Бывший муж (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 12

— Какой-то неправильный младенец, — задумчиво сказал Илья.

Дело было вечером. Мы сидели за кухонным столом, я пыталась рисовать, а Илья читал вслух. Читал монотонно, нагоняя сон, который я стряхивала с себя заметным усилием.

— Что в нем не так?

— Глаза.

Я вгляделась. У пухлощекого карапуза и правда глаза неправильные. Должен быть счастливым, а смотрит с таким испугом, словно его людоед в свое логово тащит. Вздохнула — и правда никуда не годится. Порвала бумагу пополам, пятый младенец уже за сегодня, скоро тошнить от них будет.

Звонок в дверь был таким неожиданным, что я вздрогнула. Первая мысль — папа что-то забыл и вернулся. Нет, у нас есть друзья, но не такие, чтобы без предупреждения в десятом часу вечера, когда я только начинаю битву за то, чтобы совеныш шел спать. Гостей мы не ждали, я поймала удивленный Илюшкин взгляд.



— Я сама, — сказала я Илюшке, который бросился к дверям. — Иди в комнату.

Мой голос звучал напряженно, я видела, как сыну интересно. Звонок прозвенел еще раз, ударил по ушам и нервам. Илья все же не ослушался, ссутулился и понуро побрел к себе. Я приникла к глазку. Вздохнула. Стиснула кулаки. Вот он, кошмар моих последних дней во плоти. Собственной персоной. И такой соблазн не открывать дверь, не впускать его в мою жизнь больше.

— Янка, — просит Ярослав, словно угадывая мое желание. — Я слышу, как ты сопишь за дверью.

Я могу не открыть, думаю я. А если он не уйдет так просто? Тогда я добьюсь только того, что снова напугаю сына. Он и так после той моей выходки смотрит настороженно. Я ненавижу себя и дверь открываю. Смотрим друг на друга, молчим. У Ярослава волосы чуть растрепаны, на щеках — минимум трехдневная щетина. В глазах усталость. А еще от него густо пахнет алкоголем.

— Ты пьян, — утверждаю, не спрашиваю я.

Словно мы снова женаты и я имею право его упрекать. Сама на себя сержусь за эту фразу, жалею, что произнесла, но — слово не воробей.

— Да, — устало отвечает он. — Пустишь? Я ненадолго.

— А если я скажу нет?

Он улыбается, словно не верит, что я могу ему отказать. Входит, огибая меня. В прихожей с любопытством оглядывается — он у нас в первый раз. Затем разувается, ставит ботинки в сторону, у стенки. Идет на кухню, садится на табурет, замолкает.

— У меня дочка родилась, — говорит он. — Вчера.

— И ты как истинный мужчина решил напиться по этому поводу.

Он снова улыбается. Подпирает рукой щеку, мой бывший мужчина, смотрит на меня долго-долго. Мне не по себе. Я вдруг вспоминаю, что срок у его жены был небольшой. Как она плохо выглядела. Как испуганно смотрела. Вспоминаю свой дурной сон. Все… не к месту.

А Ярослав берет со стола разорванный пополам рисунок, про который я уже забыла. Соединяет половинки. Смотрит на нарисованного мной испуганного младенца. Внимательно так. У меня… вдруг слезы подкатывает к горлу. Нет, я не буду плакать, нет. Давно уже все пережито. И этот мужчина — чужой. Не просто по факту разлуки. Я не чувствую его своим больше, хотя когда-то казалось, босиком за ним пойду. Потом оказалось — комфорт мне дороже. Босиком больно.

— Как назвали?

Ярослав задумался.

— Никак… никак не назвали. Ты позовешь Илью? Я на минуту и домой поеду… дела.

У нас тоже были дела когда-то. Кроватка, которую Ярослав тащил по лестнице, так как в тесный лифт она отказывалась влезать даже в разобранном виде. Как потом собирали ее, теряя детали. Как привезли домой Илью. Вот он кричал! В жизни бы не подумала, что такое мелкое создание может так громко верещать. И вдруг горько стало от мысли, что Ярослав проходит через эти приятные хлопоты, а я больше не пройду. Сознательно. Я решила больше не выходить замуж, не рожать детей. У меня есть Илья, интересная работа. Мне этого хватит для счастья. Должно хватить.

— Илья! — уступаю я неохотно.

Он показывается через несколько секунд — значит подслушивал. Он умница, мой семилетний защитник, но любопытства ему не отнять. Я сомневаюсь доли секунд но оставляю их наедине. Впрочем, далеко не ухожу, как истинная мать своего сына буду подслушивать.

— Маленькая, — говорит Ярослав. — Меньше трех килограмм. Ты был куда больше. Здоровяк.

— Мама рассказывала…

Молчат. В квартире снова становится жутко тихо и я снова думаю о том, что нужно завести кота. Чтобы вмешивался в такие паузы, не давал им длиться.

— Я решил… что ты вполне можешь дать ей имя. А то уже нужно свидетельство о рождении получать, а она у нас безымянная.

Разве можно просить о таком семилетнего мальчишку? Во-первых он отца то знает от силы месяц, если не меньше. Во-вторых вопрос очень важный, а моего сына интересует хоккей да комиксы. Сейчас предложит Джину Грей или Гамору.

— Я не знаю, — предсказуемо говорит Илья. — Я ее даже не видел. Я вообще младенцев видел только по телевизору.

— А какое имя тебе нравится?

— Мне вообще девочки не нравятся, — запальчиво возражает сын. — Только мама. Еще Екатерина Викторовна, моя училка. Она классная. Может, Катей? А то Яна у нас уже есть.

У нас, горько улыбаюсь я. Только у тебя, сынок.

— Катя… — перекатывает на языке Ярослав. — Красивое имя. Спасибо.

Илья прошел мимо, я вышла из подполья. Ярослав уже обувался, с его ботинок порядком натекло. Его визит и правда занял лишь несколько минут.

— Спасибо, — вдруг сказал он.

— За что?

— За все, — пожал плечами Ярослав.

Когда я вернулась на кухню, поняла, что нарисованного младенца нет. Не было его и в мусорном ведре. Он не завалился под стол. Исчез. По всему выходило, его забрал Ярослав. Чудные творятся дела, необъяснимые.



Меня преследовал трусливая надежда, что кроху не выпишут до того, как Дашка встанет на ноги. Я очень волновался за мелкую, а еще — боялся ее. Она была слишком, слишком хрупкой. Но на третьи сутки после родов у жены развил я сепсис, за ним вторая остановка сердца. Я начал надеяться, что ее просто выпишут. Когда-нибудь.

— Если бы роды проходили в другой клинике, — терпеливо говорил врач. — Вашу жену бы не спасли. И это не хвальба. Это факт. Сейчас у вас есть надежда.

И Дашку ввели в кому. Искусственную, словно мне от этого легче. И отказывались давать прогнозы, только уповать на надежду. Старшая медсестра, которая часто ко мне выходила посоветовала молиться. Я не ударил ее только из уважения к ее полу и возрасту.

Девочка, имя к которой еще не прилипло, уже получила свидетельство о рождении. Катюша. Катя. Екатерина. Я перекатывал имя на языке и старался к нему привыкнуть. Этот маленький человек в моей жизни навсегда. У Кати началась желтушка, частая у недоношенных детей, она потеряла триста граммов веса. Но насчет ребенка прогнозы делали с удовольствием — она здорова. И ее скоро выпишут.

Колено, словно чувствуя, как мне хреново добавило и свою лепту — отчаянно ныло. В воскресенье, когда мелкой была ровно неделя я встретился с Ильей. Под бдительным взором Яны, разумеется. Чувствую, наедине с сыном после последней выходки она еще нескоро меня оставит.

— Весна настала, — констатировал я.

Она посмотрела на меня пытливо, затем отвела взгляд. О чем думает? Явно не о весне, которая несмотря на календарь еще не спешила. Парк утопал в снегу, дорожки чистили, но их снова припорошило. Мы шагали и позади оставались отпечатки. Мои большие, Илюшкины мелкие, и Яны — словно дико винный зверек проскакал, остренький сапожок и тонкая шпилька каблука.

— Ты не слишком похож на счастливого отца, — заметила Яна.

Илья убежал кататься на ватрушке с горы. Даже у меня перехватывало дыхание, когда он на бешеной скорости слетал вниз, хохоча зарываясь в снег, а Янке наверное и вовсе волнительно. Мы присели рядом на припорошенную снегом лавку. Словно… словно семья. Я прогнал это ощущение, закурил. Янка поморщилась.

— Парк. Дети.

— Ни на одного ребенка я не дымлю.

Да, нечего было воображать. Счастливый, блядь, папаша двух детей. Один из них меня не знает. Вторая только ждет часа познакомиться. И это знакомство меня пугает. Няня, которую мы с Дашей старательно подобрали заранее, по своему контракту освободится только через три недели. Мелкую скоро выпишут. Даша в коме. Счастлив ли я? Если только очень глубоко. Страшно ли мне? Да пиздец как.