Для тебя я ведьма (СИ) - Вечер Ляна - Страница 14

Вечерний ветер ударил в лицо, и я задохнулась запахом признания с нотками осени, с послевкусием абсолютного счастья. Лепестки роз под ногами Сальваторе полетели в воздух. Тор застыл, время остановилось, и только в груди подсказывало — мы живы.

— Торе, моё сердце принадлежит тебе, до конца дней, — показалось, я говорила слишком тихо, почти шептала.

Зачем Тору слышать, когда он может легко зацепить любую мысль в моей голове, словно удачливый рыбак добычу. Синьор Сальваторе бегом бросился к дому, потянулся к балкам на стене…

— Торе! О, Сильван! Торе, не надо, я спущусь к тебе… — пухлощёкий не слушал, он отчаянно карабкался к моему окну, цепляясь за лакированный брус. — Тор Сальваторе, немедленно спустись на зем… — кудрявая макушка инквизитора совсем близко — казалось, я могу дотянуться. — Тор, дай руку! — перевесившись через подоконник, растопырила пятерню ему на встречу. Он поднял голову, синие глаза округлились, и Торе полетел вниз, соскользнув с деревяшки…

Так быстро я ещё никогда не бегала.

Глава 6

Лекарь святейшей инквизиции шаркал по своему кабинету в тапочках на босу ногу и ночной сорочке до колена. Торе уложили на кушетку, костёр потушили, розы собрали, а мне рекомендовали заткнуть уши, пока Ромео будет высказывать всё, что думает о друге.

— Синьор, я могу оставить это здесь? — на пороге появился слуга с вазой. — Там уже негде…

— Проваливай! — в закрывшуюся дверь ударился тапок, снятый с ноги самого воспитанного мужчины, которого я знала.

Тор испытывал крайнюю степень вины и стыда. Его эмоции добрались и до меня — чуть уши не спалили. Ещё Торе щедро поделился болью в затылке, шее и спине. Благодарность так и рвалась наружу, но я держалась.

— Значит так, герой-любовник, — Ромео поднял тапочек и нервно натянул на ногу, — кости целы, обезболивание будет слабым.

— Дружище, ты садист! — кучерявый пухляк рванулся на кушетке, но резкая боль в голове вернула на место. Я закрыла глаза и сжала губы, стараясь не выругаться.

— Святейшие печати, как я хочу выспаться… — причитал лекарь. — Я не садист, я — прагматичный человек, — он достал таблетку из шкафа и плеснул воды из кувшина. — Если в полной мере избавить тебя… вас от боли, — Ром протянул лекарство Тору, — боюсь, придётся слушать совсем другую музыку. Спокойной ночи, — синьор Ландольфи запер шкаф с пилюльками на ключ, схватил со стола металлический колпачок, потушил им свечи и вышел из кабинета.

— Что это было? — голос инквизитора в темноте, звук глотка, и кружка оказалась в моей руке.

— Что-что, — буркнула я, запив комок неловкости, — ты умудрился вывести из себя самого уравновешенного синьора земель Ханерды.

— Ничего, завтра он выспится, и я спою ему серенаду. Ром оттает, — Тор кряхтя, уселся на кушетке.

— Это будет твоя последняя песня.

— Амэ, иди сюда, — инквизитор потянул к себе, ладони нежно коснулись моего лица.

Я вздрогнула от прикосновения пальцев к губам. Зрение привыкло к темноте, видела, как искры в синих глазах Торе вот-вот вспыхнут костром. Вцепилась в кружку с водой до ломоты в запястьях. Сальваторе аккуратно вытащил её из хватки, поставил на стул и, убрав прядь моих волос за плечо, прошёлся лёгкими поцелуями по шее. Дразнящий запах печёных яблок приятно защекотал ноздри, и в животе всколыхнулось знакомое чувство. Сомкнув веки, поняла, что вот-вот потеряю голову. Кудряшки Тора щекотали кожу, его близкое волнующее дыхание растекалось по телу. Обняла руками за шею и потянулась к любимому. Мягкие губы Сальваторе коснулись моих, одурманив нежным теплом.

О, святейшие печати… Как Тору удаётся сдерживать в себе этот пожар?! Несмело прикусила его губу, едва слышный стон — и огонь освободился от плена, грозя превратить нас в пепел. Так жадно, так пылко и сладко целовала моего Торе, что казалось, душа вырвется, растерзав дрожавшее от страсти тело. Он крепче прижимал меня к себе, а я запускала пальцы в густые кучеряшки и любила до беспамятства, до судорог в мышцах, до иголок в сердце.

