Подаренная ему (СИ) - Ковалевская Алиса - Страница 23

— Тебе тоже, — взяв новое печенье, равнодушно сказала я и заметила затаившуюся в уголке его рта усмешку. Поджала губы. Кто о чём, а вшивый о бане.

Догадаться, чего от меня хотел Алекс, было не трудно. Я же надеялась только на то, что всё кончится быстро, потому что сил на его изощрения у меня не осталось. На смену пульсации в висках пришла головная боль, дрожь сменилась ознобом, а внутри образовалась пустота. По дороге в ванную я снова и снова задавалась вопросом, что же всё-таки произошло, однако ответа на него так и не было.

Размотав полотенце, я повесила его на крючок и подошла к зеркалу. Губа разбита, на щеке царапина, на скуле — не то ссадина, не то только-только начинающий проявляться синяк — сразу и не понять. На руки даже смотреть было страшно.

— Ты извращенец, — заключила я, вытащив из волос палочку.

— Ещё какой, — стягивая не до конца расстёгнутую рубашку через голову, согласился он.

В который раз недоумевая, на кой я ему сдалась, я задержала на Алексе взгляд. Красивый, богатый мужик с рабочим членом и огромными возможностями. И я… Мало того, что вид, словно после бомбёжки, так ещё и с головой проблемы начались. Но нет… Ему, блядь, в душ! Заставив себя отвернуться, я зашла в кабинку. Появившийся вскоре Алекс осмотрел меня с головы до ног. Поджал губы, покачал головой и включил воду. И что вот это всё значит? Недоволен или наконец дошло, что эстетическим удовольствием тут и не пахнет? Так какого хрена от меня нужно?! Вон та… Длинноволосая, холёная, с кожей, словно бархат, и сиськами…

— Обопрись о меня, если тяжело стоять, — склонившись, тихо сказал Алекс мне на ухо и, развернув, заставил опереться о свою грудь.

Мысли так и оборвались, не дойдя до логического завершения. Я ощутила, как ладони его скользят по моему животу, на миг останавливаются и скользят вновь.

Попыталась отстраниться, но он прижал меня ближе. Удерживая, взял с полочки гель и выдавил себе на ладонь. Растёр, взбивая пену, и принялся намыливать мои плечи. Я чувствовала, как пальцы его разминают мои скованные мышцы, как ладони ложатся на лопатки и опять поднимаются вверх. В горле образовался ком, и я уставилась в стену. Только не чувствовать. Только не чувствовать! Обхватив под грудью, он привлёк меня к себе. Прикусил кожу на затылке. Член его упирался мне в поясницу: твёрдый, большой. Я подумала, что сейчас он толкнёт меня к стене, как частенько делал это, но вместо этого он только потёрся о меня, шумно выдохнул и, наклонившись, хрипло сказал мне на ухо:

— Знала бы ты, как я хочу тебя трахнуть.

— Так что тебя останавливает? — осведомилась я, чуть повернув к нему голову.

Он с шумом вобрал в лёгкие воздух. Лизнул меня за ухом и, накрыв грудь ладонью, стал потихоньку водить, растирая гель.

— Ты себя видела?

— Видела. — Я отвернулась. И какого дьявола?! Хочет трахнуть — пусть трахнет и всё. А он хочет. А если ему синяки мешают… Тогда какого чёрта он меня трогает?! Какого чёрта вообще происходит?! Повернувшись к боковой стене, я уставилась на наше с ним отражение. Как погляжу, любит он зеркала…

— Боюсь, если сейчас я сделаю с тобой всё, что хочу, тебе будет очень больно, — снова заговорил он. — Потому что я хочу взять тебя вначале вот сюда, — пальцы его проскользили по складкам моего лона, потом поставить тебя на коленки и хорошенько трахнуть в рот, — вторая ладонь обрисовала губы. Мне нравится, как ты берёшь в рот, Стэлла, — указательный палец, скользнув внутрь, прошёлся по моим зубам. — Да… — потихоньку зарычал он, покусывая мой затылок. — А напоследок мы бы попробовали тебя вот тут, — ладонь его переместилась на мои ягодицы. Раздвинув их, он обвёл анус, нажал, проталкивая палец внутрь. Неглубоко, всего на одну фалангу. — Ты представить себе не можешь, как я хочу вставить тебе сюда. Нагнуть тебя и… — Он скользнул глубже, погладил меня изнутри, но уже буквально через пару секунд убрал руку и, шлёпнув меня по заду, всё так же сипло проговорил: — Поверь, детка, я всё это с тобой сделаю. Но не сейчас.

