Неуловимая наследница - Карпович Ольга - Страница 3

– Догоняй! – крикнул Ник и, на вытянутых руках выставив перед собой доску, побежал к кромке моря.

Солнце обливало золотом его загорелую спину, и отчетливо видно было, как под кожей ходят сухие мускулы. Набежавшая волна обняла его сильные жилистые ноги, замочила цветастые шорты до колен, окатила хрустальными брызгами поджарую поясницу с двумя ямочками у самого пояса шорт. И вот уже он упал животом на доску и, свесив руки по бокам, погреб вперед, то скрываясь под искрящимся гребнем волны, то снова показываясь на поверхности.

Ольга догнала его на глубине. Прозрачная вода, пронизанная до самого дна острыми солнечными спицами, холодила тело, брызгала в лицо, щекоча ресницы. Серф, белый с широкой синей полосой, плавно скользил по поверхности, слушаясь безотказно. Ник коротко обернулся на нее, сверкнул мокрой соленой улыбкой, крикнул, перекрывая голосом рев волн:

– Идет! Видишь?

И Ольга, прищурившись от солнца, действительно увидела вздымающийся вдалеке, почти на горизонте, бирюзовый ворчащий гребень с курчавым пенным чубом. Огромная стена воды надвигалась, отливала то стальным, то синим, как небо. Все тело ее напряглось, готовясь к рывку. Ник уже больше не оглядывался, а покрепче ухватился за доску, разворачивая ее острым носом к волне.

И вот накатило, зашумело. По вытянутому в струну телу пробежал холодок предвкушения, сердце в груди замерло на миг и тут же пустилось галопом. Теперь все зависело от одной секунды, которую ни в коем случае нельзя было пропустить. Ольга дождалась мгновения, когда волна почти накрыла ее и, выровняв доску, одним ловким движением вскочила на нее – сначала коленями, затем оперлась на левую ногу, а правую выставила чуть вперед. Поднялась, выгнув спину и чуть согнув колени, раскинув руки, поймала равновесие и понеслась вперед, балансируя на мчащей к берегу, уходящей из-под ног волне. Ветер ударил в лицо солеными брызгами, дыхание перехватило, и откуда-то из глубины поднялось пьянящее ощущение восторга, безбрежной свободы. Будто победив законы гравитации, она взлетела, как чайка, кружащая над морем, устремилась ввысь, забыв обо всем, отрешившись от земного. Поймала попутный ветер и вся отдалась полету.

Впереди и слева мелькнула фигура Ника – пригнувшись, раскинув руки в стороны, он царил в этой пенной вселенной, как молодой и сильный греческий бог Посейдон, повелитель морской стихии. Легкие кольца выгоревших каштановых волос развевались на ветру, напряженные ноги не отрывались от доски, несущейся вниз по почти отвесной стене воды, капли мгновенно высыхали на опаленной солнцем горячей спине. Кажется, он кричал ей что-то. Ольга ничего не слышала за ревом раздразненного, разыгравшегося моря. Видела только, как сверкают в широкой восторженно-счастливой улыбке его зубы.

– О, как познакомились мои родители – это целая история, – рассказывал Ник, расслабленно сидя на потертом старом диване в прибрежном баре и отхлебывая ром с колой из высокого стакана. – «Ромео и Джульетта». Только со счастливым финалом.

Солнце уже закатилось за горизонт, напоследок раскрасив бухту Орнос в жемчужно-розовые, сиреневые, багровые цвета. Здесь, в южной части залива, не было скалистых отрогов. Вода на мелком песчаном пляже была чистейшая, холодная и прозрачная, как стекло. Море лежало у берега притихшее, обманчиво кроткое, будто ластясь к уставшим за день, накатавшимся до звона в ушах серферам. Заманивало испытать свои силы еще и завтра, обещало, что будет паинькой, только для того, чтобы наутро снова встретить пришельцев ревом и буйством.

Разношерстная компания, объединенная лишь общим летним увлечением, собралась в баре. Хозяин щедрой рукой ставил на столы тарелки с сегодняшним уловом – с пахнущими йодом осьминогами, мидиями и креветками, с поджаристой до хруста мелкой рыбой. Тут же были и миски с салатом, благоухающие пряной зеленью и острым козьим сыром. И фрукты, небрежно наваленные на блюда. И хлеб, и вино, и коктейли – все, чтобы приятно провести вечер в компании таких же, как ты сам, беспечных молодых прожигателей жизни, успешных отпрысков богатых родителей, приезжавших сюда тратить семейные состояния. Лишь пара-тройка человек из присутствующих могли похвастаться тем, что сами заработали свои капиталы, остальные же с детства не знали нужды и наслаждались жизнью.

