Господин изобретатель. Часть III (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич - Страница 2

– Скажите, Людвиг Матвеевич, а с кем-нибудь из вашей батареи, лже-поручик Львов приятельствовал? Может быть, с кем разговаривал в гостинице, в отряде-то он редко показывался и охотников, мягко говоря, презирал, они для него были «мужичье сиволапое», так может из господ офицеров кто с ним дружил?

– Видите ли, Львов вообще любил пожить на широкую ногу, в картишки сыграть всегда был не промах, женщин к себе в номер водил, но, чтобы с офицерами моими дружбу водить… Мне вообще бы не хотелось бросать тень на кого-либо из своих подчиненных. Позвольте, я сам с ними поговорю и, если будут какие-то сомнения, возможно и у моих подчиненных будет, что сказать, я вам сразу же доложу. А с чем связано такое недоверие к моим офицерам, уж не считаете ли вы их замешанными в этой дерзкой попытке угнать телегу с деньгами? Она ведь с самого начала была обречена на провал. На ломовой телеге от конных не уйти…

– А он, по-видимому, и не собирался угонять всю телегу, а вот сбросить в проездном дворе ящик – возможно, а потом вернуться за ним, бросив телегу. Но, как мне сообщили жандармы, скорее всего, у него был план, сговорившись с кем-то из караульных, вскрыть хранилище уже на пароходе, взять самое ценное и сойти в иностранном порту. Завтра, крайний срок – послезавтра, мы будем в Константинополе и я не уверен, что сообщник или сообщники не попытаются исполнить этот план. Поэтому караул будет удвоен на все время стоянки и я должен знать степень благонадежности лиц, заступающих в караул и тех, кто имеет доступ в оружейную, то есть разводящего и караульного офицера.

– Тогда, Александр Павлович, – начнем с меня – разволновался барон, – я тоже разговаривал со Львовым. Например, хотел узнать у него про зембуреки…

– Простите, про что?

– Зембуреки, я же говорил, что моя страсть – мобильная артиллерия. Так вот, у текинцев были мобильные пушки, которые устанавливались на спины верблюдов и могли стрелять с ходу. Верблюд, по команде погонщика, ложился, а пушкарь стрелял из орудия, преимущественно, картечью, хотя, были и круглые ядра калибром около 2,5 дюймов, как у пушки Барановского. Несмотря на грохот выстрела, верблюд лежал смирно, так как был приучен к этому. Вот я и хотел подробнее узнать у Львова об этих орудиях, особенно о лафете и его креплении на животном, но он мне ничего про это сказать не мог. Я списал это на то, что он служил в пехоте, да и зембуреков у текинцев было всего несколько штук, вот у персов ими целые подразделения укомплектовывались.

– Надо же, а я даже не догадывался о том, что такое возможно…

– Ну, вам-то простительно, Александр Павлович, вы же не артиллерист, а вот мой старший фейерверкер Осип Спичкин, который тоже служил у Скобелева, так не только видел, но и стрелял из такого орудия. Я пару раз видел, что Спичкин разговаривал со Львовым, похоже, они действительно вспоминали какой-то поход той кампании. Я с ним аккуратно поговорю на эту тему.

– Поблагодарив барона за компанию, я пошел к себе в каюту. На палубе было ветрено и прилично качало, приходилось все время держаться за поручень у надстройки. Подышав немного соленым воздухом, пошел спать. Несмотря на крайне суматошный день, мне не спалось, мешала качка, стала подступать к горлу противная тошнота. Я думал об оставшемся на борту возможном сообщнике или сообщниках Львова и о том, какой еще неприятный сюрприз от них можно ожидать. Кончилось тем, что мой ужин благополучно оказался в ведре с крышкой, предусмотрительно принесенным Артамоновым, после чего я забылся тревожным сном.

Утром меня разбудило солнце, отражавшееся «зайчиком» от надраенной медяшки иллюминатора прямо мне в глаза. Шторм прошел (а вообще-то сейчас это не редкость а обычное явление для Черного моря, славящегося именно осенними штормами). Видимо, встречный ветер и волны заставили отклониться от прямого курса на Босфор и теперь мы наверстывали упущенное. Внизу мерно стучала машина и лаг «наматывал» милю за милей. «Орел» шел ходко, так как относился к классу пароходо-крейсеров Доброфлота и мог развивать скорость до 19 узлов, что в конце 19 века сравнимо с военным кораблем крейсерского класса. В случае войны на такие корабли Доброфлота планировалось устанавливались орудия и они бы действовали как крейсера-рейдеры, охотники за торговыми судами, имея целью нарушить пути снабжения противника, особенно, если противник – островная держава, вроде Великобритании и Японии. Кроме того, обладая внушительными размерами и грузоподъемностью, они могли перевозить большое количество личного состава – «Орел»[2] свободно брал на борт трехбатальонный пехотный полк и свой первый рейс на Дальний Восток совершил, перевезя 1300 солдат в 3 классе, а офицеры размещались в каютах 2 класса. В дальнейшем, до вступления в строй Транссиба, такие корабли перевозили переселенцев вместе с их скарбом и скотом, а некоторые корабли перевозили каторжников на Сахалин.

