Петровна (СИ) - Охитина Татьяна - Страница 11

Покупателям башмак тоже приглянулся больше остального, и вскоре «обьект универсального назначения» обрел свою новую хозяйку.

Торговля не то чтобы бойко, но все же шла, Петровне удалось пристроить всё, включая ржавые лопаты. Хотя времени для этого потребовалось изрядно — домой она отправилась уже в сумерках, зайдя по дороге в лавку за продуктами.

Когда она, груженая покупками, вышла на улицу, город окутали сумерки. Улицы опустели. Петровна поглядела по сторонам и задумалась, какой дорогой пойти: длинной или короткой? В пользу длинной говорило освещение. В пользу короткой — только длина: два поворота по темному переулку — и ты дома. Подхватив корзину с покупками, Петровна свернула в переулок. Подобные мрачные места она не любила, мало ли кто ожидает тебя в тени, с чем-нибудь увесистым в загребущих ручонках.

Словно в подтверждение ее слов где-то впереди послышалась возня, затем вскрик и удаляющийся топот. Сжав корзину покрепче, Петровна замерла и навострила слух. Убедилась, что шум не повторяется и осторожно двинулась вперед.

Она шла тихо, как мышка, несущая зернышко в гнездо. Медленно и осторожно, прислушиваясь на каждом шагу. Торцы домов, выходящих в переулок, окон не имели, лишь лунный свет немного освещал путь. Кляня себя за глупое решение, Петровна медленно продвигалась вперед. На втором повороте дом справа сменился глухим забором, заросшим травой.

Петровна почти дошла, до дома было рукой подать, когда услышала шорох, а затем — полный страдания стон. Кто-то зашевелился в траве, пытаясь подняться, но, вскрикнув, упал обратно.

— Кто здесь? — громким шепотом произнесла Петровна.

В ответ снова раздался стон.

Раздумывала Петровна недолго, осторожно двинулась в сторону источника шума.

— Эй, вы где? — негромко произнесла она, вроде бы что-то разглядев в траве у забора.

Шорох, невнятное мычание… и снова все затихло.

«Чтоб тебя, забулдыга… — в сердцах подумала Петровна, подойдя ближе. Наверное наклюкался в трактире, да не заплатил, вот и выкинули». Пьяниц Петровна не любила, хватило первого мужа, который попил немало крови. Негодование было готово выплеснуться наружу, и тут лежащий в траве мужчина, собравшись с силами, прохрипел: «Помогите!». После чего вырубился, оставив Петровну в полной и безоговорочной тишине. Даже цикады затихли, словно прониклись драматизмом момента.

Тяжело вздохнув, Петровна поставила корзину на землю.

Когда, поминутно останавливаясь и переводя дух, она дотащила беднягу до дома, силы ее оставили. Чудом не оборвав колокольчик, она призвала на помощь выскочившего на крыльцо Алмуса. Вдвоем они занесли человека в дом, сгрузили на диван в гостиной, после чего Петровна, наконец, смогла оценить масштаб бедствия. И тут же велела мальчишке тащить воду, чистые тряпки и что-нибудь для перевязки.

Пострадавший оказался высоким представительным мужчиной в годах. Седая бородка и усы были аккуратно подстрижены. Впрочем, на этом его представительность и заканчивалась — одежда была такой грязной и рваной, словно его терзала стая диких зверей. Глубокие царапины испещряли лицо, руки и грудь, глаз заплыл, волосы являли собой ссохшийся серо-бурый колтун.

— К доктору бы его, — произнесла Петровна.

— Только утром, — ответил Алмус. — Ночью не найдем.

— Значит, действуем сами, — Петровна принялась стаскивать с пострадавшего одежду, бросив Алмусу: — Помоги!

Вдвоем они кое-как раздели беднягу и, убедившись, что серьезных повреждений не видно, обработали раны и, укрыв одеялом, оставили отдыхать до утра.

Петровна постелила себе здесь же, на узенькой кушетке в углу гостиной, стараясь лишний раз не ворочаться, чтобы не улететь на пол.

Мера оказалась не лишней — бедняга то и дело просыпался, стонал и просил воды. Успокоился лишь под утро, позволив и Петровне, наконец, забыться сном.

