Тьма, сгущайся! (СИ) - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 72

Иногда наши безжалостные преследователи объявляют перемирие и начинают переговоры, надеясь переубедить нас. А вдруг на нас подействует свет их убеждений, озаряющий их вселенскую тюрьму? А затем снова направляют в нас ракеты и смертоносные лучи. Два раза мы ставили все на карту, чтобы найти другой космос. Мы убегали за подпространство и плыли куда глаза глядят, но вихри, безумствующие в подпространстве, опять загоняли нас в ту вселенную, откуда мы так старались убежать. Тогда у нас возникало чувство, будто мы продираемся через волшебный заколдованный лес или бредем по тоннелю, который, по странной случайности, ведет обратно тюрьму, откуда его начали копать.

Мы — многоэтажная космическая станция, странствующие рыцари вселенной. У нас нет разрешения даже на странствия, нас преследуют по закону. Но почему мы должны придерживаться этого закона?

Мы стараемся не изменять своим принципам, но это не всегда удается. Мы понапрасну причинили столько зла твоей планете, Пол. Так мне, по крайней мере, кажется, но я не уверена, ведь на Страннике я только слуга. Я скажу тебе только одно: я хотела бы, чтобы нас больше не проклинало ни одно живое существо, я хочу, чтобы мы опять нырнули в темные волны подпространства. Говорят, что на третий раз обязательно тонут. Что ж, пусть так и будет!

Голос ее неожиданно прервался и она воскликнула:

— Ах, Пол, У нас столько прекрасных идей, нами движут мечты, и все, что мы можем — это причинить вред другим! Удивительно ли, что нас манит смерть?

Тигрица замолчала. Через мгновение она сказала спокойным холодным тоном, как будто опять замкнулась в себе:

— Я уже все сказала, обезьяна. Если обезьяна хочет, она может теперь считать себя благороднее кота.

Пол глубоко вдохнул и выдохнул. Его сердце колотилось. В других условиях он, возможно, поспорил бы с Тигрицей и постарался бы прояснить сомнительные места, но теперь ее рассказ остался для него как данность, словно сверкающая рукопись, где знаками служили алмазы звезд под ним.

Это фантастическое орлиное гнездо, где они находились, было так похоже на видение из сна, или то, что легкомысленно называют «картина перед мысленным взором», что Пол не знал, видит ли он это все на самом деле или его окружает воображаемая действительность. Воображение и действительность были неразделимы. Без малейшего усилия он оттолкнулся руками от большого теплого окна и посмотрел на это фантастическое существо, которое сейчас больше чем когда-либо напоминало худенькую балерину в одеянии кошки. Она лежала на животе, вытянув лапы и подпирая передними лапами высоко поднятую голову. Всматриваясь в ее профиль, Пол увидел курносый носик, высокий лоб и остроконечные уши. Кончик хвоста медленно и ритмично двигался на фоне звезд. Она выглядела, словно стройный черный сфинкс.

— Послушай, Тигрица — произнес он — Была однажды длинноволосая обезьяна, которая прожила короткую и голодную жизнь. Ее имя было Франц Шуберт. Она сочинила сотни обезьяньих песен. Одна из них была на слова еще одной давно забытой обезьяны по имени Шмидт фон Любек. Я подумал, что эта песня словно написана для тебя и твоих собратьев. По крайней мере она названа в честь твоей планеты — «Der Wanderer», «Странник». Я спою тебе эту песню.

— Ich komme von Gebirge her… — начал он, но тут же остановился — Пожалуй, я спою тебе эту песню на моем родном языке, немного изменяя некоторые слова, чтобы лучше приспособить смысл к твоей ситуации. Но общее настроение и главные фрагменты останутся без изменений.

Пол услышал тихий напев. Высота тона была идеальной. Он понял, что Тигрица прочла в его мыслях фортепианный аккомпанемент и теперь воспроизводит его, создавая впечатление грусти, которую не смогло бы создать даже фортепиано. Он начал петь с шестого такта:

Я грустным прибываю со звезд отдаленных Странствую дальше совершенно один Из глубины вьющихся обширных дорог Где дорога? — есть у меня вопрос.