Я смотрела на наше с ним отражение и чувствовала дрожь. Странную дрожь, вызванную не страхом, не хаотичными мыслями, не ужасом пережитой ночи, а его словами. Он продолжал намыливать меня — неспешно, будто наслаждался каждым моментом, его напряжённый член всё так же тёрся о меня, а я ловила себя на том, что никогда ещё ни один мужчина так сильно меня не хотел. Вот так, чтобы отказаться от возможности взять здесь и сейчас, а дождаться… Чего? Чего он хочет получить от меня? Моё тело? Или нечто большее? Куда больше, чем я могу ему дать? Он хочет, чтобы я откликалась, чтобы реагировала на его ласки, его прикосновения. Хочет вернуть моё тело к жизни, но если он сделает это…

— Алекс, пожалуйста, не надо, — сглотнув горький вязкий ком, вставший в горле, попросила я, когда он принялся намыливать мои плечи. Осторожно, словно каждое его касание было больше, чем есть. От плеча к запястью кончиками пальцев и обратно по внутренней стороне, вырисовывая невидимые узоры.

— Что не надо? — продолжая, поинтересовался он.

— Вот этого не надо, — развернувшись, я посмотрела ему в лицо. — Не надо делать так, чтобы я чувствовала.

— А ты чувствуешь? — Самодовольный взгляд и ямочка на щеке. Обхватив за талию, он привлёк меня к себе и опустил руку на лобок. Хорошенько намылил, а после, раздвинув половые губы, добавил: — Как-то не заметно.

Удерживая, он обхватил свой член и принялся размеренно водить по нему рукой. Глубоко задышал. Хватка его ослабла, и я сделала крохотный шаг назад.

— Отойди к стене, — приказал он. — Хочу смотреть на тебя.

По телу опять побежали мурашки. Вначале я было отступила, но замешкалась и, ослушавшись, дотронулась до его живота. Может быть, ему и было не заметно, но внутри меня закручивалась невидимая спираль, и я хорошо понимала, что это такое. Как он это сделал?! Моё тело подводило, предавало меня. Вначале разум, не давший возможности спрятаться, а теперь тело. Кто он?! Что он делает со мной?! Как?! Ведь я… я пустая, мёртвая. Во мне же нет ничего. Выжженное поле. Если он продолжит, надавит сильнее…

— Стэлла, — предупреждающе процедил Алекс, жёстко перехватив мою руку. — Не играй с огнём. Я могу и передумать.

— Давай я помогу, — сказала я, не отводя глаз, и положила вторую свою ладонь поверх его.

Взгляды наши скрестились. Он смотрел на меня, я — на него, и никто не хотел сдаваться первым. Наконец он кивнул и убрал свою руку. Блаженно прикрыл глаза, когда я обхватила его пальцами и принялась ласкать. От основания до головки, обратно, касаясь взбухшей венки. Он был таким огромным, что я едва обхватывала его. Чувствовала его силу, его желание, и никак не могла унять собственную дрожь. Едва ощутимую и почти незаметную, но уже сейчас пугающую меня до мозга костей. Проведя несколько раз по всей длине, я дотронулась большим пальцем до головки, стёрла выступившую капельку и опять принялась гладить пальцем. Второй рукой коснулась мошонки и стала ласкать там. Алекс запрокинул голову, стиснул зубы и гортанно застонал.

— Быстрее, детка, — выдавил он.

Я стала водить пальцем быстрее и немного жёстче. Понимая, что ему мало, вновь обхватила ладонью и подошла настолько, чтобы кончик упирался мне в живот. Он опять застонал, и я ощутила, как член его напрягся. Облизала губы.

— Развернись, — приказал Алекс, и я, выпустив его, повернулась к нему спиной. Услышала его выдох и почувствовала, как он кончил мне на ягодицы. Не знаю, что я должна была чувствовать… Нет, как раз-таки знаю — ничего. А вместо этого я чувствовала, как стучит моё сердце. И спираль внизу живота я тоже чувствовала — тёплую, ненормальную.

— Спасибо, — к моему удивлению просипел Алекс мне на ухо, прижимая меня спиной к себе.

— Не за что, — отозвалась я, и поняла, что тоже слегка осипла.

Внезапно у меня мелькнула шальная мысль. А что, если… Что, если я смогу?! Смогу стать ему нужной? Что, если я смогу согреть серебро его глаз? Ведь я могла бы… могла бы попробовать. Сердце забилось ещё быстрее, горло сжалось. Я снова посмотрела на наше отражение и увидела всё, как есть: он — полный жизни и я. Пустая, исковерканная, ни на что не способная. Рано или поздно он поймёт, насколько сильно я изломана. Поймёт, и на этом всё закончится. Нет… Такая, как я, просто не может быть нужной. Никому. А ему — тем более.