Голубая луна (СИ) - Мах Макс - Страница 14

Она не помнила, как вернулась к Юэлю, и что случилось потом, воспринимала в полсознания. Смутно вспоминалось, как он дотащил ее до бивака. И там, напившись вина и завернувшись в плащ и два одеяла, Герда легла поближе к огню, согрелась и, наконец, заснула сном без сновидений. Спала долго. Нурен, посовещавшись с Юэлем и Тильдой, дал ей выспаться до первого света, но, проснувшись, она не смогла есть и весь день чувствовала себя обессилившей и разбитой. Почти не разговаривала, сидела нахохлившись на своей лошади, но из седла не выпадала, ехала со всеми. Днем на привале сжевала горсть черного изюма, запив его парой глотков вина, и до вечера, как сомнамбула, качалась в седле. Никто ее ни о чем не спрашивал, но все смотрели с подозрением, вот только ей на это было наплевать. Все стало вдруг безразлично, ко всему пропал интерес, но она безропотно двигалась с отрядом по горным дорогам, которые с каждым днем становились все хуже и хуже. Ехала, шла, ела и спала. Голова была пустой, и все вокруг представлялось серым и безжизненным.

Так прошло дней пять или шесть, - Герда не считала, - а потом... Она вынырнула из своего странного забытья сразу вдруг. Вздрогнула, почувствовав на себе чужой взгляд, отклонилась назад, пропуская над собой летящую ей в грудь стрелу, и скатилась с лошади, упав в можжевеловый куст. Вокруг, как гром среди ясного неба, разверзся ад. Ржали и крутились на месте зажатые в скальной узости лошади, кричали люди, звенела обнаженная сталь. Однако Герда, вылетевшая из седла несколькими мгновениями раньше, каким-то чудом оказалась вне боя, а еще через минуту и вовсе нашла себя за спинами нападавших. Судя по одежде и оружию это было какое-то горное племя, и напали они с обычной для горцев целью - ограбить жителей низин. Но люди Нурена оказались трудной добычей, они умели воевать и дрались не на жизнь, а насмерть. Это была их работа. Этому их учили. Этим они занимались всю жизнь.

Понаблюдав за схваткой пару-другую мгновений и уяснив себе характер боя и расклад сил, Герда с трудом выпуталась из куста, сбросила мешавший двигаться плащ, прошмыгнула между больших валунов и, оказавшись за спиной одного из нападавших, ударила его засапожником под левую лопатку. Сделала она это, подчиняясь автоматизму отработанного приема, и даже не подумала о том, хватит ли у нее сил, чтобы убить одним ударом довольно крупного мужика. Сил хватило, роста - тоже. Горец рухнул, как подкошенный, а Герда, успевшая вырвать кинжал, уже неслась к другому воину. Этот что-то почувствовал или, может быть, услышал, и как раз разворачивался к ней, но попросту не успел, нож из ее рукава вылетел раньше. Кидала с левой руки, на бегу и не отдышавшись. Метила в грудь, попала в лицо. Куда-то в верхнюю часть бороды - в рот или подбородок, - но главное, выиграла то самое мгновение, которого иногда не хватает, чтобы решить, кому жить, а кому умирать. На этот раз жить выпало ей: кинжал вспорол брюхо горца, а удар плечом в грудь опрокинул его на спину.

"Можно и в позе наездницы..." - Но додумать Герда не успела, получив удар в бок.

К счастью, бил не мужчина, а женщина - какая-то горянка с занавешенным "салфеткой" лицом. Сила удара не та, да и женский сапожок не то же самое, что окованный железом сапог могучего воина. Тем не менее, Герда от боли чуть не взвыла, упала на плечо, оставив засапожник в животе поверженного врага, и оказалась безоружная лицом к лицу со взбесившейся женщиной, чьего мужа или брата - ну, не отца же, в самом деле, - она чуть было не оседлала. У горянки ятаган, - и ударь она им вместо ноги, дело обернулось бы худо, - а у Герды лишь ее короткая наваха и сломанные ребра. Тем не менее, ей хватило самообладания, сил и ловкости, чтобы уклониться от первого удара, поднырнуть под второй, и в следующее мгновение ее нож вошел женщине в горло. И в этот момент с Гердой случилось странное. Она почувствовала жар, словно в лицо ей пахнуло из разверстой хлебной печи, и жар этот "омыл" ее всю, разом сжигая усталость, боль и растерянность. Сердце ударило в грудь, кровь вскипела, и Герда почувствовала непреодолимую жажду убивать. Следующие полчаса она этим, собственно, и занималась. Сначала с ятаганом, потом с коротким копьем, которое достала из мертвой руки убитого ею воина, а потом с чьей-то саблей, которая была для нее тяжеловата, но в азарте боя Герда этого даже не заметила. Она металась между камней, атаковала, не задумываясь о силе противника, парировала удары, рычала и орала непристойности, падала и поднималась, и снова раз за разом вступала в бой. Кровь заливала ее с головы до ног, стекала по лицу, засыхала коркой на разбитых губах, но ей все было нипочем, и ничто, казалось, не сможет ее остановить.

