь не могут… то есть не могли разглядеть даже боги! Α нащупать её был способен лишь тот, кто держал первое звено. Бог Один принес в этот мир Глейпнир, цепь, которой когда-то сковали волка Фенрира…

Труди замолчала, подумав с сожалением – принес и потерял. Если бы удалось сковать черного дракона хоть на время! Но Глейпнир, похоже, не выдержал, когда Ёрмунгардсон начал темнеть и оборачиваться двухголовой тварью. Даже цепь, которую темные альвы сделали из того, что порвать нельзя – из шума кошачьих шагов, рыбьего дыхания, птичьей слюны и корней гор – не одолела дракона…

Воргамор за спиной младшей Гунирсдоттир, в теле которой сидела Фрейя, молчали.

Пусть осознают, чем все это может для них кончиться, холодно подумала Фрейя-Труди. Пусть поймут, что конец старого мира – и костры для волчьих ведьм – все ближе. Злее будут. Эти бабы еще могут пригодиться…

– Подождем, - уронила Труди. – К разъяренному дракону лезть не стоит – пришибет и не заметит. Пусть он сначала сразится с Тором, на котором его пояс силы Мегингъёрд. С копьем в кишках это будет нелегко. Тем более, что копье в драконьем брюхе – Гунгнир, который и сам сосет силу. И Великий Один где-то здесь, он не ушел из Мидгарда. Все только начинается. А вот если отродье Локи выстоит и одолеет Тора… тогда мы с ним встретимся.

– Как скажешь, госпожа, – ровнo отозвалась Свала.

А потом все трое оглянулись в сторону Конггарда – потому что оттуда донеслись крики.

Эйнар, несший две бадьи,торопливо подошел к кухне. Обогнул по дороге воз с битой птицей, стоявший перед входом – и пнул дверь. Позвал Кольскега, негромко, настойчиво.

Створка распахнулась почти тут же, Эйнар нырнул внутрь.

А ещё через пару мгновений оба парня выскочили из кухни. Угрюмо зыркнули по сторонам, присели за телегой, поставив между собой горшок с углями. Подержали над ним стрелы – вернее, края бересты, намотанңой на стрелы…

Потом люди Харальда почти одновременно вскинули луки. Натянули их, сидя в укрытии – между телегой с битой птицей и стеной кухни, поднимавшейся сзади.

Пара стрел косо чиркнула по небу. Зазубренные железные наконечники вонзились в просмоленную до черноты крышу Конггарда, стоявшего рядом с кухней.

И тонкий тес, заботливо промазанный сосновым дегтем – от дождей, от влаги, чтобы не сгнило, чтобы не перекрывать крышу заново каждый год – мгновенно полыхнул. День, как назло, выдался солнечный, так что смоляная корка на дереве оказалась сухой.

В тес вoнзались все новые и новые стрелы. Эйнар с Кольскегом натягивали луки без остановки. А пламя ползло по крыше, жадно облизывая черный скат рыжими языками, пока что призрачными, полупрозрачными. Заполыхало высоко…

Стpажники у частокола смотрели в сторону предместий – и начавшийся пожар заметили не сразу. Но все же заметили. Кто-то завопил:

– Пожар! Конггард горит!

Со стороны скотного двора в ответ донеслось карканье. На этот раз негромкое, потому что вороны поднялись так высоко, что с земли казались едва различимыми точками…

Кольскег с Эйнаром выпустили ещё по паре стрел в конек мужского дома, стоявшего справа от кухни. И побросали луки. Метнулись к Конггарду, завернули за угол, а потом понеслись в сторону ворот. На бегу истошно кричали, безжалостно коверкая слова:

– Пламя! Гореть! Помогай!

Им повезло. С той части частокола, что смотрела на кухню, запоздало заорали:

– Поджог! Те двое – лучники! Держи их!

Но от глазастых стражников Эйнара с Кольскегом уже прикрыла громада Конггарда. А воины, попадавшиеся им навстречу, воплей о поджигателях не слышали. Ещё и потому, что парни Харальда орали громче.

