Однажды придёт отец...(СИ) - Белозерцева Таня - Страница 13

Жилось Гарри в доме Дурслей неплохо. У него с Дадли была пока одна комната на двоих, в ней было две кровати, один встроенный шкаф-гардероб, один письменный стол и два стула. Ещё над каждой кроватью на стене были полки и светильник-ночник: у Дадли в виде пузатого фонаря-бочонка, а у Гарри — глазастой совы. Полочки были личными, на них мальчики держали свои самые любимые и необходимые вещи. Прежде всего, конечно же, книжки. Хотя у Дадли книги стояли лишь для прикрытия, за ними он любил прятать стратегический запас орешков и пакетиков с чипсами. А Гарри свои книжки честно читал и после прочтения бережно хранил на полке, периодически стирая с них пыль.

Об уборке здесь стоит поговорить отдельно. Толстый Дадли от природы был ленив, если не сказать, избалован, будь он один в семье, Петунья не преминула бы воспитать его, как помощника себе, но судьба подбросила им Гарри. И Дурсли, как это порой случается, забили на воспитание своего ребёнка. Зачем? Если для этого есть удобный, нужный и послушный племянник, за которым уж точно некому присмотреть. И, начиная с шести лет, подросшего и окрепшего Гарри начали понемножечку нагружать работой по дому. Тут подмести, там помыть, полочки и столики от пыли протереть.

Дадлика работой не грузили, но если требовалась его помощь, лишняя пара рук или ног, звали. Как правило, Дадли не отказывался помочь, мелкие просьбы-поручения с удовольствием выполнял. Но он хитрец, очень ленивый хитрец: если его посылали принести почту из коридора, то он, видя, что Гарри ничем не занят в это время, увиливал от своих обязанностей. Выглядит это примерно так — Вернон коротко буркает из-за утренней газеты, доставленной мальчишкой-разносчиком:

— Принеси почту, Дадли.

Тот нагло отвечает:

— Пошлите за ней Гарри.

Вернон снова буркает из-за газетной стены:

— Гарри, сходи за почтой.

А Гарри, нахаленок, зная, что Дадли просто ленится, тоже начинает отбрыкиваться:

— Пошлите за ней Дадли.

Газета с шуршанием опускается на стол, Вернон, прищурившись, подозрительно обозревает две хитрые мордашки. Сорванцы сидят с самым невинным видом и, казалось, никакими силами их сейчас с места нельзя сдвинуть, нипочем не послушаются. Но дядя Вернон знает, куда нажать. Скорбно вздохнув, он сумрачно изрекает:

— Ясно. Никто из вас не хочет мороженого, я так полагаю?

Мальчишки, переглянувшись, срываются со стульев и наперегонки мчатся за письмами и счетами…

В общем, обыкновенные пацаны, растущие в обычной семье. Одинаково любимые и любящие, озорные пострелята.

«Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нем ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим…» Прочитав эти строки, Северус закрыл древнюю книгу и тупо уставился на обложку, вернее, на слова, вытисненные полустершимся золотом на растрескавшейся порыжевшей от времени коже:

«Волхование всех презлейшее».

Значит, ни говорить не станете, ни указаний никаких не дадите? Ну знаете… не для того я сюда прокрался, в кабинет директорский, воспользовавшись тем, что Дамблдор отбыл по делам министерским, чтобы вы тут заявляли, что я здесь ничего не найду. Черта с два! Вы у меня заговорите, буквы драные, кислотой из вас правду вытравлю!!!

И Северус, злясь на весь белый свет, утрамбовался поглубже в директорском кресле и принялся тщательно изучать находку, вышеназванную книгу о темной магии, раздел о крестражах, о которых она якобы не желала говорить. Он настолько глубоко погрузился в её бумажно-чернильные недра, что напрочь забыл о времени. Когда пришел Дамблдор и окликнул его от двери, Северус поднял на него тяжелый взгляд, налитый кровью и бешенством. Этот взгляд был в стократ хуже взгляда василиска, он замораживал ужасом и буквально пригвоздил директора к двери. Как мотылечка стальной иголочкой.

У Дамблдора аж горло перехватило, а воздух застрял где-то в трахее. Так на него даже Грин-де-Вальд не смотрел после его предательства. Задушено икнув, он жалко проблеял:

— С-с-северус… ч-ч-что случилось?..

