Академия под ударом (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 25

— С тобой что-то не так, — негромко заметила Элиза. Оберон пожал плечами.

— Даже и не знаю, — соврал он и почувствовал, как далекая тьма в зеркалах снова пришла в движение. Лжец, лжец, убийца! — зашелестел дождь, рассыпался язвительным смехом. — Я думаю о том, почему тебя больше не пытаются убить, и не нахожу ответа.

Элиза улыбнулась, и Оберон подумал, что ей очень идет эта улыбка — такая чистая, невинная, с горящим огнем за этой невинностью.

— Я тоже об этом думаю, — призналась Элиза. — Но еще больше — о том, что случилось с моей матерью. Почему она была в том лесу.

Она поежилась и добавила:

— Она выглядела больной. Или заколдованной.

Они вошли в замок, и здесь, под защитой старых стен, Оберону стало спокойнее. Все было правильно, все было как всегда. Студенты шли на завтрак, помощники развешивали объявления на досках, и издалека доносилась музыка — Оберон узнал гитару Марка. Вот и правильно, пусть очаровывает первокурсниц и не подбивает клинья к Элизе.

— Давай подойдем к нему вместе, — предложил он. — Сегодня после занятий. Я попробую рассмотреть, что там не так.

Элиза кивнула, благодарно пожала его руку.

— Я только сейчас заметила, что мы перешли на «ты», — улыбнулась она, и Оберон улыбнулся в ответ.

— Давно пора! — заметил он. Нет, это просто дрянная погода так на него влияет, вдобавок к огромному количеству опасных приключений за несколько дней. С Элизой все будет хорошо, и с ним тоже.

Он никогда не причинит ей вреда. Никакого.

Войдя в столовую, Оберон увидел принца Жоана и Примроуз. Девушка выглядела больной — пророчество измотало ее. Так бывает; Оберон подумал было посоветовать Аверне, декану факультета предвидения, дать Примроуз отдохнуть от учебы пару дней, но потом решил не лезть не в свое дело. Аверна была опытной волшебницей, видавшей самые разные виды, и без него знала, что делать со своими студентками.

Повинуясь странному чувству, Оберон не пошел за преподавательский стол, а сел напротив принца — Жоан сразу же нахмурился и подобрался, словно предвкушал какие-то неприятности.

— Как дела? — спросил Оберон, не утруждая себя приветствиями. Примроуз поднялась было со скамьи, но Оберон хмуро посмотрел на нее и приказал: — Сидите.

Девушка послушно вернулась на прежнее место. Элиза, которая села рядом с Обероном, кажется, дышала через раз от страха.

Только сейчас Оберон понял, что в нем, независимо от его желания, пробудилась та сила, которая гнала его по болотам и пустошам за чудовищами. Та сила, которая подавляла и заставляла дрожать.

Вот и Элиза тряслась. Как они будут жить, если он так ее пугает, даже не желая этого?

— Дела… все хорошо, — кивнул Жоан. Под рубашкой мягко мерцала подвеска, подаренная Акимой. Да уж, ректор своего не упустит. С принцем следовало дружить — и он дружил, редчайшую ценность от сердца оторвал.

Иногда такие бунтари побеждают — а с победителями нужны хорошие отношения. Деньги и должности никогда не бывают лишними. А принц был явно не из тех, кто забывает своих благодетелей.

Оберон чувствовал, что начинает сердиться, и понятия не имел, откуда взялась эта злость.

— Отлично, — кивнул Оберон и повернулся к Примроуз, которая заметно побледнела. — Что именно вы говорили? Вспомните дословно, это очень важно.

Примроуз вздохнула, собираясь с духом. Салфетка в ее пальцах дрожала. Юным пророчествам всегда страшно вспоминать о своих пророчествах. Привычка к ним придет с опытом.

— Великий владыка пришел на север, — сказала она так, словно диктовала кому-то письмо. — Он восстанет в пепле и крови, он оживит подземные реки. Он наденет корону, которую у него отняли. Это все, господин декан. Я запомнила каждое слово.

Примроуз вдруг провела ладонями по лицу и сдавленным голосом произнесла:

— Я никогда этого не забуду. Это было… — девушка всхлипнула, — невыносимо.