Пространство сумрачно, а солнце серо Цветы поблекли, жизнь стара Стихают разговоры, нарастает крик, Где бы я ни был, меня никто не знает.

Когда Пол спел последние слова под аккомпанемент Тигрицы, кошка вздохнула и тихо сказала:

— Да, это о нас. Эта обезьяна Шуберт должно быть имела в своей сущности что-то от кошки. И этот Любек тоже. Впрочем, ты, Пол, тоже не лишен этих качеств…

Он некоторое время смотрел на ее стройную фигуру, вырисовывавшуюся на фоне звезд, после чего протянул руку и положил ее ей на плечо. Под теплым коротким, пушистым мехом он не почувствовал никакого напряжения. Почти бессознательно, может быть мех сам давал указания его пальцам, он начал осторожно поглаживать ее шею так, как обычно гладил Мяу.

Тигрица не шевелилась, хотя Полу показалось, что она расслабляет мускулы. До него донеслось тихое, едва слышное, мурлыканье и тут же кошка откинула голову и потерлась ухом о его руку.

Когда он начал ласкать затылочную часть ее шеи, Тигрица подняла голову и, мурлыкая все громче, прикрыла глаза. Затем она отодвинулась и, на долю секунды, Пол подумал, что она приказывает ему прекратить, но потом понял, что она хочет, чтобы он почесал ей подбородок. Неожиданно шелковистый палец прикоснулся к его шее и медленно начал передвигаться по телу. Пол понял, что Тигрица ласкает его кончиком хвоста.

— Тигрица… — шепнул он.

— Да, Пол? — тихонько промурлыкала она.

Легко отталкиваясь локтями и коленями от теплого прозрачного окна, он приблизился к ней и, обняв ее худенькие пушистые плечи, почувствовал, что лапы ее нежно лежат на его плечах. Неожиданно жалобно запищала Мяу.

— О, а она, оказывается, ревнует — засмеялась Тигрица, потирая щекой о щеку Пола. Пол почувствовал, как она своим острым шершавым язычком касается его уха и лижет шею. Все, что он делал до сих пор, он делал так серьезно, словно каждое движение было частью ритуала, который нужно исполнять правильно и спокойно, но теперь, обнимая это чудесное создание, эту Венеру в мехе, он осознал, что возбужден. Разные картины приходили ему в голову. Он поддался настроению, однако не потерял власти над собой. Образы наплывали со странной систематичностью, как тогда, когда Тигрица в первый раз прочитала его мысли, но на этот раз, однако, они проходили через его разум настолько медленно, что он имел возможность хорошо и подробно разобраться в этом. Они слагались из мужчин, женщин и животных. Они представляли эротическую любовь, насилие, пытки и смерть, но Пол знал, что даже пытки и смерть должны только подчеркнуть интенсивность сближения, чудесное нарушение всех тайн тела, полноту контакта между двумя существами. Эти картины должны были еще более украсить соединение двух тел. Он попеременно видел образы и необычные символы, напоминающие прекрасные драгоценности и узорчатые ткани, словно полные значения цветные узоры стекляшек в калейдоскопе. Через некоторое время символов стало больше, чем образов! Они гудели, словно большие бубны, дрожали и вибрировали, как треугольники, у Пола возникло такое впечатление, что его окружает вселенная, что он сам мчится во всех направлениях космоса, что на поднимающейся и опадающей волне, которая мчится среди звезд в сторону густой темноты, он несется к своему совершенству. Через некоторое время он выплыл из мягкого, бездонного черного ложа, снова увидел звезды и склоненную над ним Тигрицу. В свете этих звезд он увидел фиолетовые зрачки-цветы, коричнево-зеленые щеки и открытый рот с красными губами и беззаботно показывающимися белыми клыками.