Красный (ЛП) - Райз Тиффани - Страница 1

Тиффани Райз

"Красный"

Серия: вне серии

Автор: Тиффани Райз

Название на русском: Красный

Серия: вне серии

Перевод: Skalapenda

Сверка: helenaposad

Бета-коррект: Amelie_Holman

Редактор: Amelie_Holman

Оформление: Skalapenda

Аннотация

На смертном одре матери Мона Лиза Сент-Джеймс пообещала, что сделает все возможное, чтобы спасти художественную галерею, принадлежащую той. К несчастью, галерея под названием "Красная" расписана не только красной краской, но и черной.

Как только она понимает, что у нее нет выбора, кроме как продать галерею, появляется загадочный мужчина и делает ей предложение: он спасет "Красную", если она согласится подчиниться ему на целый год.

Мужчина, выходец из Англии, красив и невероятно соблазнителен... но мама точно не просила Мону продавать себя незнакомцу. Однако дочь пообещала сделать все, чтобы спасти галерею...

Глава 1

Охота на лисиц

Ее всегда называли «Красной Галереей», даже до того, как она была красной.

Первоначально она называлась «Галереей Реда» (прим. Red - красный), потому что человек по имени Ред владел этим местом, и ни по какой другой причине. Но мать Моны рассказывала, что имя появилось в 1920-х годов, когда «Ред» был подпольным баром. По ее словам, во время кровавых бандитских перестрелок погибло так много людей, что это место прозвали Маленькая красная обстрелянная галерея. Конечно, все это было неправдой, но мать Моны была из тех женщин, которые ценили красоту выше правды. Она любила «Красную галерею» и считала, что та заслуживает самой лучшей истории происхождения. Сама Мона никогда не распространяла эту выдумку, но и не отрицала ее. Она также держала кирпич выкрашенным в малиновый цвет, а ее собственные каштановые волосы - в яблочно-красный.

Именно этого хотела бы ее мать.

Ее мать так любила «Красную галерею», что последними словами, обращенными к Моне, были: "Сделай все, что потребуется, но спаси галерею." И только по этой причине Мона сидела в «Красной галерее» за столом после закрытия, снова и снова складывая цифры в надежде найди где-нибудь потерянный ноль, ноль, который превратит активы в пятьдесят тысяч долларов в пятьсот тысяч. Она ограбила Питера, чтобы заплатить Полу, и теперь Питер стоял у двери и колотил в нее. Не осталось ни единого человека, кого можно было бы ограбить, чтобы заплатить ему.

Если только она не продаст галерею.

Почему ее мать так любила это место, Мона, возможно, никогда не узнает. О, Мона любила «Красную», их маленькую галерею на Савой-стрит. Ей нравилась выкрашенная в красный цвет витрина из кирпича и стекла, темные полы, красные бархатные шторы вдоль стен, которые заставляли цвета холстов играть выразительнее, словно воздушные шары. Ей нравился маленький кабинет рядом с главной галереей, который когда-то принадлежал ее матери, а теперь стал ее собственным. Ей нравилась кладовка в задней части дома, где хранились все картины и скульптуры, не выставленные в настоящее время, - вторая частная галерея. Чего она не любила, так это долги. Если бы смерть ее матери была скоропостижной, Мона могла бы спасти галерею. Мать болела в течение двух лет, ей становилось немного лучше, а затем немного хуже, лучше, хуже, шаг вперед, два назад. В конце концов, все, что она могла оставить Моне - галерею в наследство и огромный медицинский долг, который едва покрывала страховка.

И никому больше не было дела до искусства.

Она знала, что это неправда, но все попытки оживить галерею провалились. Все новые и новые художники привлекали толпы молодых претенциозных людей. Но в то время, как модная молодежь была счастлива пить бесплатное вино и есть бесплатные крекеры и сыр, они не покупали картины. Художники постарше наводнили рынки своими работами и продавали их за гроши, если вообще продавали. Она пыталась завлечь наследников недавно умершего художника, чтобы выставить у себя его коллекцию, но те выбрали большую галерею в центре города. Она их не винила. Возможно, она бы тоже не выбрала «Красную галерею».

Сегодня она отпустила последнего своего работника.

