Война (СИ) - Шепельский Евгений Александрович - Страница 47

Вельможа с похоронным худым лицом, несколько облезлого вида, явно не богатый, похожий на весеннего клеща, что с прошлого лета не пил крови, приблизился, упал на одно колено и отрекомендовался:

— Господин Дарбар, дворцовый видный философ, граф, урожденный дворянин! Неоднократно отмечен вашим батюшкой за высказанные полезные соображения об государственном управлении!

Он презентовал мне трактат, озаглавленный: «О наилучшем устройстве Санкструма. Посильные размышления» — книгу, оправленную в засаленный кожаный переплет с вытесненным затейливым гербом. Я отпустил Дарбара мановением руки, просто чтобы отвлечься, пролистнул увесистый, от руки написанный том. Начинался он словами: «Люди, давайте же любить друг друга!», а следующие речения, которые подцепил взгляд, вызвали легкую оторопь: «И с радостью душевной оголить суть вечных ценностей, и принять в себя истинное сияние величия человеческого разума! А для наискорейшего процветания Санкструма прежде всего надо извести всех хоггов!».

Я спокойно передал трактат одному из секретарей и вздохнул без преувеличения тяжко. Ну вот, начинаю репрессии. Трактат надо сжечь, а самого господина Дарбара придется упрятать в Дирок — навечно. Беда, когда безумцы дорываются до власти, беда, когда такие же безумцы смущают незрелые умы, способные только к одномерному мышлению в стиле «черное — белое», проще говоря — умалишенные подчиняют своим идеям дураков, которых, как известно, большинство, а никто не поручится, что этот самый Дарбар не соберет вокруг себя последователей… как неизвестный мне пока прозрец, хитроумный владыка дэйрдринов.

Барон Арвальт — выборный от владельцев игорных домов Норатора, напрямую предложил крупную взятку, чтобы я не трогал эти самые дома. Дошли, видимо, слухи, что дома я собираюсь реквизировать, дабы они приносили деньги в казну. Я, не чинясь, назвал цену: двадцать тысяч золотом в год. На размышление — неделя. Все деньги хочу получить целиком и сразу, без отсрочек платежей. Барон спал с лица, что-то пробормотал. «Эк ты крупно-то хватил, государь трижды тебя за ногу да головой об стену пятижды!» — сказал его взгляд, который он быстро пригасил.

Барон Арвальт откланялся.

Я мысленно подмигнул сам себе. Выгорит с отступными — прекрасно, я получу некоторую сумму на войну и избавлю себя на год от мороки с реквизицией. Не получится — ну что ж, я хотя бы попытался… А игорные дома я реквизирую в любом случае. Эта дойная корова нужна будет Санкструму, чтобы привести дела в порядок после войны.

Ни Дарбару, ни Арвальту выпить я не предложил.

Господин Крожак Дорри, начальник муниципальной стражи Норатора, капитан, явился с двумя избитыми, закованными в кандалы пленниками. Был господин Крожак Дори полнотел, рыжеволос, с тяжелой челюстью и выпуклыми рачьими глазами.

Отвесив поклон, он пустился в объяснения, суть которых сводилась к следующему: все злодеи у него здесь (господин Крожак показал плотно сомкнутый веснушчатый кулак), убийцы и торговцы чудом и иной дрянью давно пойманы. Особливо что касается окраин — то там уже тихо, а вести про шум и кровавую поножовщину в трактире «Красная мельница» — то вранье собачье, там только одного бездомного прирезали, да и как прирезали — он все обратно запихал, ему все зашили, а на следующее утро уже под трактиром околачивался! А что касается дел с убийствами из-за мест торговых на Южном рынке, когда якобы восемь человек и двух хоггов — торговцев мирных — порешила некая банда, названная Палачами — так ложь все и наветы. Во-первых, не восемь и двух — а только одного хогга и то — не порешили, а выбили глаз, случайно зацепив в толчее локтем, а что касается мифических Палачей — так их в природе не существует, это все придумки голытьбы.

Капитан говорил с запалом, набычив шею, так что вены на ней взбухли.

Я вспомнил, что низовые попечители, то бишь контролеры уличных азартных игр — Страдальцы, Палачи и Печальники. Резня, скорее всего, на Южном рынке была именно из-за игровых точек. А вот эти точки мне придется подавить, направить потоки людей в легальные заведения.

Начальник стражи втирал мне очки столь самозабвенно, что я даже заслушался. Боги мои, за кого он меня принимает? За идиота? Ведь муниципальная стража в ведении Таленка, и что — Таленк ни разу не говорил с Крожаком Дорри обо мне? Или говорил, но все-таки обрисовал как слабоумного? Ибо только слабоумный правитель поверит такого рода силовику, что дела идут прекрасно, да что прекрасно — просто исключительно хорошо — а в большом городе, тем более в столице, дела никогда не идут хорошо просто потому, что это столица — а она аккумулирует как лучшие умы, так и самое талантливое преступное отребье.

Нет, наверное, это была личная инициатива Крожака — побеседовать с будущим императором, заручиться его поддержкой. Прощупать уровень идиотизма правителя, так сказать.

— Город в полном спокойствии и дела идут прекрасно! — закончил капитан и, дернув за цепь, продемонстрировал мне двух преступников — избитых до синевы, немолодых уже, тощих мужчин.

Оба рухнули на колени перед троном.

— Я Мондо Шоки, злодей я, вор презренный… — скороговоркой выговорил первый. — И еще торговал я чудом и вещами из сиротского приюта! — Его нос пошевеливался, я понял, что он уловил запах горячительного. — Но меня поймали стражи капитана, в порту поймали, когда я пытался сесть на купеческий корабль, дабы удрать в Рендор с добычей!

— Я Красин Болар, злодей… — проговорил второй более размеренно. — Краж и убийств я совершил не счесть! Но ныне я изловлен капитаном самолично… Меня вскорости казнят. Я раскаиваюсь… О, если бы можно было время повернуть назад! О, если бы можно было повернуть время!

— В моем городе, — произнес капитан веско, — места нет злодеям и убийцам, а если появляются таковые — мои люди и я немедленно их ловим.

Прекрасно. То есть в Нораторе — глухое беззаконие и тотальный беспредел. Впрочем, это все я видел и сам. Люди, обремененные моралью и совестью, в этой стране пренебрежения к закону не могут выбиться никуда, а наверх пробиваются манипуляторы и упыри, подобные Крожаку Дорри.

Красин Болар звякнул ржавыми цепями и тут я его узнал: даже под синюшно-красным гримом я узнал одного из актеров, которые сопровождали меня в тот вечер полнолуния, когда я шагал к храму Ашара, чтобы получить мандат архканцлера. Ну везде пытаются надуть господина аркханцлера прямо-таки с вопиющей наглостью.

Я незаметно подмигнул Болару, вскочил и завопил дурным голосом, расплескав половину кубка на серый мундир капитана:

— А черный мор в порту? Разве он не требует твоего попечения? Так почему ты здесь, Крожак? Почему ты говоришь мне, что все хорошо — когда в порту черный мор? Вон отсюда! Вон! В порт! И если мор выйдет за пределы порта — я лично прикажу тебя казнить!

Мне удалось его поразить, уши капитана налились малиновым сиянием. К выходу из зала он пробирался сквозь коридор позора, а липовые преступники ковыляли за ним, комично переставляя ноги. Красин Болар обернулся, послал мне душевную улыбку, я подмигнул в ответ.

С капитаном и бургомистром нужно будет разобраться как можно быстрей. Оба — крысы. Оба стоят друг друга. Хотя сдается мне, Крожак не очень расположен к Таленку — иначе не устроил бы этот перформанс на приеме. Он решает свои проблемы. Стелет соломку на случай, если я свалю бургомистра. Предусмотрительная мразь.

Как там в порту, интересно? Опаздываю… Ничего, приеду в порт позже, к тому времени ситуация как раз нагреется…

Все время, что я занимался приемом, господа Сакран и Армад наблюдали, пристально изучали меня. Движения их были вкрадчивы, как у хищных птиц. Рядом с ними все время терся какой-то смазливый детина — не в меру плечистый, молодой, с льняными буйными кудрями, сбегавшими до середины спины — до того длинны и густы они были. Детина, как и послы, разглядывал меня, однако его взгляд постоянно соскальзывал на женские вырезы, он даже привставал на цыпочки, чтобы получше заглянуть в декольте, если дама оказывалась рядом.