По берегам бухты уже загорались в домах, на виллах и в отелях золотистые огоньки. Возвращались к причалам отправлявшиеся на дневную морскую прогулку яхты. Вечер полон был ленивой неги, смеха, завиральных баек, какие рассказывают друг другу только люди, которые вскоре разъедутся и никогда больше не увидятся. И Ольга, сидя с бокалом в кресле у перевитой канатами и сетями для пущего приморского колорита ограды террасы, смотрела, как рисуется Ник в компании. Как мастерски рассказывает он, вызывая то взрывы смеха, то изумленный ропот. За те несколько дней, что они провели вместе, познакомившись вот здесь же, в лагере серферов, таким же неспешным вечером, она уже поняла, как любит он быть в центре внимания. И невольно подсмеивалась над этим его забавным безобидным тщеславием.

– Моя мать была в юности редкостная красавица. Гречанка, профиль – как будто срисованный с античного барельефа. Волосы темные, тяжелые, с медным отливом. В детстве я любил наблюдать, как она заплетала их в косы и укладывала вокруг головы. А глаза… Глаза у нее были, как море перед грозой.

– Ты свои от нее унаследовал? – кокетливо спросила молоденькая серферша, кажется, из Британии и игриво потянулась рукой к лицу Ника.

Ольга коротко усмехнулась, наблюдая за этим безыскусным флиртом.

– О, поверь, – с комичным отчаянием покачал головой Ник. – Мои глаза и близко на ее не похожи. Знаете, гречанки обычно быстро стареют, грузнеют от обильной еды. Но моя мать и до сих пор поразительно хороша собой. А вот отец мой – албанец. Конечно, не такой ослепительный, как мать. В том, что касается внешности, это он мне подгадил, не то я бы уже сделал карьеру в модельном бизнесе.

Женская часть компании загудела, не соглашаясь. И Ольга снова спрятала улыбку в бокале. Забавный все же был парень. Нахально напрашивался на комплименты и млел от них, как ребенок.

– В общем, однажды они встретились и полюбили друг друга с первого взгляда. Отец едва ли не через полчаса знакомства предложил ей стать его женой, а она согласилась. Да-да, представьте себе, такое бывает. Ну или бывало в прежние, не такие циничные времена.

Кто-то рассмеялся, кто-то запротестовал. Педро, испанец с рыжеватой бородкой, объявил, что он хоть сейчас готов отправиться с Кристин, шведкой, с которой познакомился здесь же неделю назад, в мэрию. А Ник продолжал:

– Но тут, разумеется, вмешались родители. И начались Монтекки и Капулетти. Мать происходила из аристократической греческой семьи. Во время войны они, правда, обеднели, но ни пафоса, ни спеси не утратили. А в семидесятых, когда в Грецию хлынули туристы, их дела и вовсе пошли на лад. Заправляла всем бабка – величественная породистая старуха в драгоценностях времен королевы Виктории. И она, конечно, встала намертво – не позволю нашей красавице опорочить семью и выйти за какого-то албанского прощелыгу. Пойти против бабки никто не осмелился. Да, в общем, и не захотел – сама мысль о том, что греческая аристократка свяжется с каким-то чужаком-албанцем, пускай вроде бы порядочным, добрым и сметливым парнем, была запредельной. А мать, юная неопытная девушка, не побоялась. Ушла к моему отцу, больше того, уговорила его бежать на край света – по их понятиям, в северную Европу. Она хорошо знала, на что способна бабка в гневе, и не без причины опасалась, что та может и подослать кого-нибудь разделаться с неугодным мужем внучки. В общем, все препоны оказались тщетны. Любовь моих предков смела все преграды, они поженились и жили в изгнании до самой смерти грозной бабули, которая, представьте себе, протянула почти до ста лет – должно быть, на одной злобе и гордыне. И пока она не умерла, никто из семьи так и не смел поддерживать общение с матерью. Хотя вроде бы к тому моменту отец уже доказал, что он не какой-то прохвост, собственным трудом заработал капитал – все для того, чтобы любимая жена не нуждалась и не так сильно страдала от разлуки с близкими. Только когда бабка умерла, мои мать с отцом вернулись в Грецию и воссоединились с семьей. И все же, несмотря на то как непросто им пришлось, они ни разу не пожалели о том, что пошли наперекор родне. Клянусь вам, вот уже пятьдесят лет они продолжают каждый день ворковать как влюбленные, которые только что встретились.