А потом все неожиданно закончилось, и она нашла себя стоящей среди трупов и все еще живых, но агонизирующих врагов, с окровавленной саблей в одной руке и ятаганом в другой. В паре шагов от нее стоял согнувшийся вдвое Нурен, но он, похоже, не был ранен. Просто устал и пытался отдышаться.

- Живая? - окликнул ее Юэль. - Ну и горазда же ты драться, Аниз! Просто бешеная сука, не прими за оскорбление!

"Оскорбляться? - рассеянно подумала Герда, осматривая поле боя. - Еще не хватало!"

- Сам-то как? - спросила, выглядывая остальных участников экспедиции. Кто-то был на ногах, а кто-то, увы, нет. Слуга Нурена, например, и Карл Борг. А Тильда была ранена и пыталась зажать рукой рану на плече.

- Подранен слегка, - поморщился старшина, отвечая на вопрос Герды. - Стрелой, выблядки, в спину кинули. Ты, поди, тоже не без дырок. Вся в крови...

Но "дырок" на теле Герды не оказалось. Ребра были сломаны, ушибов столько, что и не сосчитать. Все тело, наверное, один большой синяк. И болело все тоже не по-детски, но при всем при том, Герда ощущала удивительный подъем. Ее сердце ликовало. В душе праздник, и кровь несется по жилам, как вода в горной реке. Нашлись силы и Тильду подлатать, и Юэля, и других. Обрабатывала раны часа два, чистила, зашивала, перевязывала, и только потом пошла к близкой реке, разделась догола, окунулась в ледяную воду, вынырнула, выдохнула со стоном и снова ушла под воду. Но, когда обтершись наскоро запасным платьем - спасибо, хоть лошади не разбежались, - переоделась в чистое, и, выпив яблочного бренди, которое до этого дня в рот ни разу не брала, села у наскоро разведенного костра, то едва ли не со звериным аппетитом сжевала краюху трофейного ржаного хлеба, приличный брусок козьего сыра с запашком и круг копченой колбасы, запивая все это простое, но сытное пиршество ягодным вином из захваченного у горцев бурдюка.

К этому времени, ситуация уже прояснилась. Напали на них действительно горцы, и все, что характерно, полегли, хотя их и было более, чем вдвое больше. В основном, мужчины, но среди них находилось и несколько женщин, которые дрались не менее отважно, но в силе и воинском искусстве значительно уступали своим мужчинам. В отряде почти все были ранены и четверо убиты. Пострадали несколько лошадей и пропала часть груза. Нетерпеливые горцы, еще даже не победив, начали срезать с захваченных лошадей вьюки, а когда ситуация переменилась, упустили добычу, частью уронив в пропасть, а частью в реку. К несчастью, в тех тюках, что попали в воду, лежали сухари, мешочки с кукурузной мукой и пшеничным зерном и прочая походная еда. Потери удалось частично возместить трофеями, но у горцев почти не оказалось муки и крупы, одни только мясо и сыр, да еще вот хлебные лепешки. А территория, по которой предстояло идти в ближайшие шесть-семь дней - высокогорные плато, охваченные ранней зимой, - не сулила ничего хорошего: здесь практически не было человеческого жилья, и виды на охоту были весьма сомнительны. Зверья здесь сейчас было мало, зимняя бескормица.

Тем не менее, раненые, замерзшие и голодные они одолели эту часть пути и, спустя, восемь дней уже спускались в долину Мены, по ту сторону Высоких гор. Герда прошла весь маршрут то пешком, то на коне, не жалуясь, и не стеная. На самом деле, она, разумеется, делала и то, и другое, но только строго про себя. Желание сохранить перед окружающими образ бесстрашной и неутомимой воительницы оказалось сильнее жалости к себе и всех прочих глупостей. Однако правду сказать, намерзлась она на горных тропах едва ли не на всю жизнь. Так ей, во всяком случае, казалось. Усталость и пустой желудок тоже не способствовали хорошему настроению. Но было и кое-что еще, что приводило Герду в полную растерянность и заставляло страдать по-настоящему. С тех пор, как она посетила древний мегалитический храм перволюдей, ее магия исчезла, кажется, без следа. Сейчас Герда не смогла бы зажечь и самого слабенького светлячка. Все, что у нее осталось от прежнего могущества, это пара амулетов, да немного экзотических зельев, сваренных ею в Ароне на пике своей силы. Не приходила к ней больше и Другая Герда, а Неистовой богини и след простыл, словно бы, никогда рядом с Гердой ее и не было. Единственное, что вселяло в сердце Геры надежду, была ее наваха. Нож, получивший странное благословение Древней богини, придавал ей силы, когда их уже не было и в помине, согревал стылыми ночами, отгонял страхи, сжигал робость. И это не являлось плодом ее воображения. Так все и обстояло. Стоило Герде взять его в руку, как нож оживал, делясь с ней бодростью, силой и теплом, и кое-чем еще, о чем она точно не просила: гневом, темной страстью, мстительной злобой и неукротимым желанием убивать врагов...