Шипучка для Сухого (СИ) - Зайцева Мария - Страница 42

Я замираю.

Жадно смотрю в его глаза.

На его расширяющиеся зрачки, на мертвенную бледность, моментально высветлившую лицо до цвета весеннего снега.

Он медленно поднимает взгляд на меня.

И в глазах его…

В глазах его, жестких, жестоких даже, знакомое выражение.

Словно я — самое дорогое, что есть в его жизни, главное чудо, нечто невероятное и неземное.

Он всегда так смотрел на меня.

С первой нашей встречи.

Ничего не изменилось.

До сих пор.

Ну привет, Олег! Ты меня нашел.

Расколдуешь?

— Как думаешь, на колени упадет?

Лысый задумчиво оценивает диспозицию, две застывшие друг напротив друга фигуры на крыльце, закуривает.

— Вряд ли… — Ремнев неодобрительно косится на дым сигареты, но замечания не делает, — он же не Носорог…

— Ну да… — соглашается Лысый, не без удовольствия выдыхая дым прямо в сторону Ремнева, — у Паши-то ноги послабее будут.

— Да кто бы говорил, — подначивает Ремнев, — сам-то, бл*, как про второго узнал, так чуть мимо стула не сел!

— Да не пори херни, — огрызается Лысый, заметно смущаясь, — вообще не было такого.

— А то я не присутствовал, когда тебе Расческа твоя звонила и матом в трубку визжала, что ты, козлина такой, подставил ее. Никакой осторожности!

— Заткнись, а? — сопит Лысый, — я-то уже все, пережил, а тебе предстоит еще!

И тут же замолкает, понимая, что сказал.

А Ремнев наконец-то отворачивается от немой сцены на крыльце, которую они с Лысым наблюдают с почтительного расстояния, чтоб, не дай Бог, под стрелу не попасть, и смотрит на Мишу. Нехорошо сузив глаза.

— Не понял сейчас…

Лысый, осознав, что прокололся, только плечами жмет. Показательно не напрягаясь. Показательно.

— Все ты понял.

— Это ты откуда знаешь, сука? — Ремнев делает шаг к Мише, и даже, кажется, пытается руки распустить, взять за грудки, но Лысый уходит в сторону и легко толкает в плечо, предупреждая, чтоб не зарывался. — Откуда ты знаешь то, чего я не знаю?

— Оттуда. От Маринки!

— А какого хера ты разговариваешь с моей женой? И какого хера она тебе говорит о ребёнке раньше, чем мне? — уже орет Ремнев, мало себя контролируя и пытаясь опять поймать Лысого.

Хорошо, что эту тупую ситуацию никто, кроме них не видит.

Их босс уже отмер и утащил свою глубоко беременную находку с холода в тёплое помещение, и теперь явно выйдет нескоро. Может, уже наказывает ее там. Хорошо бы. За все их нервы полугодичные.

Лысый бы вот точно наказал, если б его Ленка такое сотворила. Она и за меньшее огребала по жопе.

— Да утихни, Отелло, бл*, - шипит он, отходя, на всякий случай, на два шага назад. А то с этого придурка станется начать кулаками махать.

Нет, они таким образом отношения выясняли несколько раз, с попеременным успехом, но сейчас чего-то неохота ни за что отхватывать.

— Она Польке Носороговой только вчера сказала! А Полька — Ленке! А Ленка — мне! Ленка сказала, она даже тест еще не делала. Вот сделает — тогда тебе скажет. Так что прости, сюрприз испортил тебе. Но ты все равно удивись. Понял?

Ремнев какое-то время сопит тяжело, изучая невозмутимую физиономию подкуривающего очередную сигарету Лысого.

Потом выдыхает. Поправляет лацканы пальто. Лысый усмехается про себя пижонскому жесту.

— Ну, как думаешь, ждать его?

— Нет, поехали. Ему не до нас. Завтра или послезавтра покажемся, он должен быть в настроении. Тогда и про «Глобал» опять закинем удочку.

— Да, нормально. А то жаль, поллярда уплывает.

— Вот именно!

— Слушай, а ты вообще мог представить, что ему вот так башню из-за бабы снесет?

— Нет. Он всегда таким монолитом казался…

Они идут к стоянке, разговаривая, как ни в чем не бывало, обмениваются рукопожатиями с Васей, караулящим у машины Сухого, идут к своим, продолжая беседу.

— Да, мне тоже.

— А оказалось, нормальный мужик.

— Да, со своими слабостями.

Они прощаются кивками, рассаживаются по своим машинам и разъезжаются в разные стороны.

Каждый к своей слабости.

Которая есть у любого нормального мужика.

— Олег, классный руководитель Димы просила прийти отца.

— А классному руководителю Димы не судьба все решить через тебя? Или, на крайний случай, у нее есть мой номер. В отличие от многих, кстати!

— Нет. В последний раз, когда она звонила, ты переключил ее на Васю.

— Потому что она какую-то ерунду малосущественную втирала, я даже разбираться не стал.

— Она говорила о том, что твой сын слишком часто отсутствует на занятиях. Для первого класса это недопустимо. И слишком много времени уделяет спорту.

— Это как? Она такого не говорила. Я вообще не понял, что она несла. А у Димки скоро соревнования. Он там всех порвет.

— Олег!

— Олька… Ну что ты хочешь от меня? У меня сейчас совещание, между прочим, партнеры из Флориды… Давай на Васю переключу?

— А давай я с Васей жить буду? А?

— Не получится, Шипучка, у него жена и двое детей, третий на подходе, кстати. И вообще, я не понял сейчас про жить в Васей? Это что еще такое?

— А я с ним все равно чаще, чем с тобой общаюсь!

— Ты чего там пузыришься, Ольк? Как ты себя чувствуешь вообще? Опять перепады настроения? Не тянет ничего? Не болит?

— Черт…

— Олька!!! Я звоню Машке.

— Нет!

— Значит, Вася звонит в скорую!

— Да ты там с ума сошел? Это не болезнь, в конце концов! Нормально все. Просто она пинается. И я соскучилась.

— Ладно. Я сейчас вылетаю.

— Нет уж. У тебя там американцы.

— Похер. У меня здесь ты.

Твои глаза даны мне в наказанье

За то, что не поверил я в судьбу.

За то, что семимильными шагами

Куда-то не в ту сторону гребу.

Твой аромат и цвет волос коньячный

Мне тоже наказание и грех.

За день, бездумно прожитый, вчерашний,

За мой сумбурный завтрашний успех.

Твоя улыбка — это испытанье

Моей закалки, силы воли. Зря

Ты сокращаешь смело расстоянье,

Тебе б подальше, дальше от меня!

А ты чиста, открыта, так красива.

И сердце мне своей улыбкой жжешь.

И вот поверь, не буду рвать я жилы,

Чтоб дать уйти. И ждать, когда уйдешь.

Мое ты наказанье и награда.

Мой сладкий сон и самый сильный страх.

Не устоять мне. Что же, значит надо

Тебя носить все время на руках.

Конец