Вечность - Деверо Джуд - Страница 38

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая

— Не будешь ли ты столь добра объяснить мне, почему перспектива визита одного из твоих безупречных братьев заставляет тебя белеть, как рисовая пудра?

— Интересно, что ты знаешь о рисовой пудре? И кроме того, где ты научился так хорошо разбираться в корсетах и другой женской одежде? Далее, я ненавижу тебя за то, что ты оставил меня одну на шесть недель и еще два дня, пытаясь решить, наконец, любишь ты меня или нет. Если бы я села в дилижанс тогда, сейчас меня могло бы уже не быть на свете. Меня, например, могли бы убить индейцы или, если тебе угодно знать…

Он поцеловал ее, чтобы заставить замолчать.

— Ты не увильнешь от ответа на мой вопрос, затеяв этот спор. Так что в твоем брате тебя так пугает?

— Я ничего тебе не скажу в отместку за то, что ты никогда не рассказывал мне о себе. — Кэрри скрестила руки на груди и поджала губы.

— И после этого ты заявишь, что совсем не скрытна, не так ли?

Кэрри взглянула на Джоша:

— Разве это не то же самое, что и таинственность?

— Кэрри, ты опять стараешься уйти от ответа.

Руки Кэрри безвольно упали.

— Ну ладно, — произнесла она. — Это не просто один из моих безупречных братьев, это ‘Ринга. Самый старший. И самый безупречный.

Джошу это, похоже, ничего не объясняло. Он непонимающе посмотрел на нее:

— Насколько я успел понять, любой из твоих братьев может служить образцом настоящего мужчины.

Кэрри вздохнула. Как можно описать, что из себя представляет ‘Ринга, человеку, который его в глаза не видел.

— ‘Ринга действительно безупречен. Другие мои братья… ну, скажем так, они не без недостатков.

Услыхав это признание, Джош удивленно вскинул брови, словно отказывался верить, и Кэрри скорчила ему рожицу. Трижды поцеловав ее, Джош уселся на свое место и приготовился слушать дальше.

— ‘Ринга никогда не лжет, не мошенничает и, как говорят, вообще не подвержен никаким человеческим слабостям. Поручи ему что угодно — и он выполнит все лучше, чем кто-либо другой. Единственное, что можно сказать о нем плохого: это то, что ‘Ринга — самая большая вредина из всех моих братьев. — Тут Кэрри улыбнулась. — ‘Ринга — не такой, как все люди.

Джош возвел глаза к небу:

— Так почему же предстоящее появление здесь этого ангела во плоти делает тебя столь несчастной?

Кэрри закрыла лицо руками:

— Я сама не знаю почему. Ему никогда не нравилось то, что я делаю. Я уверена, если мама рассказала ‘Рингау о моей проделке с теми бумагами, которые я заставила отца подписать, то он сейчас мной очень недоволен. — Сморкаясь в носовой платок Джоша, она рассказала мужу, как подсунула доверенность в кипу деловых бумаг, предназначенных отцу на подпись.

Джош был ошеломлен:

— И после того как ты призналась родителям, что натворила, они не уничтожили эти бумаги и не посадили тебя под замок в твоей комнате?

Кэрри снова высморкалась.

— О нет, конечно же нет. Мои родители и братья всегда, мне во всем потакали и давали все, чего я хотела. Вот только ‘Ринга… — Она снова заплакала.

Несколько минут Джош старался переварить полученную информацию. Избалованное дитя, всегда получавшее то, чего ей хотелось. Если ей угодно попутешествовать одной через всю страну, отправиться в дикие дебри Колорадо — а для этого обманом проставить подпись отца на бумагах, позволяющих ей выйти замуж за человека, которого она даже никогда не видела, — пожалуйста! Все, чего только ни пожелает их дорогая крошка! «И что же получается, — думал Джош. — Все выходит именно так, как хочет Кэрри. Она получила мужа и двоих детей, любящих ее так, как любят, например, солнце и ветер».

— Почему ты так смотришь на меня?

— Думаю, что твой братец ‘Ринга, возможно, прав в отношении тебя.

— Что за чушь ты несешь! Ну прямо как ‘Ринга. Он постоянно советовал отцу отдать меня в монастырь, а ведь мы даже не католики.

Джош закашлялся, чтобы скрыть смех, но Кэрри было трудно провести. Она вскочила с кушетки и поклялась, что больше вообще никогда не будет с ним разговаривать.

