Хоббит - Толкин Джон - Страница 6

Именно слухи о нашем богатстве привели к нам дракона. Ты ведь знаешь, что драконы воруют или отбивают сокровища у людей, эльфов и гномов и стерегут свою добычу всю жизнь (т. е. практически бесконечно, если их не убивают), но никогда ничем из награбленного не пользуются. Вряд ли они могут отличить плохую работу от хорошей, хотя обычно имеют понятие о рыночной цене на изделия. Они ничего не умеют делать сами, даже сломанное кольчужное колечко не починят. В те времена, о которых я говорю, на Севере было полно драконов, а золото, наверное, кончалось, потому что гномы уходили к Югу или их убивали, и наступило время великих разрушений и великой нищеты.

В то время там жил особенно жадный, сильный и коварный змей по имени Смог. Однажды он полетел на Юг. Сначала мы услышали нарастающий шум его крыльев, от которого затрещали сосны, росшие на Горе. Некоторым из гномов, например, мне, в тот день повезло: мы отправились гулять и отошли от Горы довольно далеко. Я тогда был молодым, любил побродить, и это спасло мне жизнь. Издали мы увидели, как в дыму и пламени на нашу Гору опустился дракон, как он пополз вниз и от его дыхания разом вспыхнул лес. В Городе под горой зазвонили все колокола, воины вооружались. Испуганные гномы кинулись к Главным Воротам, но тут-то их и поджидал Смог: никто не спасся. Река от жара испарилась, сгустился такой туман, что почти ничего не стало видно, и в этом тумане дракон набросился на город и уничтожил почти все войско – такое часто случалось в те трудные времена. Потом он отполз к Горе и влез в наши пещеры через Главные Ворота. Он ободрал все стены в помещениях, уничтожил всех оставшихся гномов, ограбил склады, переломал все в туннелях, залах и жилых комнатах. Он забрал себе все, что нашел. Вероятно, как это обычно бывает у драконов, он свалил награбленное в кучу где-нибудь в глубине Горы и спит на этой куче до сих пор. Сначала он время от времени выползал из Пещер, чаще всего ночью, пробирался в город и уносил людей к себе на обед. Больше всего ему нравились молодые девушки. Так длилось несколько лет, пока Дейл не был полностью разорен, а люди из него ушли навсегда. Что там делается сейчас, я не знаю, но не думаю, чтобы кто-нибудь отважился поселиться возле Горы. Ближайшие обитаемые жилища должны находиться на Дальнем конце Долгого Озера.

Те немногие из нас, которые в тот день оказались на свободе и остались живы, плакали и проклинали Смога и не знали, что делать дальше. Мы сидели на Дальнем склоне Горы в естественном укрытии – и вдруг к нам подошли мой отец и дед с опаленными бородами. Они почти ничего не рассказывали. Когда я спросил, как они выбрались, они приказали мне придержать язык и сказали, что когда-нибудь я все узнаю. Потом мы ушли оттуда и перебивались чем могли, порой работали простыми кузнецами и даже углекопами. Но мы не забыли об отнятом у нас сокровище. Даже теперь, когда мы уже не так бедны и кое-что у нас отложено на черный день, – тут Торин любовно погладил золотую цепь на шее, – мы хотим вернуть свое достояние и отомстить Смогу, конечно, если нам это удастся.

Я не раз задумывался над тем, как удалось бежать из Горы отцу и деду. Теперь ясно, что они воспользовались запасным ходом, о котором больше никто не знал. Карту, конечно, составили они, но хотел бы я знать, как ее захватил Гэндальф, и почему она не досталась законному наследнику, то есть мне?

– Я ее не захватил, мне ее дали, – ответил маг. – Твоего деда Трора, как ты помнишь, убил в Морийских Копях Большой Гоблин Азог…

– Да, будь он проклят! – сказал Торин.

– А в прошлый четверг, 21-го апреля, минуло ровно сто лет с тех пор, как ушел твой отец, и ты его больше не видел…

– Это правда, – сказал Торин.

– Твой отец дал мне карту, чтобы я передал ее тебе; но, если принять во внимание, каких трудов мне стоило тебя найти, меня нечего винить. Когда смог, тогда и отдаю. Твой отец даже не сказал мне, как тебя зовут, ибо забыл собственное имя. По-моему, я достоин благодарности и похвалы. Бери! – и он протянул Торину карту.

– Не понимаю, – сказал Торин, и Бильбо чуть было не произнес вслух то же самое. Объяснение мага ему ничего не объяснило.

