Дороги наемника (СИ) - Марченко Ростислав Александрович - Страница 23

Но это было еще не все. Тремя женами одновременно проблемы «Вечного Императора» только начинались. Логичным продолжением семейного статуса «женат» были дети, которых в настоящий момент здравствовало в десять раз больше чем ставших супругами родителя счастливиц — двадцать девять душ. Одиннадцать из которых мужчины. И как раз вот тут начиналась самая мякотка, ибо семисотлетнее правление главы семейства оставляло за императорскими детьми статус вечно третьих, которым, как и всегда у рода человеческого далеко не все были готовы удовольствоваться. Потомки монарха могли только стоять у трона, ибо над ними всегда и везде находились действующие супруги отца. Ни одна из предшественниц, которых, за эти семь веков насколько я понимал жизнь, не умерла своей смертью. Кронпринцев и кронпринцесс ныне тоже здравствовало куда меньше, чем родилось. Также как впрочем, и внуков монарха, с которых начиналось титулование принц без приставки «коронный». Судя по всему, близкий круг императора и его семьи нужно было сравнивать даже не с клубком змей, а с здоровенным крысятником, где все пожирают всех.

Ладно, бог с ними с императорскими дочками, те оставались разменными монетами выгодного для папаши политического марьяжа — хотя тут зная историю можно было и поспорить. Что было делать кронпринцам? У которых за эти века тоже появилось немало потомков, давивших своим существованием на родителей вряд ли менее жестко, чем они сами на Императора. Кормовая база разрастающегося рода просто не могла угнаться за продуктами пятнадцати минут удовольствия, что автоматом толкало потомков монарха на скользкий и грязный путь внутрисемейной конкуренции. Как впрочем, и прочую аристократию, где творилось абсолютно то же самое, разве что в меньшем масштабе.

По собранной земной агентурой труднопроверяемой информации, грызней между собой императорские детишки не ограничивались, попытки скинуть засидевшегося на троне папашу тоже периодически предпринимались. С последним им пока что не подфартило, а вот на сокращении поголовья императорских отпрысков отразилось самым явным образом.

Единственным сыном Императора, который считался стоящим практически вне этой политической грызни, если правильнее то над ней, был главнокомандующий вооруженных сил Империи кронпринц Рейвен — самый старший из его детей от самой — самой первой из жен, ныне понятно покойной. По слухам рожденный даже до того как Брейден I водрузил на свою голову императорскую корону. Кронпринц славился на всю империю и за её пределами своим умом, рядом трактатов по военной истории и полководческому искусству, откровенно склонной казарме прямотой с меткими хлесткими фразами, а также политической непотопляемостью в Малом Совете отца и зиждившемся на абсолютном равнодушии к трону доверием родителя. Свое положение этого человека, если при таком сроке жизни его можно было назвать человеком, определённо устраивало, притом что ставшая государством в государстве армия его обожала. Если бы у «Вечного Императора» был Наследник, то Рейвен назывался бы им без каких либо вариантов, но «Вечный Наследник» при «Вечном Императоре» явно смотрелся бы несколько странно, поэтому Аэрон без этого обошелся. Видимо отчасти именно из — за этого, меряясь пиписьками, кто в роду выше, потомки монарха давили друг дружку и своих окружающих по абсолютно копеечным поводам, до очередности провозглашения здравиц на приеме включительно. И да, никем особенно не скрывалось, что упомянутый кронпринц, для того чтобы братья, сестры и племянники оставили его и вооруженные силы Империи в покое, перебил за века родственников как бы ни больше чем все остальные вместе взятые. Не лично конечно, но по ряду мятежей — сексуальный смешок Инги Ладыженской, — некоторые историки ставили последнее под сомнение. Историков разумеется из сопредельных государств.

