Господин изобретатель. Часть II (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич - Страница 22

– Видимо, – сказал я Агееву, – теперь ты на очереди, тебе придет бумага, что я – японский шпион. Поскольку меча для сэппуку у меня здесь нет, забыл в родовом замке близ Токио, придется застрелиться из подаренного генералом Софиано пистолета (тут я продемонстрировал подарок, сказав что, генерал оказался приятным стариканом, не то что сухарь Демьяненко).

– Знатный пистоль, – задумчиво сказал полковник, вертя в руках Штайр, – мне кажется, друг мой Саша, что ты дорогу кому-то из сильных мира сего перешел. Ладно, посмотрим. что дальше будет, но ты поберегись, постараюсь охрану для тебя выделить, хотя бы на первое время.

Во вторник, 19 мая 1891 г., как и обещал, поехал с Агеевым, он был при параде, но уже не так нервничал и не бледнел, привык, наверно… Я сказал, что подожду его в кондитерской напротив, кофейку попью, пусть, как все сладится, там меня и найдет. Перекрестил его, пожелал удачи, и полковник браво направился навстречу семейному счастью, я же пошел в кофейню, сел за столик у окошка, и тут увидел как Сергей, без фуражки, в шинели внакидку, выскочил из подъезда и, не успел я перехватить его, как он уехал на извозчике. Я стал дожидаться следующего «такси» и, дождавшись, устремился в погоню. Приехав на Миллионную, поднялся к Агееву, он открыл, на нем, как говориться «лица не было». Это – буквально, вместо лица была какая-то маска горя и злобы.

– Проходи, – буркнул полковник, – выпьешь со мной?

– Выпить-то выпью, не вопрос, – сказал я как можно более спокойным тоном, – давай присядем и ты расскажешь, что случилось, непоправимых ситуаций не бывает.

Агеев рассказал, что его приняли, он оставил шинель и фуражку горничной и прошел, как ему показали, в гостиную, открыл дверь и увидел сидящих на диванчике и мило воркующих двух голубков: Наташу и молоденького гвардейского подпоручика. Наташа представила его своим женихом, Агеев вручил ей букет, сказав: «совет да любовь» и уже пытался уйти, как подал голос юный гвардеец, что, мол, он не допустит, чтобы так неучтиво обращались с дамой и, вообще, он может… Агеев поставил его по стойке смирно и приказал доложиться старшему по званию по всей форме. Подпоручик пробормотал, что он граф такой-то (Агеев не запомнил фамилию), подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка. Дальше, со слов Агеева, я понял, что он сделал внушение подпоручику за то, что тот не знает дуэльного кодекса, иначе не стал бы вызывать сам старшего по званию, да еще вальяжно раскинувшись на кушетке. За одно это его стоило вызвать и пристрелить, но он, Агеев, не будет рушить семейного счастья милых голубков, поэтому и удалился, да вот беда, впопыхах забыл фуражку, а новой у него нет.

– Видя, что Сергей выговорился и ему стало легче, я налил ему стакан коньяка, плеснул чуть-чуть и себе и велел лечь в койку и уснуть, а я куплю ему фуражку. А потом мы пойдем обедать куда-нибудь в приличное место. Так и сделали и через два часа сидели и рассматривали меню в известном ресторане «Палкинъ» братьев Палкиных, что на Невском, 47. Устроили «праздник живота»: заказали суп-пюре Сант-Гюрбер, котлеты по палкински, палкинскую форель, пломбир Меттерних, пудинг из фруктов и гляссе а-ля Палкин, в общем, полный фирменный набор. Сюда часто захаживали известные писатели и композиторы, но что-то я никого не признал из известных мне по фото. А может, время не то, богема ближе к ночи подтянется, а сейчас позднеобеденное время. Выпили водочки под горячее. Смотрю, Сергей как-то лицом отмяк, в себя пришел, даже шуточки какие-то отпускает. Ну и слава Богу!

Следующий день прошел без особенностей, но вот вечером Агеев завалился ко мне пьяный, да еще с початой бутылкой коньяку и сунул мне в руки какую-то бумажку. Я прочитал – это было письмо, собственно, не письмо, а записочка от Наташи, где она просила прощения за то, что по молодости, необдуманно дала какие-то надежды Агееву, но вот в Ницце она встретила Вольдемара (это, выходит, тот подпоручик) и они сразу полюбили друг друга, теперь она обручена и скоро выходит за него замуж. Надеется, что она и Агеев останутся добрыми друзьями.