– Перед тем как отправиться в Морийские Копи, – снова заговорил маг, медленно и мрачно, – твой дед отдал карту на хранение сыну. Когда его там убили, твой отец взял эту карту и отправился сам попытать счастья. Он пережил великие злоключения, но до Горы не дошел. Я видел его пленником в подземельях злого чародея Саурона. Как он там оказался, неизвестно.

– А ты почему там оказался? – вздрогнув, спросил Торин, и все гномы тоже содрогнулись.

– Тебя это не касается. Кое-что выяснял, как обычно. Это было неприятно и опасно. Даже я, Гэндальф, чуть не погиб. Спасти твоего отца мне не удалось: я пришел слишком поздно. Он потерял рассудок, ничего не понимал и ни о чем не помнил, кроме карты и ключа.

– Орки из Мории давно получили по заслугам, – сказал Торин. – Надо подумать, как рассчитаться с Сауроном.

– Бред! Такой враг тебе не под силу, даже если ты соберешь всех гномов с четырех сторон света. Единственное, что завещал тебе отец, – прочесть карту и применить ключ. Но если не применить при этом еще хитрость, то дракон и Гора окажутся для вас, пожалуй, слишком велики, – мрачно произнес маг.

– Слушайте, вы! – сказал вдруг Бильбо довольно громко.

– Слушайте что? – спросили все, поворачиваясь к нему.

– Слушайте, что я скажу, – ответил Бильбо, слегка смущенно, но уверенно. – Вам надо идти на восток, а там все исследовать. В конце концов, есть же потайная дверь, а драконы должны иногда спать. Если вы долго посидите на пороге, то, наверное, что-нибудь придумаете. И знаете, что я вам еще скажу? Мы так долго болтали, уже ночь. Надо идти спать, ведь вам утром рано вставать. Я еще хочу накормить вас хорошим завтраком перед тем, как вы уйдете.

– Перед тем, как мы уйдем, – поправил его Торин. – Разве ты не Взломщик? И разве не твое дело – сидеть на пороге, а потом пробираться внутрь? Но насчет сна и завтрака я согласен. Перед долгой дорогой я предпочту яичницу из шести яиц с ветчиной, причем не пережаренную и чтоб желтки были целы.

Все стали заказывать хоббиту завтрак и никто даже не сказал «пожалуйста» (что очень разозлило Бильбо), а потом дружно отправились спать.

Бильбо изрядно повозился, приспосабливая свободные комнаты и чуланы под спальни и расстилая постели на скамейках, диванах и даже табуретках. Потом он пошел спать сам, страшно усталый и без всякой радости. Единственное, о чем он подумал – он вовсе не собирается рано вставать и готовить для всех завтрак.

Пока он ворочался перед тем как заснуть, туковская половина его характера постепенно слабела и, засыпая, он уже не был уверен, что отправится куда бы то ни было, когда наступит утро.

Лежа в кровати, Бильбо еще слышал, как в соседней с ним парадной спальне не то поет, не то бормочет Торин:

Сны под эту песню получились скверные и странные. Рассвет он проспал.

Когда Бильбо проснулся, стоял уже ясный день. Он вскочил, натянул халат и прошел в столовую. Там никого не было, но дикий беспорядок и горы грязной посуды на столе свидетельствовали, что здесь поспешно завтракало много народу. В кухне тоже было полно неумытых горшков, заляпанных сковородок, грязных кастрюль, – будто всю посуду, имевшуюся в доме, использовали для завтрака. Бильбо с ужасом подумал о предстоящей немедленной мойке и уборке и понял, что вечеринка ему не приснилась. А он-то еще надеялся, что это все – дурной сон!

Единственным утешением казалось то, что гости ушли без него и дали ему выспаться («А все-таки даже спасибо не сказали!..»), но… почему-то он был этим слегка разочарован, почти обижен. Чувство было новое, в конце концов он сказал сам себе: «Не будь дурнем, Бильбо Торбинс! И нашел о чем думать: драконы и прочая чепуха в твоем солидном возрасте». После этого он храбро облачился в передник, пошел на кухню, зажег огонь в печи и вскипятил воду. Затем сумел все убрать так быстро, что позавтракал почти вовремя. Солнце уже поднялось высоко, наружную дверь он отворил, и через нее в дом залетел приятный теплый ветерок. Бильбо даже начал что-то насвистывать, подметая последние пылинки в коридоре, и подумывать о втором завтраке у открытого окна, как вдруг вошел Гэндальф.