Расскажи мне всё! (СИ) - "Меня зовут Лис" - Страница 60

Ноги превращаются в тысячетонные колонны, в горле толкается тошнота — я пытаюсь шагнуть вперед, но понимаю, что сделать этого не могу. Кто-то тянет меня за запястье обратно во двор.

— Идем, Эвердин.

Алекс, появившаяся из ниоткуда, тащит меня прочь, словно крошечный электровоз, уводя к черному выходу.

— Что ты делаешь? — вырываюсь я и кричу на нее, но мои протесты не производят на девушку никакого впечатления.

— Пит разберется сам! Если он сказал уходить, значит, для этого были веские причины, — добавляет она.

Почему Пит велел уходить? Кому он велел уходить?

— Алекс, стой, — торможу я ее и прислушиваюсь. Мы уже ушли за пределы особняка и отошли на достаточное расстояние от центральных ворот. Впереди только лес, и я не имею ни малейшего понятия, зачем она тащит меня из дома.

Из-за ельника начинает подниматься солнце. Скоро рассвет, и небо уже посветлело. Где-то вдали разносится гул, словно огромный пчелиный рой.

— Значит, они нападут сегодня, — шепчет Алекс, поднимая глаза к небу и всё ещё не выпуская мое запястье.

— Кто они?

Трава, доходящая нам почти до середины бедра, начинает клониться к земле, гул становится сильнее, и мне приходится приложить усилия, чтобы перекричать его.

— Тринадцатый, — говорит она, указывая рукой на небо, и заливается громким смехом. — У них получилось!

— Но как? — я застываю в недоумении, потому что сама лично видела президента Дистрикта-13, брошенную в камеру. — Тринадцатого больше не существует. Я сама видела в кабинете Сноу, видела в темнице. Их президент…

Она смотрит мне в глаза и, улыбаясь, произносит:

— Теперь мой отец.

— Но он же мертв, — хочу возразить я, но не успеваю произнести и слова, как раздается взрыв. Я машинально поворачиваюсь в сторону города и только потом понимаю, что на воздух взлетел наш дом.

— Черт, Финник, Пит! — шепчет Алекс.

***

Месяц до конца

Я ненавижу похороны.

Даже пусть церемония и проходит в тысячах миль от меня — это сути дела не меняет. Традиции есть традиции. Хотя, я уверен, Хеймитч бы не хотел, чтобы менторы Капитолия, облаченные в идеально сидящие костюмы с мрачным видом провожали его в последний путь. На его празднике прощания с жизнью должен литься ликер рекой, а в бокалах у присутствующих изысканно колышется красное вино. Эбернети никогда не пил вино.

На большом экране еще идет трансляция церемонии из Двенадцатого. Проповедь была недолгой, никто не плакал. Но в тот момент, когда гроб с его телом опустили в почерневшую от пыли землю, мой желудок скрутило. Видимо, ощущение того, что жизнь когда-то заканчивается, наконец настигло границ моего понимания.

Много лет подряд мы с Хеймитчем бок о бок проходили через игры. Ломали комедию перед спонсорами, на пару виртуозно лгали. По ночам обсуждали новые планы вовлечения людей в сопротивление, понимая, что жизни наши похожи на выступление воздушных акробатов, исполняющих смертельные трюки под куполом цирка. Только страховка в Капитолии не полагается.

Теперь я работаю не на Капитолий. И даже не на Тринадцатый. Я работаю на Крейна, который мечтает свергнуть Сноу, заполучив Тринадцатый. Звучит хуже, чем раздвоение личности.

Наконец, за спиной Эффи я могу разглядеть ее, ту самую девушку с косичкой. Она не плачет. Только не на людях. Я знаю, что если она и даст волю слезам по погибшему ментору, то только дома, за закрытой дверью, где её болезненный вой не услышит ни одна живая душа.

Китнисс бросает на крышку гроба горсть земли и смотрит в мои глаза.Так, как если бы я стоял там, напротив. Знает ли она, что по ту сторону камеры, я вижу ее? Конечно, нет.

Люди в тренировочном центре начали расходиться, официальная церемония закончилась, но я не могу пошевелиться. Стою, будто замороженный.

Я подхожу ближе к мерцающему экрану, словно Китнисс в двух шагах от меня, и любуюсь ее лицом. Годы идут, но она становится только великолепнее. Здесь в Капитолии много привлекательных девушек, но Эвердин все равно лучше их. Она естественна. Без задней мысли я осторожно дотрагиваюсь до ее лица на экране, но девушка отворачивается и шагает в чужие объятья. Хоторн кладет подбородок на ее голову, обернув руки вокруг плеч. Я нажимаю на кнопку выключения.