В крепости меж тем разгоралась суматоха. Люди, бежавшие к скотному двору, останавливались, заслышав крики со стороны Конггарда. Кто-то уже несся к кухне – за ведрами, за водой. Вопил один из хирдманов, посылая людей за баграми,топорами, лестницами…

И вопли о поджигателях окончательно утонули в общем шуме.

Ордлаф, как только расслышал крики, встрепенулся. Быстро глянул на крышу Конггарда. Над резными воронами, украшавшими конек,темной лентой поднимался дым.

Вот и дело нашлось, подумал он довольно. Если Астольф потом спросит – что ты делал, хирдман Ордлаф, после того, как убили моего отца? - можнo будет ответить, что тушил пожар.

– Все к Конггарду! – рявкнул Ордлаф. - Надо погасить пламя, пoка оно не перекинулось дальше! Иначе тут все сгорит!

Воины повиновались охотно. Черное чудовище у подножия вала как раз успело прикончить последнего человека – и вскинуло голову, разглядывая людей возле частокола…

Толпа, собравшаяся на вершине вала, быстро потекла прочь.

Две сотни воинов, спрятавшихся в домах у реки, дым над Конггардом заметили даже раньше стражников – потому что не спускали с него глаз.

И прежде, чем в крепости закричали о пожаре, на улочки предместий высыпали рабы. Шли они по одному, по двое, кое-кто тащил вязанки с хворостом – в которых время от времени что-то побрякивало…

Там и тут, расслышав доносившиеся от частокола крики, на улицы выскакивали упсальские хозяйки. И заворожено таращились на столбик Конггарда, не обращая внимания на рабов.

По черной крыше радостно танцевало пламя, заметное даже из предместий. Пускало в предвечернее небо полосу смолистого дыма, становившуюся все гуще…

Рабы, шагавшие по улицам, перешли на трусцу, как только раздались крики. Добежав дo подножия вала, все они поворачивали налево – так что по дороге возле крепости вскоре потянулась целая цепочка оборванцев.

Сзади,из улочек, появлялись все новые фигуры. Грязные, с веревками на шеях, с коротко обрезанными волосами.

Стражники у частокола сейчас почти не смотрели на дорогу у подножия вала. Часть из них убежала тушить пожар и ловить поджигателей. А те, что остались, глазели на Конггард, полыхавший рядом. И на мужской дом, горевший по соседству…

Лишь один из стражников разок оглянулся на предместья. Заметил сгорбленные фигуры, бежавшие по улочкам, но не встревожился. Ρабов могли послать хозяева – разузнать, что случилось в крепости,или сбегать на торжище за мужьями. Когда горит так близко, всем становится тревожно. Дома в Упсале были деревянные, огонь легко мог перекинуться на предместья…

Кольскег с Эйнаром почти добрались до ворот, когда мимо проскакал всадник. Осадил коня перед распахнутыми створками, крикнул:

– Ингви и его сын Хальвард убиты! Это сделала какая-то черная тварь! Летучая, с секирой! Смотрите в оба, может, она и сюда прилетит!

Α потом воин пригнулся к холке, свистнул, и невысокий жеребец вылетел за ворота. Радостно затарабанил копытами по склону, свернул у подножия вала направо, в сторону торжища – и фьорда…

Мужики у ворoт, уже замeтившие огонь на крыше Конггарда, сбились в кучу перед створками. Начали перебрасываться короткими фразами, глазея на пожар.

Только старший из стражников молчал, вполуха прислушиваясь к их разговорам. Стоял чуть в стороне, хмурился, разглядывая не столько огонь, бушевавший на крыше – сколько небо над крепостью. И мужской дом за небольшим пустырем напротив ворот, а ещё склоны вала, уходившие направо и налево. Как бы та тварь, о которой кричал вестник, не появилась и не налетела…

На двух рабов, подбежавших к воротам, старший в дозоре глянул исподлобья. Зло спросил:

– А телегу где потеряли? И тех двоих?

– Их забрали, чтобы воду таскать! – крикнул Кольскег. – На телегу бочку поставили! А мы бежим к хозяину, рассказать, что здесь случилось!

Он пoчему-то перешел на чистейший нартвежский выговор – то ли забылся,то ли растерялся. И хоть выговор северного Нартвегра отличался от здешнего, все же для людей Ингви он звучал узнаваемо. Слишком правильно для грязного раба.