Притянув Кэрри к себе и усадив на колени, Джош принялся целовать ее. Она сначала сопротивлялась, затем расслабленно приникла к нему.

— Ну хорошо, радость моя, скажи мне, наконец, чего ты боишься? — Кэрри не ответила, тогда Джош начал осторожно поглаживать ее по голове.

— Все дело во мне, не так ли? Ты не хочешь, чтобы брат узнал, что твой муж — бедный фермер, который не может даже дать тебе…

— Замолчи! — закричала она, вырываясь из его объятий. — Мне до смерти надоело слушать все время о деньгах! Это никак с ними не связано. У меня денег предостаточно.

— Но это деньги твоей семьи, — мрачно сказал Джош.

— К твоему сведению, теперь я сама зарабатываю себе на жизнь, и неплохо зарабатываю. — Кэрри прекратила кричать, заметив, что он ей не верит. — Ты, случайно, не обратил внимания на то, что с того времени, как ты последний раз был в этом городе, здесь кое-что изменилось? Ты можешь даже не говорить мне, что не был здесь уже очень давно. Это мне и без тебя известно. Каждый человек в этом городе считал своим долгом сообщить мне, что ты и эти бедные милые детишки добавлю, ты не заслуживаешь таких детей — превратились в отшельников. Скажи мне, это ведь правда?

— На какой вопрос я должен ответить? О городе или о детях?

Она закусила губу. Джош явно ее поддразнивал. Отвернувшись от него, Кэрри вдруг оглянулась:

— Ты, помнится, называл меня совершенно бесполезным человеком. Ты сказал это потому, что я не умею готовить и не хочу учиться убирать и мыть. А знаешь, что я могу делать?

— Да. — Он сказал это таким тоном, что Кэрри покраснела и запнулась.

— Я могу… ну, конечно, я могу делать деньги.

— Из пустых жестянок из-под консервов? Или ты используешь магическое варево из жабьих языков и тому подобной ерунды?

— Нет, все гораздо проще. Я зарабатываю деньги. И если ты, Джошуа Грин, еще раз вздумаешь надо мной смеяться, я клянусь своим именем, что больше никогда не лягу с тобой в постель.

Джош не засмеялся. Перед угрозой подобного наказания у него совершенно отпала охота веселиться.

Снова усевшись, Кэрри рассказала ему, как она открыла магазин. Она поведала, как, оказавшись в грязной маленькой гостинице, провела два дня за сочинением посланий. Она написала женам всех влиятельных людей Денвера. Жители Вечности снабдили ее необходимыми адресами и именами всех более-менее состоятельных особ.

— И чем же ты прельстила этих женщин? — Джош был не на шутку заинтересован.

Кэрри ответила, что написала о том, что ее братья, недавно вернувшиеся из Парижа, привезли ей слишком много платьев. Кроме того, они были столь глупы, что привезли ей наряды всех воображаемых размеров и расцветок, какие только можно было отыскать в Париже.

— Крик о помощи, вот как я это понимаю, — заметил Джош без тени улыбки.

Она быстро досказала остальное. О своих первых покупательницах, о том, как она наняла швей и как не позволяла глупым дамам носить то, что им не шло.

— Ты бы видел это! Женщины, весящие по двести фунтов, в белых шифоновых платьях с оборочками, и худенькие, безгрудые дамы в черном. Для последних я начала подкладывать в корсажи вату. Ну, ты знаешь: «Господь наш вату предложил…»

— Не думаю, чтобы я это знал.

— Господь наш вату предложил для дам, кому дать бюст забыл, — продекламировала Кэрри.

Джош не рассмеялся, хотя, чтобы удержаться, ему пришлось как следует хлебнуть бренди.

— И как называется твой магазин?

— «Париж в пустыне».

Джош поперхнулся бренди, на Кэрри полетели брызги.

Отряхнув платье, Кэрри сурово прищурилась:

— Уж не надо мной ли ты смеешься?

— Нет, любовь моя, вовсе нет. «Париж в пустыне» — превосходное название. Оно чудесно гармонирует с именем Чу-Чу.

Кэрри была не в силах определить, шутит он или говорит серьезно. Закончила она свой рассказ сообщением о том, как процветание ее магазина помогло улучшить состояние дел во всем городе.

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая