Бывший муж (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 25

Не знаю, получалось ли у нее напиться, но язык развязался явно, столько слов разом мы друг другу наверное с момента расставания не говорили.

— А зачем тебе храбрость именно сегодня?

Яна повернулась, посмотрела на меня. Взгляд такой, оценивающий, даже жутко. Сделала глоток вина. Уже через силу, видимо, напиваться ей не так уж и нравится.

— Ярик, — сокращение, которое она теперь так редко употребялала, резануло по нервам. — Нам срочно нужен запасной ребенок. Для Ильи.

На ней пиджак и джинсы. Пиджачок коротенький, приталеный. Яна его расстегнула и в сторону бросила. Под ним аскетичный белый бюстгальтер. Небольшая грудь, смуглота кожи контрастирует с белизной, удивительно, но это возбуждает просто невероятно. Впрочем, с Яной иначе быть не могло. Мне всегда казалось, что мы просто Инь и Янь. И не было людей подходящих друг другу более, чем мы. И вместе с тем не было тех, кто мог бы поспорить с нами в невозможности ужиться.

— Яна, — мягко сказал я, и слова пришлось проталкивать через пересохшее горло. — Это не выход. Новый ребенок может просто не подойти, и ты это знаешь. И он не запчасть. Это новый маленький человек, который останется с нами навсегда.

Я говорил, а она джинсы снимала. Трусы на ней розовые. Спереди мультяшка нарисована из хрен знает какого мультика. Видимо собираясь, она совершенно не заботилась о том, чтобы выглядеть более соблазнительно.

— Яна…

— Хватит говорить, — попросила она. — Просто трахни меня уже. У меня день подходящий.

Вот сейчас, когда она стояла передо мной в нижнем белье, такая испуганная и храбрая одновременно, мне вдруг захотелось заплакать. Как ребенку. По тому, что у нас было, что не смогли уберечь, что могло бы быть. И Яну еще хотелось, да. Со всеми ее тараканами вместе.

Янка же шагнула ко мне. Сняла лифчик. Кожа смуглая, соски темно-коричневые, когда-то она смеялась, что в их роду точно татаро-монголы наследили. Так близко, такая потрясающе обнаженная. Я сглотнул слюну, попытался вспомнить все свои доводы. Разумные, к слову.

— Хватит думать, — теперь уже потребовала.

Прильнула ко мне, я не успел отреагировать, а может и не хотел — подсознательно. Торчащие соски чувствую через тонкую ткань моей футболки. И пахнет Яна… Вином немного. И, наверное, грехом. Соблазном. Таким, которому невозможно противиться.

Ее руки задирают мою футболку. Холодные ладони обжигают кожу. Я отодвигаюсь, отступают в темноту коридора, хватаю ее руки, пытаясь остановить — веду себя, как девственница на первом свидании. Просто я знаю, что этого не нужно делать. Это разобьет и то немногое, что я сумел склеить. И кажется — тогда мы с Яной потеряем друг друга окончательно.

— Ларин, — горячо шепчет она. — Если мы не родим этого ребенка, то Илье будут делать химиотерапию два года. Два года! Я искренне верю в то, что мы его вылечим, отказываюсь думать об ином. Но два года… Мы украдем у него детство. Нам нужен донор.

Говорит, льнет ко мне нагим телом. Мой организм, многие месяцы лишенный секса реагирует, как положено, член рвется в бой, Янка хихикает, чуть трется о него, лишая меня возможности думать. А потом и вовсе руками под шорты лезет. Пьяная, невозможно безрассудная Янка.

— Беременность длится девять месяцев. И никто не будет забирать кровь и костный мозг у новорожденного ребенка, Яна. Нужно будет еще несколько месяцев. Даже если младенец подойдет. Это тупик. Я найду донора.

— Обещаешь? — всхлипывает она.

— Да.

Я думал о том, что нам возможно придется родить ребенка. Но мы не могли запутать наши жизни еще сильнее, чем есть. В моих планах это было ЭКО и суррогатное материнство. Я, блядь, был женат, хотя помнить об этом, когда голая Янка в руках воистину невозможно.

— Ян, — обнимая ее осторожно напоминаю я. — Твоя рука все еще в моих трусах.



— По-моему ты не против, — меланхолично ответила она. — По крайней мере член.

Мне кажется, в ее голосе звенят слезы.

— Я женат.

Янка вскинула голову. Теперь смотрит на меня почти глаза в глаза, она ненамного ниже меня ростом. Я чувствую ее дыхание. Пытаюсь разглядеть в полумраке большого темного коридора, блестят ли ее глаза от слез. Безуспешно.

— Кого ты обманываешь? — спрашивает она. Потом стучит меня пальцем по груди. — Мы оба знаем, что я вот здесь. Навсегда. Первая жена. И неважно, что там у тебя в паспорте.

Губы приоткрыты, влажно блестит полоска белых зубов. Я позволяю себе совсем малое — целую ее. Коротким поцелуем, неловким. Янка руки закидывает мне на шею, прижимается всем гибким тонким телом.

— Яна…

— Мне страшно, — шепчет она прямо в мой рот. — Каждый день страшно. Я не сплю почти, Ярик. Только думаю, думаю, думаю. Если ты хоть немного меня хочешь, просто заставь меня не думать, хоть сколько-нибудь. А о нравственности подумаем потом.

Я мог бы отступить. Я сделал это сознательно, пусть мне потом в сто раз хреновей будет. Пусть меня ломает от приступов совести, жалости к Даше и крутит от ломки по Яне. Я заслужил. Потому что подхватил Яну под ягодицы и понес в комнату. Мимо кроватки со спящей дочерью. На постель, которую выбирала Даша.

А потом целовал. Как в последний раз, хотя почему как? Наверняка, так оно и есть, и от этого еще горчее было, еще острее. Прикусывал гладкую кожу. Нюхал. Втягивал в рот острые соски. Мял руками ее тело. Погружался, долбился в него, пьянел, терял разум. Янка тесно обхватывала меня ногами, вспотевшие тела скользили друг о друга, и я думал, что просто сдохну сейчас и, наверное, это будет лучшим выходом из ситуации.

Янка выгнулась, подставив под мой рот грудь, впилась ногтями в плечи. Я же, кончая, вдруг вспомнил, что член нужно было вынуть. Только поздно. И оргазм застал меня внутри нее, стенки влагалища содрогаются отголосками удовольствия, которые словно играют на моих нервах — приятно до боли. Охуенно.

Я скатился с Янки и лег рядом. Уставился в темный потолок. Лежим, слушаем дыхание друг друга.

— Знаешь, а ведь все зря, — вдруг говорит Яна. — Я не забеременею. Просто знаю, и все. Уверена.

Молчим. Я опустошен до предела. Хочется орать от безысходности и танцевать от восторга. Вот оно как бывает. Только колено чуть покалывает, хоть какая-то в жизни стабильность.

— Я найду донора. Землю переверну.

— Я знаю, — коснулась моего плеча, хотелось за руку ее поймать, прижать к груди, чтобы слушала, как бешено, захлебываясь от эмоций, бьется мое сердце. — Зато я не думала. Ни о чем. Вообще.

В гостиной тихо заплакала дочка. Именно так, как она умеет мастерски — горько, выворачивая душу.

— Иди, — тихо сказала Яна. — Твоя Катя проснулась.



Папа догадался сам. Не удивительно даже, я столько тянула, не в силах вообще найти слова чтобы рассказать. Моя тайна висела надо мной Дамокловым мечом.

— Все плохо? — вдруг спросил он позвонив ранним утром.

Утром того самого дня, когда я проснулась в своей постели разбитая, с похмелья, а на трусах, что валяются в ванной на пол брошенные — жизнь без ребенка здорово расслабляет, сохнет пятнами сперма Ярослава.

О да, папа. Все плохо. Ты даже не представляешь, насколько. Он знал, что Илья лежит в больнице из-за раны, навещал его, и только. Нужно все сказать, пока не началось лечение. Уже и Илья на меня обиделся, что ему приходится из-за моих страхов деду врать.

— Приезжай, — попросила я. — Расскажу.

Он приехал через два часа, точно похерив работу. Я как раз была на работе, бессмысленно пялилась в монитор экрана. Я никому не рассказала о том, что сейчас с Ильей происходит. У меня сложились дружеские отношения с моими коллегами, но мне не нужна была их жалость, да и зачем валить на чужих людей свое горе?

С отцом мы говорили в машине. До квартиры он бы не до терпел просто, а кафе и другие публичные места не подходят для таких вестей. Здесь хоть какая-то иллюзия уединения. Я говорила максимально нейтрально, стараясь напирать на хорошие прогнозы, но разве можно рассказать о таком оптимистично?