В общем, без сомнений присутствующая в Аэроне клановость и патриархальность имела двойное дно просто набитое разномастными скелетами и если знать, где взглянуть, а потом и принюхаться то воняла за километр. Дерьмо и кровь полей сражений войск поддерживающих разных кронпринцев аристократических партий, на фоне подлости дворцовых интриг в принципе могли выглядеть и не так плохо. Плюсом боевых действий было даже не то, что в них было понятно кто враг, а то, что они, в некоторой степени регулировались законами Империи. Чтобы устроить провинциальный военный конфликт одного только желания по известным причинам было недостаточно, а власть в них еще и уровень зверства пыталась контролировать. Например, чтобы более сильная сторона не очень увлекалась разорением оппонента таким простым ходом как геноцид податного населения, пока его войска отсиживаются в крепости. Отвечает — то, за свою неспособность защитить своих людей и соответственно отслюнивать установленную сумму налогов с фьефа (не личную подать, ни в коем случае) конечно, владелец земли, но потеря рабочих рук в конечном итоге все равно сказывается на экономике Империи. Впрочем, за «случайно» разбитые в ходе боевых действий купеческие караваны спрашивали ещё жестче — к жалобам купеческих гильдий столица обычно относилась весьма благосклонно и реагировала на них быстро. Это уже Койер в ленивом вечернем трындеже упомянул про производственный риск.

Короче говоря, конфликт графа ан Хальба с бароном ан Саганом, точнее сказать возглавляемой тем коалицией связанных родством и общими интересами аристократов на банальную попытку передвинуть пограничные столбы не походил. А если бы даже на это похоже было, то я очень поостерегся своим словам верить.

Силы для вторжения граф собрал по провинциальным меркам не слабые — тысяч, наверное, пять народу. Может быть даже больше. Делились они на четыре категории: поместное ополчение графства, войска графа, войска вассальной титульной аристократии и наемные роты на разовом контракте.

Касательно поместного ополчения ничего подобного европейским сорока дням службы в Аэроне уже давно не практиковалось, всеобщий сбор старого и малого в ополчение присутствовал разве что в законодательстве и предусматривался только в исключительных обстоятельствах. В столь склонном к решению политических разногласий военным путем обществе полагаться на такую рыхлую структуру было более чем глупо, поэтому обязательную службу ленников с оружием в руках в войске сюзерена повсеместно и уже сотни лет как заменили «щитовыми деньгами». Одновременно, всячески стимулируя заплативших за отмаз от обязательной службы вассалов отправлять представителей своих семей в войско на правах наемников. Последнее в первую очередь касалось, конечно же, желающих хорошо устроится в жизни не наследных сыновей, не отправленных пока в свободное плавание, либо продолжающих поддерживаться семьей.

Впрочем, для того чтобы получить благоволение сеньора этого могло оказаться недостаточно, тем же наследникам получение боевого опыта в достаточно серьезном конфликте в жизни вряд ли бы сильно помешало. Короче говоря «боевая» часть ополчения из этих желающих ощутить вкус крови дворянских отпрысков со слугами и собиралась, формируя достаточно боеспособные для «межевых войн» конные полки — хоругви[23].

В данном случае ополченческая хоругвь графства была одна, делясь на подразделения по местностям. В последней, несмотря на весь тиранический дух морального давления эксплуатирующих классов и привычки к твердой вертикали власти, царила самая разнузданная демократия. Весь командный состав полка за исключением командира хоругви подчиненные избирали прямым тайным голосованием. Что же до самого командира, то он просто выбирался сюзереном из самых заслуженных и авторитетных баннерных рыцарей той же хоругви.

«Не боевая» часть ополченцев была представлена призванным по разнарядке с определенного числа дворов мужичьем, убирать за профессионалами говно в лагерях, копать землю и вывозить господские трофеи. Так как простолюдинам за это платили, в бой идти было не надо и, всегда был шанс воспользоваться плодами битвы, в ней не участвуя, никакого возмущения в народе данное тягло не вызывало. Риск сравнительно с получаемыми возможностями был невелик. Если бы какой — то полководец поставил этих «черноногих» в строй, окружающие решили бы что он рехнулся. Несмотря на свою вооруженность и индивидуально некоторые навыки владения оружием, крестьянские подразделения никакой боевой ценности не представляли.