Белая Русь
(Роман) - Клаз Илья Семенович - Страница 34

Сжав до боли зубы, Шаненя напряженно всматривался в лес. Нет, ему не показалось, не мерещилось. К воротам, сверкая саблями, уже мчались казацкие сотни. Они близко, совсем близко. А где же Небаба? Его не видно. Топот копыт все сильнее и раскатистее. Казаки пригнулись к гривам… В стороне Северских ворот гремит выстрел — черкасов заметила стража и дала знать мушкетом. Но теперь стреляй не стреляй, поздно!.. Шаненя и Алексашка отбежали от ворот, и первые всадники с криком и гиканьем ворвались в Пинск.

— Слава!.. — несется по сонным улицам.

— Сла-ава-а!.. — слышится за городской стеной.

Шаненя и Алексашка вскочили на телегу и стеганули лошадь. Любомир едва успел их догнать. Помчались на базарную площадь. А в той стороне хлопнуло несколько мушкетных выстрелов. Город ожил мгновенно. Из хат выбегали мужики. Некоторые не сразу догадывались, что произошло, но, увидев мчащихся казаков, поспешно возвращались в хаты, хватали топоры и вилы, на ходу подпоясывались бечевками, бежали к площади. Несколько раз ударил большой колокол церкви святого Николая. Звон его покатился над Пинском и замолк. Словно в ответ этому звону в шляхетном городе послышался призывный зов трубы. Раскрылись ворота, и, сверкая легкими кирасами и островерхими шлемами, вылетело на быстрых конях полсотни рейтар. Из-за выложенной камнем изгороди показались стволы мушкетов. Загрохотали выстрелы. Вспуганные казацкие кони завертелись и понесли всадников назад. За ними бросились рейтары. Но казаки и не собирались уходить. Выждали, когда подальше от шляхетного города отойдут рейтары. Потом вдруг повернули им навстречу. И небольшая, узкая базарная площадь наполнилась криком и гомоном, ржанием коней и звоном сабель.

Шаненя завернул лошадь и въехал во двор корчмаря Ицки. Тот выбежал из дома и трясущимися руками схватил Шаненю за полу кафтана.

— Иван, что теперь будет?! Боже мой, что будет?..

— Прибереги коня! — бросил на бегу Шаненя и, вытащив кинжал, побежал проулком к ратуше, куда устремились мужики. Показалось ему, что на сером жеребце рубится с рейтарами Небаба. Остановился возле хаты, чтоб разглядеть получше, и тут же потерял казака. Вместо него мелькнул светло-зеленый сюртук и широкополая серая шляпа с плюмажем.

— Войт Лука Ельский!.. — и сжал рукоятку кинжала.

Снова загремели выстрелы. В густом, прохладном воздухе вспыхнули синие клубочки дыма и повисли невесомо. Выстрелы всполошили на высоких тополях вороньи гнезда, и птицы шумным скопищем закружили над городом.

Рейтары не выдержали неожиданного стремительного натиска казаков. За рейтарами замелькали крылья гусар, понеслись к воротам шляхетного города. За ними — казаки. Но остановил их на мгновение залп мушкетов. На глазах у Шанени свалился казак, и конь, перевернувшись через круп, придавил убитого.

— Аниска! — раздалось несколько голосов.

Снова взметнулись сабли, и уже, на страшась мушкетов, казаки двинулись к стене. Ворота подались не сразу. Спешившись, казаки раскачивали их.

— Рраз! Еще раз!

— Взяли!..

Наконец не выдержали засовы и петли. Разъехались створки в стороны. Неудержимым потоком казаки ворвались в шляхетный город и удивились тишине и безлюдью.

За черкасами в город хлынули мужики. Расталкивая толпу, к ратуше пробрался Шаненя и сразу же попал в крепкие объятия Антона Небабы.

— Живой?! — обрадовался Небаба.

— Всевышний сберег!

— Спасибо тебе! — расцеловал трижды. — Спасибо!

Небаба был запыленный и раскрасневшийся. Сухие губы запеклись, а к высокому потному лбу прилипли влажные волосы. Устало смотрели глаза.

— Не время лобызаться! — Небаба вскочил на жеребца, показал саблей на мост. — Туда ушли рейтары?

— И войт ушел! — загудели мужики.

— Выпустили!

— Войт к мосту не шел, — пробиваясь к Небабе, кричал мужик в изорванной рубахе. Он был без шапки, и русые взлохмаченные волосы стояли копной. В руках его сверкал топор. — Не бежал войт. Я у моста был… Он здеся заховался!

— Искать ирода! — кричала толпа.

— Идем в хоромы!

Побежали к дому войта. В одно мгновение обложили дворец, а в середину без казаков входить не решались. Топтались у стен, заглядывая в широкие окна.