— Вы! — выплюнул Северус, вложив в это коротенькое слово всю мощь вселенского гнева. В комнате ощутимо запахло озоном, а в наэлектризованном воздухе замерцали-затрещали голубенькие разряды молний. Особенно много их было вокруг серебряных штучек, не имеющих названий и стоящих на столиках и полках. От этого тихого рыка и общего настроя Дамблдор непроизвольно вжался в дверь. Налитые кровью глаза, казалось, просверлили в нем дыру и ласково, с нежностью Ганнибала Лектера, расковыривают его черепушку, откладывая на сковородку самые вкусные кусочки его мозга…

Да, когда прижмет, и не такое сделаешь. Северус безжалостно потрошил-легилиментил память Альбуса, выцарапывая из его глубин ВСЕ знания о крестражах. И видел.

— А ещё я умею разговаривать со змеями. Это обычная вещь для волшебника?

Эти слова произнес маленький мальчик, с холодной расчетливостью в глазах. Дамблдору-из-памяти стало не по себе от такого заявления, но он сдержался и сумел ответить как можно безразличнее:

— Нет, необычная, Том. Но это встречается.

Тот же мальчик, но уже на распределении, под Распределяющей Шляпой. Шляпа громко вопит:

— Сли-и-изерин!

И испуганные, панические мысли в голове Дамблдора-из-памяти: «о нет! Он всё-таки темный маг, да ещё и змееуст! Плохо дело… очень плохо».

И смотрел Северус, с отвращением смотрел, как вместо того, чтобы пригреть и приласкать маленького сироту из детского дома, недобрый старик окружает его стенами подозрения и отчуждения. А маленький Том, и так-то волчонок, злой и недоверчивый, как и всякий ребёнок, выросший в приюте, становится только хуже от такого отношения к себе.

Смотрел Северус и «эксперимент» Великого и Светлого волшебника Дамблдора, который он поставил над мальчиком, чтобы узнать его стремления. Подсунул ему ту самую книгу… С другими детьми это обычно срабатывало как лакмусовая бумажка, выявляя их сущности: едва вчитавшись в первые строки наитемнейшего трактата и осознав, о чем идет речь, подросток с криком отвращения и ужаса отбрасывал эту черную, мерзкую и кошмарную книгу. А Том заинтересовался черной магией и внимательно прочитал раздел о крестражах. Мысли Альбуса были полны омерзения: точно змееныш, противный и скользкий…

Том попросился остаться на лето в Хогвартсе, но его даже слушать не стали, выпнули вон. Осенью он вернулся исхудавший в дым, с глазами малолетнего убийцы. Вместе с ним в школу в тот год, в сорок четвертом, вернулись почему-то только чистокровные волшебники и ни одного магглорожденного. В чем дело, что за массовый побег? Оказалось, всех детей Лондона, Ливерпуля, Бристоля и прочих крупных городов эвакуировали в срочном порядке. И Том, что называется, на каникулах уткнулся носом в запертые ворота опустевшего приюта. Как он выживал два месяца под бомбежкой, осталось непонятным. Но Дамблдор отныне стал для него врагом номер один…

Северус вырвался из мозгов директора и с отвращением посмотрел в его испуганные глаза. Злобно осведомился:

— Вы идиот? Как можно было так поступить с ребёнком? Выпихнуть его под разрывы снарядов в дымящийся, разрываемый на части Лондон? И вы ещё удивляетесь, с чего так ребёнок испортился?! Дамблдор, вы мне противны!..

— Ошибки старого человека, — горестно произнес какой-то портрет со стены. Северус на это лишь фыркнул, оттолкнулся от Дамблдора и, открыв дверь, вышел вон.

О крестражах Тома он теперь знал. Помнил, как тот отдал на хранение Люциусу черную тетрадку, а Беллатрисе велел спрятать в сейф некий кубок. Самому Северусу Лорд приказал сварить редкий яд, убивающий не сразу, а после произнесения кодового слова, так называемая бомба с жидким таймером. Что ж, он постарался, сварил целый котел этой уникальной отравы, которую нельзя ни вылить, ни вычерпать, а только выпить…

С этого дня Северус превратился в детектива, шныряющего по школе и допрашивающего всех направо-налево. Портреты, привидения, учителя, все были допрошены вдоль и поперек. Прошло несколько недель, когда однажды ночью к нему в комнату просочилась Серая Дама, женское привидение башни Когтевран. В сопровождении весьма необычного спутника — полтергейста Пивза. Призрачные визитеры поведали ему целую мелодраму с кражей фамильного наследства, побегом в дальние страны, тайным браком со сценой ревности, завершившейся убийством и самоубийством главных героев — все Шекспиры с Ромео и Джульеттами отдыхают. Общая суть истории свелась к тому, что Елена Когтевран, очарованная словами подростка, раскрыла ему местонахождение украденной диадемы. Ну, а Пивз, кривляясь и ерничая, добавил, что видел пресловутую диадему в небезызвестной комнате, в той её ипостаси, в которой всё спрятано. И напоследок.