Приключения либроманта 2 (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 37

Если кто думает, что наша сравнительная дегустация скатилась в элементарную пьянку, то сразу скажу, что нет. По крайней мере не в ближайшую пару часов.

Коньячные бокалы у нас идентичные. Нашли мы те, которые у меня с советских времён дожили. А в них, если что, на самом донышке. Так, чисто на язык. Ну, и поговорить, естественно. Это ж святое. Кухня-то у нас одна и та же почти. Сидим оба, и сравниваем всё подряд. Коньяки, правителей, автомобили и естественно, женщин, куда же без них.

— Странное дело, коньяк ты вроде очень приличный купил, я такие раньше редко себе позволял, а я пока особой разницы не чувствую, — признал Борисыч, после первой пробы.

— Не, российский вроде бы чуть резче, но у него и послевкусие побогаче, — выдал я свою оценку.

Понятное дело, что специалисты над нами поржут, и расскажут, как и что нужно правильно пить, и какой танец при этом исполнять, закатывая глаза в потолок.

А нам пофиг. Мы, два простых русских мужика. По тому же коньяку ни разу не специалисты. И оттого, мы главные. Это эстеты пусть рассуждают о букете и прочих тонкостях, а мы с батей — это как раз тот народ, который либо покупает основную массу продукта, либо нет. Коньячок вроде бы и дорогой я приобрёл, но в меру. Тем, кто этот напиток смакует и толк в нём понимает, подороже потребуется, а кто особой разницы не ощущает, тем и дешевле сойдёт. По крайней мере, я сужу по своим ощущениям. Допустим, три звезды от пяти я на вкус легко отличу, а вот уже пять от семи меня могут в сомнения ввести. Так что всё, что выше семи лет выдержки, мне нормально заходит, и особого смысла покупать что-то дороже, я при жизни в своём времени не ощущал.

Теперь, да. Став либромантом, могу себе многое позволить. Те же коньяки коллекционные, виски всякие — разные и прочие изыски. Признаюсь, сначала баловал себя, как мог, а потом надоело. Отчего-то таможенник Верещагин мне вспомнился, когда он с отвращением на чёрную икру глядел. Едино в чём себе не отказываю, так это в морепродуктах. Никак они мне не приедаются.

— Слушай, а ты ведь сегодня не просто так бухнуть решил. Случилось что? — проявил Борисыч чудеса проницательности после очередной стопки, занюхивая её ломтиком сыра.

— Музыка. Она у меня и любовь и проклятие, — нечленораздельно пробурчал я, не прожевав толком бутер с колбасой.

— Надо же, а я думал, у тебя с ней как раз всё нормально. Ты же сам говорил, что её хорошо приняли.

— Я и сам так думал, пока с Тухмановым не познакомился. Ты знаешь, я как-то особо к советским песням не прислушивался. Хороших, тех, что мне нравятся, среди них не так-то и много, но что характерно, у всех них есть мелодия, — взглянул я на Борисыча, пытаясь по его лицу определить, понял ли он, что я хочу до него донести, — А у той музыки, что я для реперов писал, мелодия, как таковая отсутствует.

— Как отсутствует. Песня есть, а мелодии нет? Так разве бывает? Я твоих реперов редко слушаю, но иногда за рулём помогает. Бодрят.

— Бывает. Я тебе могу одним пальцем многие мелодии наиграть, и ты их влёт узнаешь, а попробуй-ка насвисти мне реперскую песенку какую-нибудь. Там если и будет мелодия, то одна — две фразы в припеве, и то они повторяются раз двадцать, чтобы гвоздём в мозг их вбить. Не, Борисыч, это не музыка.

— Не пойму я, какого рожна тебе надо. Люди же слушают, что ты пишешь, им нравится. Что ещё для счастья нужно?

— Как бы тебе объяснить-то… — задумался я, и скривился, на автомате ухватив дольку лимона и засунув её в рот, — Ага, придумал. Ты оркестры слушаешь? Хотя бы того же Джеймса Ласта. Или Радио Релакс? — я дождался батиного кивка, и отсалютовал в ответ на его поднятый бокал, — Обрати внимание. Они перепевают или играют инструменталки порой на очень старые произведения и наличие мелодии при этом — обязательное условие. Понимаешь теперь, о чём я?

Борисыч отрицательно помотал головой.