– С фуражкой лакей принес, – она, наверно, подумала, что я специально, для повода, фуражку оставил, – грязно выругался по поводу Наташи Агеев и продолжил, – «друзьями останемся», а когда со мной во ржи валялась, не предлагала остаться друзьями, ей нечто большее было нужно, – опять выругался полковник, отхлебнув прямо из горлышка. Ах, дурак я, дурак последний, мне чистый ангел явился, Лиза, а я ее упустил…

И маман ее, – опять выругался Агеев, вспомнив неприятное, – как она мне два года назад сказала, что, вот были бы вы, Сергей, генералом, то отдала бы за вас Наташу. Я под пули лез, себя и других не жалел, думаешь мне зря ордена были даны, да я собственными руками в Туркестане глотки резал, никого не жалел ни женщин, ни детей, иначе был бы бунт и глотки резали бы нам. Там только силу и жестокость понимают, только тогда уважают. Но крови на мне много, много, Саша, очень много, вот за то Господь меня счастья и лишил, только явил лицезреть ангельский лик и голос ангельский, неземной, услышать и все… Сергей допил бутылку и заплакал, вернее, завыл, как воет раненый зверь. Потом затих, я убедился, что он заснул, уложив на диване, снял с Сергея тужурку и сапоги, укрыл пледом и пошел спать. Ночью встал посмотреть как там страдалец и увидел, что Сергей свернулся калачиком и спит, лицо у него было как у обиженного или несправедливо наказанного ребенка. Утром он проснулся раньше меня и ушел к себе на квартиру.

В четверг Агеев был хоть и слегка помятым, но, в общем, адекватным. Вызвал меня к себе, спросил, не накуролесил ли он у меня вчера, я сказал, что нет, не накуролесил, но Сергей не поверил и извинился за все. Сказал, что в Германии нелады с нашим общим знакомым Вайсманом, ему нужно срочно туда ехать и он уезжает вечерним поездом на Варшаву. Обратно он собрался ехать через Францию, морем до Петербурга, и надеялся, что в Париже разыщет Лизу и объяснится с ней. Меня оставил за старшего по отделу, Обручев в курсе, соответствующий приказ сегодня будет. Потом мы пошли к делопроизводителям, Агеев, в моем присутствии, сказал, что все бумаги, адресованные ему, передавать мне, до его возвращения, видимо, через неделю, максимум – через десять дней. Заодно я получил у делопроизводителя сегодняшнее сообщение от генерала Софиано, что показ техники господина Максима господином Захаровым состоится в понедельник на следующей неделе в 12 00 на артиллерийском полигоне «Ржевка». В обед Агеев ушел к себе на квартиру собираться в дорогу, обещав вернуться через пару часов, но так и не вернулся. После окончания присутственного времени, я пошел домой и увидел, что в квартире Агеева горит свет, значит, полковник дома. Решил ему позвонить по телефону, но трубку никто не брал. Как бы он не напился и не опоздал на поезд, подумал я и решил зайти к Агееву. Позвонил в дверь, потом еще раз, постучал, от громкого стука вышла прислуга из квартиры напротив. И тут за дверью Агеева раздался истошный женский крик. Я продолжал ломиться в дверь, крик повторился, и, только я было хотел сказать прислуге из генеральской квартиры, чтобы вызвали полицию, как дверь отворилась. На пороге стоял Агеев в нательной рубахе и брюках в сапоги, лицо его было перекошенным от злобы.

– Что ты всегда лезешь не в свое дело, – проорал полковник вне себя от ярости и втащил меня внутрь, схватив за ворот сюртука.

– Немедленно отпусти ее, – сказал я, увидев за спиной Сергея, стоявшую в ночной рубашке Катю, испуганную и дрожащую.

– Кто ты такой, чтобы мне указывать, щенок, – продолжал Агеев, но ворот моего сюртука отпустил, – что хочу, то и делаю с этой шлюхой, а ты не лезь.

– Хорошо, – сказал он, – надо было бы тебя вызвать и пристрелить, что-то ты мне в последнее время не нравишься, не наш ты человек, нет, не шпион, это я проверил и исключил. Слушай, Александр Павлович, а может ты – черт. Вот здорово, Лиза – ангел, а ты – черт: в огне не горишь, способности у тебя всякие, знаешь то, что никто не знает. Да ладно, не дрожи, шучу, не стал бы я убивать племянника Лизы. Забирай себе Катьку, мне она теперь не нужна, – и он толкнул Катю ко мне.