***

Нас остановила только хорошо спланированная подлость синьора Ромео — лекарство действительно оказалось слишком лёгким. Последствия падения Тора накрыли нас на самом интересном месте, мы не смогли забыть о ломоте в спинах и звенящей боли в голове. Пришлось ковылять в гостиную, чтобы разжечь камин и устроиться в креслах. Комната здорово смахивала на цветочный рынок. Достать такое количество роз осенью можно только в Польнео. Вазы на столе, на полу, на книжных полках — везде, куда ни кинь взгляд. Бархатный аромат, согретый камином, мгновенно пропитал одежду.

— Уму непостижимо, — обиженно шептал Торе, — как он мог так поступить?! В такую ночь… Моя Амэ рядом, а я могу только держать за ручку и ворчать. Мы что, уже состарились?

— О-о-о, мы отомстим, — улыбнулась я, потирая ноющую шею.

— Пусть даже не сомневается, — осторожно кивнул Сальваторе.

Мы и правда смахивали на пожилую парочку, прожившую долгую счастливую жизнь. Я почти слышала, как наши взрослые дети о чём-то спорят в кухне, а внуки весело тарабанят ножками на втором этаже. Сидя у огня с любимым, не могла решить, что было бы сейчас лучше — прочувствовать этот момент или оказаться с ним в спальне.

— Сосредоточься на внуках, куколка, — умоляюще протянул Торе, — ради Великого Брата.

— Давай, вина принесу? Где его хранят?

— Сам.

Мужественно собрав силы, превозмогая боль и возбуждение, синьор Сальваторе похромал в кухню. Кто из нас пойдёт особой разницы не имело, плохо всё равно было обоим. Так ярко ощущала Тора — нас сегодня словно сшили в одно целое. А если это навсегда? О, козлоногий…

Сальваторе протянул бокал с бордовым напитком, отблески огня заиграли с резными стеклянными гранями.

— Торе, мой Торе, — улыбнувшись, осторожно пощупала манящую складочку на его пузе и приняла вино.

— Смутила раненного инквизитора, — он заулыбался и аккуратно уселся в кресло.

— Если любят, то любят всё, что в тебе есть.

— Серьёзно? Я ведь не атлет, — он почти издевался.

— А кто это?

— Как-нибудь мы с тобой перечитаем все энциклопедии Великих земель, и ты узнаешь много-много нового, моя Амэ, — Тор сделал глоток и закрыл глаза, откинувшись на высокую спинку кресла.

— Смотри-ка, если не шевелиться, всё очень даже неплохо, — хотелось уйти от неприятной темы.

— Амэ, ты не раздумывала, когда согласилась стать Ловчей. Почему?

— Не знаю, — пожав плечами, вспомнила вопрос Святейшего, — наверное, так должно быть. Кажется, я хотела того же, что и ты.

— Первое решение всегда верное — это правда, но я хочу знать, понимаешь ли ты на что согласилась? Мы будем казнить ведьм.

— Обезумевших ведьм, — поправила я.

— Всё равно, Амэ, это — убийства. Не одно, не два. Ты не хотела, чтобы я казнил Охотника, а тут… твои сёстры.

— Тор, я беспокоюсь о другом.

— Что-то случилось?

— Ромео подозревает, что причина моего помутнения сегодня куда серьёзнее, чем потрясение.

— Вот как… — мысли Сальваторе зашуршали, словно ветер кронами деревьев. — Это скверная новость, куколка.

— Я боюсь.

— Бояться не надо, — Торе протянул ладонь, и я почувствовала, как он отправляет мне частичку спокойствия. — Мы через всё пройдём. Вместе.

Его «вместе» — это куда важнее, чем обменяться клятвами в присутствии Святейших служителей собора. Гораздо больше, чем сказать «люблю», и совсем не то же самое, что быть связанными случайным заклинанием. Боялась только одного — разочароваться в пухлощёком синьоре. У него слишком много тайн, а у меня слишком мало ответов.

— Расскажешь, почему у тебя не было имени?

— Любовь моя, ты так сильно хочешь знать?

— Иногда мне хочется хорошенько покопаться в твоих мыслях, и, видит Сильван, я могу это сделать, но не стану.

— Когда-то меня звали Ферро Макиавелли, и я был счастливым сыном своих родителей, — Сальваторе выпустил мою руку и уставился на пламя в камине, словно желая сжечь слова…

Они жили в Сэнбари. Отец хорошо зарабатывал, служа судьёй святейшей инквизиции. Мать занималась воспитанием сына и домашним очагом. Спокойная жизнь закончилась, когда Ферро стал юношей. В его голове гулял ураганный ветер, а в сердце пылал огонь противоречий. Дети часто причиняют родителям боль, не задумываясь об этом. Настоящая беда пришла в их дом, когда Охотники убили синьору Макиавелли. Она не имела никакого отношения к магии, была замужем за судьёй святейшей инквизиции, но это не спасло её от жестокой расправы.