Оберон понимающе кивнул. Иногда пророчества причиняли сильную боль, так что провидицам не завидовали. Нет, все-таки надо намекнуть Аверне, что девушке стоит отдохнуть.

— Вы из Повейского края, верно? — спросил Оберон, глядя на изящную вышивку на рукавах платья Примроуз. Далекий лесной запад — там всегда рождались сильные маги и великие пророки. Девушка кивнула, не понимая, куда он клонит. — Вы кричали на нашем сандаронском или на своем гардалинском?

Он почувствовал, как Элиза смотрит на него, и от этого взгляда хотелось закрыться.

— Гардалинский, — прошептала Примроуз. Оберон рассмеялся, даже хлопнул ладонью по столу.

— В гардалинском языке нет разделения на мужской и женский род, — произнес он. — Владыка может быть владычицей.

Принц, Примроуз и Элиза, кажется, перестали дышать.

— И что же это значит? — едва слышно поинтересовался Жоан. Оберон усмехнулся.

— То, что пророчество может не иметь к вам отношения, ваше высочество, — сказал он. — И мы должны понять, к кому оно все-таки относится.

— …поэтому вы никогда не должны забывать: охотник на чудовищ сам способен превратиться в монстра. И это может произойти в самый неожиданный момент. Контролируйте вашу внутреннюю тьму, иначе однажды охота может начаться уже на вас. Кто приведет пример из истории?

Элиза сидела с лупой на подоконнике и сортировала маленькие каменные пирамидки, небрежно сваленные в коробку из плотной коричневой бумаги. Почти все были бесполезны, лишь одна пирамидка вспыхнула зеленым — сердоликовая, с потертыми гранями. Почему-то здесь было очень хорошо слышно, что происходит в соседнем кабинете, и Элиза слушала лекцию, которую Оберон читал третьему курсу.

Ей хотелось пересесть — но она оставалась на месте. «Я так лучше узнаю Оберона», — подумала она, и внутренний голос тотчас же ожил и заметил:

«Садист. Убийца. Охотник на таких, как ты. Что еще ты хочешь узнать?»

— Неправда, — сказала Элиза вслух. — Он не виноват в том, что случилось с его женой.

И что ему надо было делать? Выпустить Паучью ведьму, чтобы она уничтожила половину города? Когда-то давно Элиза читала сказку о Паучьей ведьме — впечатлений хватило надолго. Художник, к тому же, не поленился проиллюстрировать сказку во всех ужасных деталях, так что Элиза прекрасно представляла, что могло бы случиться, пощади Оберон свою жену.

Она не хотела об этом думать. После всего, что Оберон для нее сделал, после утреннего поцелуя, такие мысли казались Элизе злыми и неправильными. Но она все равно возвращалась к рассказу Оберона о смерти его жены, и что-то в душе начинало леденеть.

Еще одна пирамидка вспыхнула зеленым. Бледно-розовый кварц с белыми прожилками. Элиза покрутила ее в пальцах, одна из граней пирамидки поймала свет, и в розовой глубине завертелась маленькая красная ящерица. Элиза ойкнула, опустила руку, и ящерица растаяла.

Интересно, были ли такие ящерицы в других пирамидках? Возможно, были, а потом умерли, и теперь лупа вспыхивала желтым. Может быть, если всмотреться, то можно будет увидеть скелеты…

— Да, Марк?

— Андре Бретон, я думаю, — Марк говорил серьезно и спокойно, как и полагается старосте курса. — Третий декан нашего факультета. Триста пятьдесят лет назад.

Какое-то время было очень тихо, потом Марк продолжал:

— Он был действующим охотником на порождения тьмы, как и вы… Однажды сжег целый поселок, потому что решил, что жители заражены болотной лихорадкой от нави.

Элиза поежилась. Ноздри дрогнули — она уловила нитку дыма от сгоревших домов. К горечи примешивался отвратительный запах обугленного мяса, Элизу стало мутить.

«Ты впечатлительна», — бывало, качал головой отец, забирая у нее очередную книгу со страшными сказками.

— Что было бы, если бы он не сжег? — спросил Оберон. Элиза почти видела, как он стоит за кафедрой и поворачивается в сторону другого студента: — Да, Мишель?

Студент смущенно кашлянул и сказал:

— Если жители были заражены, то они стали бы навями. Это уничтожило бы весь регион, и Бретон не смог бы остановить столько навей.