— Чего стали?!. — Шаненя вбежал на крыльцо. На какое-то мгновение им овладела нерешительность. Может быть, потому, что впервые в жизни осмелился поднять руку на святое святых — шановное панстао. И тут же поборол это чувство. Толкнул ногой дубовые двери. Они раскрылись. — Пошли!..

В комнаты, устеленные дорогими коберецами[18] хлынула чернь в лаптях и опорках, немытая, нечесаная, хлынула в покои, которые кроме служанок никто из черни не видел. Мужики обшарили весь дом, под койки лазили, все шкафы раскрыли. Никого не нашли. Тогда в ярости снова пустились по дому. Срывали с окон легкие, как пух, кружевные занавески, переворачивали ногами коберецы, швыряли стулья и опрокидывали тяжелые дубовые шкафы. В опочивальнях разодрали подушки и пуховики. Невесомое перо, будто первый снег, взлетало к потолку и падало, кружась, на вылизанный до блеска, желтый, натертый воском пол. В кухарских покоях били посуду. Со звоном рассыпались кубки, отлитые из дорогого стекла. Не обминули чердак и подвалы.

Невесть откуда появился Карпуха. Он похудел, сгорбился, только глаза его пылали. Изредка Карпуху крутила хворь, и он терял рассудок на несколько дней. Бабы его поили зельем, и, отлежавшись, вставал желтый и слабый. Теперь неведомо откуда в нем появилась сила бежать со всеми сюда, в шляхетный город. Карпуха поднял над головой костлявые кулаки.

— Огнем палить мучителей! — кричал он.

— Поймали, поймали!.. — раздалось несколько голосов.

Кого поймали, было неизвестно, и шумная толпа хлынула к конюшне. Оттуда вытащили трясущихся и бледных кухара, а за ним садовника. Оба зарылись в сено. Кухар не мог вымолвить ни слова. Упал на колени перед мужиками, обхватив голову. Садовник скрестил на груди руки.

— Бежал пан войт…

— Знамо, что бежал!

— Говори куда!

Над головой садовника сверкнула коса. Тот со страху упал. Шаненя схватил садовника за ворот и поднял с земли.

— Говори!

— Каханые-родные… — взмолился садовник. — Ходом бежал…

Толпа ахнула и загудела.

— Тайный ход есть?!.

— Показывай, где зарылись кроты!

Садовник трусцой побежал к амбару, который был в самом конце двора. За амбаром — стена шляхетного города, а от нее спуск к Пине, заросший акацией и лозой. Садовник раскрыл амбар, и мужики увидели лаз в подземелье. Опуститься в него не решились. Да и не было в том надобности. Садовник сказал, что ход ведет к берегу Пины и выводит к панскому птичнику, до которого менее полверсты.

Побег войта Луки Ельского еще больше распалил мужиков. С обезумевшими лицами они носились по шляхетному городу.

— Смерть иезуитам!

— Смерть!..

Под амбар подложили охапку соломы и выбили искру. Белый, едкий дым потянулся по земле, обволакивая деревья и дома шляхетного города. Кто-то принес весть, что часть рейтар, которая не успела перебраться мостом через Пину укрылась за стенами иезуитского монастыря, а монастырь тот обложили казаки. Мужики побежали на помощь.

Было утро. Ветер растягивал туман, который висел над Пиной, шевелил осоку. Сухие стебли качались над водой и шуршали, пугая птиц, что слетались к реке из необычно шумного города.

Первые часы восстания для Ивана Шанени были как сон. Все вертелось, словно в цветной карусели, и он чувствовал себя растерянным и беспомощным. Все, о чем думалось раньше долгими ночами, о чем говорил с Алексашкой и Ермолой Велесницким, оказалось совсем не похожим на то, что происходило в это утро. Гневные, взволнованные лица ремесленников, бородатая чернь со сверкающими глазами, мушкетные выстрелы, порубленные рейтары и казаки на базарной площади да стремительный натиск казацких сотен — все перемешалось и стучало в виски. Еще вчера вечером Иван Шаненя думал, что соберет мужиков и работный люд на базарной площади, раздаст им сто бердышей и сабель, припрятанных в телеге, и все разом ударят в спину рейтарам, если те встретят казаков возле ворот. Все планы рухнули. Влетев через Лещинские ворота, сотня казаков помчалась к воротам Северским, порубила стражу и рейтар, впустила в город остальные сотни. Затем с двух сторон зажали шляхетный город. И перехватить мост через Пину вовремя не смогли. О тайном ходе ни Шанене, ни Велесницкому и думать не приходилось. Теперь только понял Иван: войт Лука Ельский еще вернется под Пинск и приведет войско.