Дом с привидениями (СИ) - Оплачко Светлана "Sиничка" - Страница 20

― Спасибо, ― сухо поблагодарил Дмитрий, пряча мешочек в карман куртки. ― Сколько с меня?

― Пять тысяч.

Дмитрий отсчитал пять тысячных купюр и положил их на стол перед Альфредом. Муж никогда не брал деньги из рук, всегда считался с эмоциональным зарядом. Чувства Дмитрия атмосферу не облагораживали.

Когда клиент покинул Бюро, Альфред опустился на купленный недавно диван и закрыл лицо подушкой.

― Закрывай лавочку, Аннет! ― простонал он, ударяя кулаком по подушке. ― У всех что, началось летнее обострение? На кой ляд ему отваживать жениха от дочери?

― Видимо, его смущает разница в возрасте, ― пожала плечами Анна, присаживаясь на край дивана и проводя ладонью по ноге Альфреда. ― И как человек жених ему не нравится. Что ты увидел в пряди её волос? ― На столе всё ещё стояла деревянная миска с водой, в которой плавали курчавые тёмные локоны дочери клиента ― Лии.

― Боль и страдания, ― из-за подушки голос Альфреда звучал глухо. Было видно, что взгляд в прошлое обладательницы волос не прошёл для него бесследно. ― А ещё гнев и такую эмоциональную привязанность, что у меня почти пошла носом кровь. И лёгкий отголосок магии с шуршанием перьев, ― Альфред усмехнулся. ― Там была Сирин, и я не вправе разрушать то, что благословлено воплощением Велеса¹. Если бы я дал господину Лазареву то, что он назвал отворотным зельем, его дочь это бы убило. И ещё имя у неё такое гордое ― Лия ― «горная коза». Сам назвал так ребёнка, теперь пусть пожинает плоды.

Когда разговор так или иначе заходил о детях, Альфред старался привести тысячу причин, пусть и косвенных, по которым обременять себя потомками неосмотрительно. Но Анна знала, что он просто боялся. Боялся того, что Гасящий, возвратив ему жизнь, раз и навсегда отнял возможность иметь детей. Проверять это Альфред не хотел, а Анна не настаивала, хотя порой и ловила себя на мысли, что они вместе уже почти семь лет, а толку…

Она тряхнула головой, решительно отгоняя непрошенные мысли, посещавшие её в последнее время всё чаще и чаще. После случая с черепом оленя в Бюро стали наконец приходить со случаями, более-менее нравившимися Альфреду, хотя ничего примечательного не попадалось. Жёны и старушки перестали раздражать Альфреда, но сегодняшнее появление обеспокоенного судьбой дочери отца всколыхнуло что-то в душе мужа. Анна догадывалась, что именно: как ни крути, а между ними по-прежнему была пропасть в целое поколение, и Альфред порой это особенно чувствовал. Она часто ловила на себе его пристальный взгляд, когда Альфред думал, что она его не видит. О чём думал муж в такие моменты, ей было неизвестно, но в том, что это его беспокоило, Анна не сомневалась.

Ликантропия и воскрешение, смешанные с запахом вербены и текущей в крови магией, скрашивали разницу в возрасте, но в каких-то моментах она всё равно проявлялась.

Резкий и как будто испуганный стук в дверь прервал неспешный, уносивший всё дальше поток мыслей Анны. Она вздрогнула и посмотрела на Альфреда, который отнял подушку от лица и тоже вслушивался в раздавшийся стук.

― Мы сегодня ещё кого-то ждём? ― Альфред сел на диване. Стук тем временем раздался вновь и, как показалось Анне, ещё более требовательный.

― Лазарев был в списке последним, ― произнесла Анна. ― Не сиди, сходи, посмотри, кто там.

Альфред поднялся на ноги и, что-то пробормотав насчёт того, что стариков гоняют, пока молодёжь прохлаждается, спустился вниз. Послышался щелчок открываемой двери, взволнованный голос, хлопок, а затем торопливые шаги на лестнице.

Анна поспешно встала с дивана, поправляя широкое закрытое платье в пол, расшитое цветами и птицами, цвет которых она видела. До полнолуния было ещё полторы недели, поэтому мир радовал красками. Аконит в медальоне приятно грел грудь, а серебро на пальцах и в ушах чуть слышно звенело, переговариваясь с тонким миром.

Мгновение спустя на лестнице показался Альфред, который, жестикулируя, что-то обсуждал с незнакомым молодым брюнетом. Говорили они не по-русски, поэтому Анна смогла разобрать только то, что незнакомец приехал, кажется, из Испании.