— Я тут стал по-новому музыку слышать. И хочу признаться, что то, что я там у вас писал — это не музыка. Ну тогда это понятно было. Я своё композиторство воспринимал, как работу и писал то, что мне заказывали, чтобы зарабатывать. А тут оно мне зачем? Денег у меня, хоть задницей жуй, и вроде руки ничем не связаны, а я всё то же самое пишу. Обидно.

— Эк ты разошёлся, — притормозил меня Борисыч, — Давай-ка по последней, да и хватит на сегодня. А с музыкой… Думаю, оно само по себе наладится. Ты самое главное понял. Суть своего дела ухватил. Вот и слушай сам себя. Душой, сердцем. И всё получится. Может и не сразу, но ты парень настойчивый. Ты, главное, руки не опускай. Давай, бахнем и в люлю. Мне за руль завтра, хорошо ещё, что не с утра.

— А-а, давай, — чокнулся я в монитор, и выпив, почувствовал, что развезло меня сегодня прилично.

Опять же, хорошо поговорили. У меня на душе полегчало, словно камень с неё упал. Может не зря раньше люди на исповедь ходили? Порой стоит перед кем-то открыться, вывалить то, что тебя мучает, порождает чувство тревоги и неудовлетворённости. Помогает. Внезапно сам начинаешь понимать свои ошибки. И сбросив груз сомнений, расправив плечи, начать менять свою жизнь, уже по-иному глядя на вполне привычные вещи, ломая те ограничения, которые ты, зачастую, сам же для себя и выдумал.

— Achtung! Achtung! Nachthexen am Himmel! — прозвучало из колонок, а вслед за этим последовали звуки стреляющих зениток, взрывающихся бомб и душераздирающий вой пикирующих самолётов.

Какофония только начала набирать обороты, как дверка антресоли с грохотом распахнулась, и на пол с не меньшим шумом десантировался Гоша. Домовёнок огромными испуганными глазами оценил ситуацию в комнате, вжал шею в плечи и накрыв голову ладошками ломанулся в сторону кухни.

— Гоша! Предатель! Стой! — успел крикнуть я, выключая магнитофон, и уже спокойным голосом спросил, — Ты куда помчался?

— Так… Это… В динамике прокричали, что в небе ночные ведьмы, ну я по привычке и побежал от греха подальше, — остановился в дверях миньон, опустил руки и шмыгнул носом, — Я ещё с прошлой жизни ведьм недолюбливаю. Уж больно они злые и хитрые. Ну, а если летать надумают, то вообще дело труба.

— Вот чудак, — буркнул я, — Решил в десантников поиграть? А если б ты себе шею свернул? Да и откуда в этом мире ведьмы?

— Говорю же, «на автомате» побежал, — начал оправдываться мелкий, — Кстати, что за война из колонок гремела, и какое отношение к ней имеют ведьмы? Ты же к фильмам о космосе и спорте музыку пишешь, а не шумовые спецэффекты.

— Во время Великой Отечественной войны фашисты «ночными ведьмами» прозвали советских девушек, которые по ночам с тихоходных фанерных бипланов бомбили вражеские позиции, — поделился я своими знаниями с Гошей, — Ну, я в честь этих лётчиц и написал песню. Вернее, сочинил пока только музыку, но, надеюсь, что и слова к ней найдутся.

— Крики фрицев, рёв самолётов и взрывы — это и есть та музыка, которую ты сочинил? — недоверчиво посмотрел на меня мелкий.

— Не-е, то от чего ты так смело сиганул из-под потолка, всего лишь заставка к песне. Хочешь послушать саму музыку?

— А куда же я денусь с подводной лодки, — обречённо вздохнул Гоша, залез на диван и уселся напротив колонок, — А ты точно музыку написал, а не кучу разного шума в один трек свёл?

— Слушай уже, — включил я магнитофон, — Тоже мне Балакирев.

Всё то время, пока звучала композиция, я тайком поглядывал на Гошу и ждал, когда он начнёт кривить лицо. Умеет он одной только мимикой показать, что та или иная музыка ему не по вкусу. В таких случаях он закатывает вверх глаза и начинает мотать головой, словно умалишённый.

Каково же было моё удивление, когда домовой под музыку начал ладошками на ляжках отбивать ритм и что-то себе под нос мычать.

— Ты знаешь, а мне зашло, — заявил миньон, после того как закончилась композиция, — Добротный рок-боевик должен получиться. Название уже придумал?

— Какое название? Пока есть только эта «рыба», — кивнул я в сторону магнитофона, — Да фраза, которая у меня сегодня весь день сегодня в голове крутилась. Ты ангел, но те, кто с крестами, зовут тебя ведьмой, — негромко напел я.