Кроме Ту-Ту, конечно же. Она никогда не отпустит Ту-Ту.

- Не переживай, - сказала она миниатюрному черному коту, свернувшемуся калачиком в углу ее кабинета на лежанке. - Если я продам галерею, ты не будешь бездомным. Ты можешь жить со мной.

Ту-Ту, сокращенное от Тулуз-Лотрек¹, просто взглянул в ее сторону, моргая своими люминесцентными зелеными глазами, прежде чем вернуться к своей задаче, а именно облизывать правую лапу в течение следующих десяти минут. Ту-Ту был галерейным котом уже десять лет. Ее мать нашла истощенного черного котенка в переулке через две улицы отсюда и привезла его сюда, чтобы выходить. Он так и не стал большим, но его шерсть была блестящей и мягкой, глаза блестели, а мурлыканье было достаточно громким, чтобы разбудить мертвых. Ей не разрешалось держать в квартире домашних животных, но то, чего не знала хозяйка, не могло причинить ей вреда. Десять лет. Моне было пятнадцать, когда они нашли Ту-Ту. Десять лет. Десять лет назад галерея была звездой Савой-стрит, фавориткой художественного района. Но арендная плата была слишком высока, и галереи одна за другой закрывали свои двери или переезжали. Одна «Красная Галерея» осталась.

И теперь она тоже закроет свои двери.

Мона встала из-за стола и подошла к лежанке Ту-Ту. Она погладила его по голове, подбородку, прижала ладонь к боку, чтобы ощутить изумительное мурлыкание дизельного моторчика. Это ее успокоило. Она прошептала обещание Ту-Ту, что ему понравится в ее квартире. Что она не увольняет его, а продает галерею. Она попросила его передать ее матери - ее мать была уверена, что кошки могут общаться с мертвыми, - что Мона сделала все возможное, чтобы спасти «Красную Галерею». Ни один банк не даст ей денег взаймы. Кредитные карты достигли лимита. Банкротство было неминуемо. Искусство ради искусства - прекрасная идея в теории.

Но искусство не может платить по счетам.

Мона выпрямилась и расправила плечи. Настенные часы показывали почти полночь. Где-то в последний час она решилась продать помещение. Теперь, когда она признала, что у нее нет другого выбора, кроме как продать это место, ей стало легче. Числа не собирались волшебным образом умножаться, сколько бы она на них ни смотрела. С таким же успехом можно сдаться, пойти домой и лечь спать. Она закинула черную сумку на плечо, сняла с крючка красное пальто, перекинула его через руку, сунула ноги в черные туфли на каблуках и послала Ту-Ту воздушный поцелуй на ночь. Время закрываться. Время сдаваться. Только...

В галерее стоял мужчина.

Мона ахнула, прикрыв рот рукой. Казалось, он не услышал вздох. Он даже не повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она с трудом сглотнула, ее сердце билось, как у Белого Кролика². Он был высок, широкоплеч и одет в черный костюм-тройку. Одну руку он держал на бедре, другую - на подбородке. Хотя он был одет по-современному и выглядел лет на сорок, в нем было что-то такое, что выглядело... старым. Нет, не старым. Из старого мира, возможно. Да, так. Старый мир. Она не могла придумать другого способа описать его. Все дело было в волосах. Вот и все. Его волосы были собраны так, как их носил лорд в эпоху Регентства. Черные и взъерошенные, распутные, он напоминал ей лихие автопортреты Эжена Делакруа³. Темные глаза, черное сердце. Для Моны он выглядел как дьявол, вышедший флиртовать.

Но кто же эта дьявольская счастливица?

- Сэр? - Мона наконец набралась смелости, чтобы заговорить. - Галерея закрыта.

Сначала он молчал. Но наконец зашевелился. Он убрал руку с подбородка и подошел ближе к небольшой картине перед ним. Это был Джордж Морленд⁴, современник Джошуа Рейнольдса⁵. Ничего поразительного. Просто невдохновенная картина, изображающая людей в красных мундирах верхом на лошадях. Красивая картина, красивая и ненавязчивая. Мона представила, как пожилая пара присматривает что-то для украшения загородного дома, и картина бы его оживила. Но все, что та могла, это провисела четыре месяца на стене галерее и собирала пыль.