― Добрый день, сеньора, ― по-русски испанец говорил правильно, но акцент всё же чувствовался. ― Я прошу прощения за то, что, не оповестив о себе, побеспокоил вас, но моё дело не терпит отлагательств. ― Он покосился на Альфреда, убиравшего со стола миску с волосами Лии Лазаревой и явно готовившегося к разговору. ― Я не успел представиться: Хавьер Гарсия, к вашим услугам. ― Хавьер протянул Анне руку, и она пожала смуглую крепкую ладонь.

Выглядел Хавьер приятно и держался уверенно, несмотря на то, что от него исходил густой шлейф плотного страха, отдававшего какой-то странной сладковатой гнилью. Так могли пахнуть какие-нибудь диковинные цветы, привлекающие насекомых трупным ароматом.

― Анна Дрелих, очень приятно, ― она чуть улыбнулась Хавьеру. ― Что у вас такое случилось, что вы прилетели к нам из самой Испании? ― Ей действительно было любопытно. Насколько она знала, в мире хватало настоящих колдунов и ведьм, и этот благообразный, спортивного телосложения, благородный мужчина с крупными чертами смуглого лица, чёрными глазами и копной иссиня-чёрных волос мог найти помощь где угодно.

― Я уже успел в общих чертах рассказать сеньору Дрелиху о том, что происходит у меня в доме, ― начал Хавьер, ― и он любезно определил это как семейное проклятие. ― Он вздохнул, и Анна заметила, как поникли на мгновение его широкие плечи.

― Сеньор Гарсия, расскажите нам с Аннет о том, что привело вас в другую страну искать моей помощи, ― произнёс Альфред, жестом указывая на свободное глубокое кресло, в которое Хавьер тотчас благодарно опустился. По тёмным кругам под его глазами и несколько затравленному виду было видно, что он устал и измотан, а ещё очень напуган и растерян. ― Внизу вы лишь в общих чертах обрисовали то, что с вами случилось, что ваш дом проклят. Расскажите теперь об этом подробнее.

― Если захотите попить, вода в графине, ― негромко произнесла Анна, пододвигая к Хавьеру графин с серебряной водой и хрустальный стакан.

― Спасибо, ― Хавьер поблагодарил Анну усталой улыбкой и налил себе немного воды. ― Пожалуй, стоит начать с того, что владельцем поместья Липовая роща я стал всего полгода назад и, увы, при прискорбных обстоятельствах. Мой отец умер от сердечного приступа, по крайней мере, врачи и полиция пришли именно к такому выводу. Наша семья всегда была известной и уважаемой, и вот теперь нас осталось всего двое: я и моя сестра Лючия. Последние несколько лет она жила со своим мужем в Италии, но через несколько месяцев после смерти отца овдовела и вернулась в поместье. Её муж был сильно болен, поэтому его смерть не имеет к моей истории никакого отношения.

― Вы говорили, что вас беспокоят странности, происходящие в доме, ― мягко направил рассказ в нужное русло Альфред. ― Какие именно? ― Он всегда любил конкретику.

― Крысы в стенах, ― Хавьер поморщился. ― Хлопанье крыльев по ночам. Стук когтей. Причём иногда кажется, что по чердаку бегает целая стая. Не всегда крыс, порой создаётся впечатление, что там довольно крупное животное. Что само по себе странно: животные в нашем доме долго не живут. У меня и сестры в детстве было много питомцев, и никто из них не продержался дольше месяца. К тому моменту, когда отец умер, сторожевые собаки все разбежались, а в дом не залетали даже мухи! Причём вся живность, как только попадала к нам, сразу начинала вести себя агрессивно.

― А растения, наоборот, цвели пышным цветом, ― усмехнулся Альфред, как будто в подтверждении своих догадок. ― Рискну предположить, что все члены вашей семьи, вообще все, кто жил в доме, страдали анемией.

― Да, всё верно, ― растерянно произнёс Хавьер и почти с восхищением посмотрел на Альфреда. ― Вы уже сталкивались с подобным?

― Не в таких масштабах, ― ответил Альфред. ― Но похожие случаи есть. Продолжайте, пожалуйста.

Хавьер отпил воды и продолжил:

― После смерти отца мне пришлось наводить в поместье порядок. Оказалось, что в последние несколько лет отец порядком забросил дом, по словам слуг часто запирался у себя в кабинете и много писал. После того, как полиция закончила расследование, я смог зайти в кабинет отца и узнать, что же он так увлечённо писал. Я нашёл много бумаг и дневников ― отец не доверял электронным носителям, предпочитал старую добрую бумагу. Всегда твердил, что рукописи не горят². В его записях я нашёл любопытное упоминание о том, что раньше подобных проблем в доме не наблюдалось, вернее, они были, но не такие сильные. Вот, можете сами посмотреть, ― с этими словами Хавьер вытащил из сумки, которую принёс с собой, несколько старых на вид толстых тетрадей.