— Эй, таинственный незнакомец, тебя ждут в комнате для банкета, — слышится голос Алекс из-за моей спины. — Кое-кто просил тебе кое-что передать, — она выдыхает и многозначительно смотрит на меня.

Я знаю, что Алекс виделась с отцом. Практически все готово к перевороту, остались лишь незначительные детали. Но на этот раз Алекс произносит то, что я, определенно, услышать был не готов:

— Ему нужно, чтобы ты сдал Коин.

***

— Пит!

Спустя секунду я уже бегу обратно, среди гнущихся от ветра кустов, перепрыгивая через разбросанные куски черепицы. Колонна планолетов движется на Капитолий, но их не волнует то, что сейчас происходит на его окраине.

— Это был дом Аннабель, мы думали ей можно доверять, — на бегу пытается объяснить Алекс, стараясь перекричать ветер. Дыхание девушки периодически сбивается из-за рвущихся на свободу слов. Поскользнувшись на влажной утренней траве, она падает, но поднимается и, догнав меня, продолжает бег. — Он набрал мне сообщение. Мы всегда обменивались ими, когда нужна была помощь. Это был наш негласный договор. Пит написал только два слова «Уведи Китнисс» и я…

Алекс, вытирая нос рукавом, заходится рыданиями.

— Китнисс, я… — говорит она. — Если бы я знала, я бы никогда не оставила его там.

Я киваю. Нет времени на то, чтобы жалеть друг друга.

Как раз-таки Пит все прекрасно знал. Он думал только о том, как спасти нас. Пора и нам подумать о том же и спасти его.

— Наверняка эта стерва приревновала его и предала нас. Я сразу поняла это, как только Финник привез тебя, — кричит Алекс.

Когда мы подбегаем к ограде, над домом поднимаются серые клубы дыма. Он жжет легкие, глаза слезятся. Второго этажа больше нет, как и крыши, но несколько стен стоят нетронутыми, значит, есть надежда, что там, под завалами, Пит и Финник смогли выжить. Я несусь к развалинам, но перед самой оградой на меня кто-то налетает, сбивает с ног и валит в грязь.

— Крыло подбили? Бедная ты птичка!

Внутри застывает кровь, потому что я предельно хорошо запомнила этот низкий голос. Я не спутаю его ни с одним, потому что такого липкого ужаса не чувствовала… с сегодняшнего утра.

Я кидаюсь за забор, но в мою лодыжку вцепляется рука, сжимая ее с такой силой, что кость начинает хрустеть.

— Куда это ты, Китнисс. Вот мы и встретились, — шипит Август, дергая мою ногу назад. Осколки черепицы и битые стекла впиваются в голые руки и ладони, раздирая до крови, но я не могу позволить схватить себя.

Я со всей силы лягаю его в бедро, но стоит встать на ноги, как меня тут же подхватывает еще один охранник под руки, открывая для удара под дых. И тяжелый кулак обрушивается на солнечное сплетение. Я начинаю задыхаться. На долю секунды наши с Августом глаза встречаются, но его взгляд выражает лишь презрение, а затем меня отбрасывают, как куклу, в сторону. Перед глазами плывет, когда спина с глухим стуком ударяется о все еще стоящую стену дома. Я пытаюсь подняться на ноги, но Август наклоняется ко мне и произносит, хватая за волосы и заставляя смотреть ему в лицо:

— Где она?

Я понятия не имею, кого он имеет ввиду, сплевываю кровь на его ботинки, но Август не замечает, а только смотрит по сторонам и кричит своим солдатам: — Найти девчонку.

И тут я понимаю, кого они ищут. Алекс. Ведь, если план Пита удался и нападение на Капитолий неминуемо, то сейчас только жизнь дочери нового президента Тринадцатого может спасти Августа от трибунала.

— Да, и спасибо, что привела меня прямиком к Мелларку, Китнисс, — говорит он, ступая на обломки дома, пытаясь отыскать среди них дочку Крейна или самого Пита. А я надеюсь лишь на то, что девушке хватило разума понять, что к чему, и скрыться.

Трое его приспешников без промедления выполняют команду и начинают раскапывать завалы. Они в полном обмундировании, будто готовились к этому нападению заранее, в бронированных жилетах, как были на тех, что преследовали меня утром.