Надо вставать и пойти узнать новости у капитана, если он сейчас на мостике, а не сдал командование помощнику и отдыхает перед входом в Босфор. Постучали, и в дверь просунулась голова Антипова:

– Вы уже встали, ваше высокоблагородие?

– Иван Ефремович, когда мы одни, не надо меня величать чинами, просто Александр Павлович, я же тебя много раз просил и в Одессе ты вроде так меня и звал, что же все зря?

– Так то в Одессе, Александр Павлович, а тут корабль…

Золотой дядька мой денщик, все у него всегда прибрано, вычищено и все предусмотрено, правильно его хвалил Обручев. Но кто же все-таки второй сообщник? Я зря исключил охотников. Да, они не стоят на посту в оружейке, где ценности, но набирал их – Львов и таких – половина от отряда. Посчитаем, 9 купавенских и 5 черновских, да еще потом человек 6 старообрядцев (они на воровство вряд ли пойдут). Значит, около десятка так или иначе могли прийти через Львова и он их стопроцентно бы взял. Надо составить список и попросить Павлова приглядеться к этим людям. Вряд ли Львов взял в подельники солдат или казаков – к нижним чинам у него предубеждение, хотя, как выяснилось, сам из них вышел. Самый ценный для него человек был бы разводящий из унтеров или проверяющий караулы офицер, вот тот же Спичкин, как раз разводящим и ходил. Офицер мог бы попасть на удочку при крупном проигрыше в карты, с другой стороны, на такое дело пойти, это растоптать само понятие офицерской чести. Хотя, что тут говорить, если даже Великие князья крали[3] фамильные драгоценности у родителей.

Прогуливаясь по палубе и размышляя об этом, заметил нашего доктора:

– Доброе утро, Афанасий Николаевич!

– Утро доброе, Александр Павлович!

– Афанасий Николаевич, а что ваш фельдшер Семиряга делает, кроме как аптечные ящики стережет, что-то я его в казармах ни разу не видел… А между тем, скоро Босфор и треть команды сойдет на берег, а кто их инструктировать будет, чтобы по портовым борделям не шатались и местной еды не ели? Фрукты мы сами закупим, на то средства есть, а вот чтобы на улицах грязными руками немытые арбузы и дыни не ели, надо же хотя бы напоминать! Да и просто пищу пробовать, что с камбуза в бачках несут… Вот как у нас нижние чины питаются, где посуду моют и моют ли её вообще? Или мы скоро превратимся в плавучий лазарет, или надо заниматься профилактикой, если вы, конечно, не хотите, практиковаться в лечении желудочно-кишечных и венерических болезней. Да, и еще, как там Павлов, ходит ли на перевязки?

– Помилуй бог, Александр Павлович, я непременно Петра Степановича проинструктирую, пусть рассказывает и проверяет чистоту! А Павлову на днях швы сниму, а то зарастут тканью, по живому отдирать тогда придется. Вот только спирт у нас кончается, надо бы закупить.

– Получите ведерную жестянку ректификата на весь поход, только прошу хранить это в тайне и не дай бог, замечу, что не для медицинских целей спирт уходит на сторону.

Узнал у капитана относительно прибытия в Константинополь и времени стоянки. Планируем прибыть уже после обеда, но, когда встанем на якорь, зависит от турок. Вообще-то корабль наш не несет дипломатического флага, и миссия официально не заявлена. Так что турки вовсе не обязаны оказывать нам почести, давать салют наций, а нам на него отвечать и соблюдать все протокольные мероприятия. То есть, на «Орел» будет допущена пограничная и таможенная стража, но мне бы очень не хотелось «светить» наш груз, несмотря на то, что в грузовом коносаменте указано, что мы везем некоторую партию оружия для вооружения дипломатического конвоя. Могут быть вопросы о количестве оружия и мне очень не хотелось бы вскрывать ящики и давать объяснения туркам. Поэтому мы договорились с капитаном так: если турки сунут свой нос в трюм, а они непременно это сделают, то капитан заявит, что это дипломатический груз и оружие, которые закрыты и опечатаны и он не может их показать без разрешения посла, тогда он направит старшего по досмотровой партии ко мне, а я попытаюсь пустить «пыль в глаза».