Утром Петровну с Алмусом ждал сюрприз — пациенту полегчало настолько, что он смог внятно объяснить, где живет и куда его отвезти. Однако везти его в таком состоянии на другой конец города Петровна рискнула только под вечер, накормив бульоном для поднятия сил (бульон пациент жадно выпил и попросил еще, а после второй порции уснул, и сон его был намного спокойней ночного, что обнадеживало и позволяло рискнуть отправить его домой.

До дома герцога Рида, где бедняга трудился дворецким (или кем-то вроде того, кем именно Петровна не поняла) ехать пришлось изрядно. Глядя, как, сцепив зубы, мужчина мужественно переносит тряску, Петровна все больше проникалась к нему уважением. Поэтому, когда они, наконец, прибыли и сдали его с рук на руки, Петровна, отведя самого важного из слуг в сторонку, вежливо попросила замолвить словечко перед хозяином, чтобы тот отнесся с пониманием к бедняге пострадавшему, который и так натерпелся. Чтобы дал ему отдохнуть и восстановиться, прежде чем тот вновь приступит к работе. И, по возможности, не загружал его слишком сильно.

Тот посмотрел на нее странно, после чего кивнул и, поблагодарив за заботу, выпроводил за ворота.

Обратно они тоже ехали на извозчике — удивленный Алмус протянул ей пару золотых монет, которые вручили ему в благодарность, пока Петровна разговаривала со слугой.

Это было неожиданно и приятно. На эти деньги они решили пополнить запас продуктов и починить крыльцо.

Выскочив возле постоялого двора, Алмус отправился на работу. Судя по запрудившим двор повозкам, день ему предстоял жаркий. Пред тем как свернуть за за угол, Петровна успела заметить, как важный мордатый мужик, стоявший на пороге, дал подзатыльник подбежавшему Алмусу. Петровна хотела выйти и разобраться с наглецом, но не стала, решив, что не стоит выставлять мальчишку маменькиным сынком. Но решила впредь приглядываться к нему повнимательней и вмешаться в случае чего.

Вернувшись домой, к радости Галкеи Петровна занялась зельем усиления.

Точнее, попыталась заняться — едва она разложила ингредиенты, как колокольчик на входной двери зашелся звоном.

— Перебьются, — заявила Галкея. Но гость оказался упрям, а на Петровну внезапно накатила тревога. Под недовольное бурчание Галкеи Петровна отправилась открывать.

— Бабуля, вашего Алмуса в тюрьму забрали! — воскликнул стоящий на крыльце мальчишка.

— Что? Как? Почему?! — на Петровну накатила паника.

— Не знаю, — мальчишка тревожно заозирался. — Он просил передать, что его в центральную управу повели. И сказал, что вы заплатите, если я вам расскажу.

— Ага, сейчас! — к Петровне тут же вернулось здравомыслие. — Проходимец малолетний! Решил меня на деньги развести?

— Чего? — растерялся тот.

— В начале докажи, что не врешь, потом и деньги получишь!

— Бабуля, мы так не договаривались!

— Мы с тобою никак не договаривались, — припечатала Петровна и, метнувшись в прихожую, схватила чепец и кошелку. — Показывай, куда его увели!

Мальчишка обреченно вздохнул, смирился и бодрым шагом двинулся вверх по улице.

— Не так быстро, — осадила его Петровна.

Тот нехотя сбавил шаг, и они направились в сторону главной площади.

Центральная управа, приземистое серое здание, выглядела неприветливо и, прямо скажем, отталкивающе. У входа стояла потертая карета. Лошадь неторопливо жевала овес, сунув голову в торбу. Кучер в засаленном кафтане дремал на козлах, свесив голову на грудь. Позади лошади красовалась свежая куча навоза, источая неповторимый аромат. Петровна велела мальчишке ждать у крыльца, а сама решительно двинулась внутрь.

В крошечном холле не оказалось никого, кроме жующего охранника. За его спиной уходил вдаль длинный полутемный коридор с забранными решеткой помещениями.

— Что надо, бабуля? — лениво произнес он, бросая в тарелку обглоданную кость. — Потеряла чего?

— Потеряла, — мрачно произнесла Петровна. — Мне сказали, внука моего сюда привели.