Дочь реки (СИ) - Счастная Елена - Страница 47

Но поединок поздний пора было уж заканчивать. Потому что то, что ждало его после, было слаще и хмельнее любого, самого лучшего меда. И горячими вспышками отдавалось в пальцах при одной только мысли.

Владивой увернулся от очередного удара: уже более умелого и непредсказуемого, чем были до него. Не прошла даром наука. Ударом ноги по лодыжке повалил хрупкого противника наземь, придавил своим телом, протискивая колено между крепких округлых бедер, таких безумно соблазнительных даже в мешковатых портах. Другой рукой он сдернул с головы его шлем. Взметнулась выскользнувшая из-под ворота поддоспешника коса и упала упругой змейкой рядом с блестящим от пота лицом Грозы.

— Ты как будто убить меня хотела, — прошептал Владивой, опасно приблизив свои губы к ее маняще ярким, искусанным в пылу схватки.

— Размяться только, — она чуть отвернулась и заерзала, пытаясь вывернуться из- под него.

Но он теперь не мог ее отпустить. Иначе просто остановится разгоряченное сердце

— если тотчас он не ощутит вкус ее горячего рта, ее кожи на блестящей шее, увитой тонкими прилипшими к ней прядками. Владивой склонился и провел языком по слегка приоткрытым губам Грозы. Она дернулась и отвернулась старательнее. Безумная, невыносимая девчонка — то отталкивает яростно, то ласкает с не меньшим пылом, будто забывает обо всем, что сама же говорила. Ее тело разгоралось под ним, словно ворох сухой травы, грудь ходила часто, прерывисто, а влажная шея рдела бледным румянцем.

Владивой провел губами по ней вверх, очертил подбородок, скулу, прихватил мочку аккуратного ушка.

— Поцелуй меня, Гроза, — проговорил он, едва владея собственным голосом, чтобы не срывался. — Я так долго сюда ехал. Думал, не доберусь никогда.

— Зря ехал, — ответила она, так и не поворачиваясь, глядя куда-то в темную глубину ночного двора. — Я не вернусь в Волоцк.

Суровая Гроза. Горячая, пылкая, острая, как сулица, что бьет под ребра, ломая их, прошивая насквозь. И голос такой твердый, не дрогнул ничуть. Но то, как сглотнула она коротко и сухо, как прикрыла на миг веки — выдало ее. Владивой припал к ее шее ртом, жадно, но осторожно вбирая тонкую кожу. Пусть и хотел он — отпечаток свой оставить. Едва сдерживался: иначе ей после и перед отцом ответ держать придется, кто так неистово ее зацеловал. Гроза сопела все громче, цеплялась пальцами за его плечи. И еще сопротивлялась накрывающему ее желанию, да так и горела под Владивоем, плавно двигая бедрами — словно бы освободиться, да невольно обхватывая коленями крепче.

— Владивой, — наконец почти простонала она.

И повернула лицо к нему — на свою беду.

Они целовались невыносимо долго, почти вгрызаясь друг в друга, безжалостно кусая губы, переплетаясь дыханием и соприкасаясь зубами — до хмельного всплеска в голове. Поддоспешник надежно защищал тело Грозы от рук Владивоя, и он готов был зубами его драть, чтобы только добраться до вожделенных холмиков груди, до плоского трепещущего под его ладонями живота, до резких ключиц и соленой впадинки между ними.

Но тихий шорох шагов со стороны терема заставил их насторожиться. Гроза с глухим вскриком отпихнула от себя Владивоя, и он тут же встал. Подал руку — и она поднялась тоже, на ходу подхватывая шлем с земли. Неподалеку мимо шли трое мужчин. Двое слегка поддерживали того, что был зажат между ними, а он хоть и шел сам, да явно кособочился. Владивой и хотел остановить Грозу, когда она сделала шаг вперед, узнав, видно, Рарога и его ватажников. Но девчонка рукой махнула, останавливая любое движение в ее сторону.

Старшой находников медленно повернул голову в сторону освещенного парой пламенников ристалища. Заметил девушку, а за ней — и Владивоя. По его блестящему от пота лицу пробежала гримаса то ли сожаления, то ли гадливости — не сразу и разберешь. Но только не боли — той, что тело терзает. Потому как билось сейчас в нем что-то другое, что изводит страшнее телесных страданий.

Его увели. А Гроза повернулась к Владивою так резко, что коса ударила ее по лопатке, взметнувшись.

— Что с ним?! — она шагнула назад к нему.

Словно вдруг напасть задумала.

— Очухается. На собаке все заживет.

Девчонка приблизилась еще. Оглядела лицо Владивоя внимательно, кажется, но таким шальным взглядом, словно поверить не могла в то, что он сделал.

— Он помог всем! Он и его люди. Если бы не его лодьи…

Налетела, вцепилась пальцами в нижнюю рубаху на груди. И ноготки ее даже сквозь ткань продрали — да по самому сердцу, показалось. Так, значит, о Рароге тревожится, что вмиг позабыла, что между ними с Владивоем случилось только что.

— Я знаю все, Гроза, — оборвал ее. — А вот ты многого не знаешь.

Гроза фыркнула, резко выпустив воздух между приоткрытыми губами, будто ей вдруг дышать стало тяжко. Ее ресницы трепетали, будто она сдерживала слезы. И гнев так и плескался в синих глазах, что сияли в отсветах пламенников под рыжими росчерками бровей. Владивой невольно сделал шаг к ней, прижимаясь теснее, желая успокоить, объяснить, зная, что она не поймет — не захочет понять. Желая забрать ее себе, прорасти в ней немедленно — и никуда от себя больше не отпускать.

Она отшатнулась и тыльной стороной ладони вдруг провела по губам. И в груди будто пожаром страшным зашлась смесь ревности и боли. Горючая, как дыхание торфяного болота. Поползла по горлу, заливая взор буйной, раскаленной чернотой. А взгляд Грозы, до самых краев наполненный негодованием, поджигал ее — и тело все ныло, как один большой ожог.

— Ты возвращаешься со мной в Волоцк, — горстью булыжников уронил Владивой.

— Я замуж скоро выйду, — сразу ответила она.

Бросила нарочито жестоко, с насмешкой в голосе и улыбкой на припухших от поцелуев губах. Сощурилась, ожидая, что Владивой еще скажет. Качнула шлемом в руке, слегка подбрасывая и ловя тонкими пальчиками. Повернулась уходить.

— Значит, твоему жениху придется забирать тебя из детинца.

— Мне не нужно твое одобрение, князь, — несносная девчонка только едва голову повернула. — Отец дал добро — и того достаточно. А ты в судьбе моей ничего не решаешь.

Чуть вздернутая верхняя губа ее приподнялась в усмешке — и блеснули белые зубки.

— Значит, с отцом твоим я еще поговорю.

— И что ты скажешь? — натужно веселый голос Грозы так и полоснул по сердцу. — Признаешься во всем? Ты смелый, князь, а на то у тебя твоей смелости не хватит.

Она повела скованными поддостпешником плечами и направилась в сторону терема. И Владивой знал, что сейчас пойдет вовсе не в свою горницу, а к Рарогу. Знал — и остановить не мог. Запретить не мог. И от того просто хотелось взять меч и убить находника, хоть вовсе не он был женихом Грозы. Но отчего-то хотелось считать его виноватым во всем.

Владивой крепче сжал черен меча — бездумно, словно проверяя, сумеет ли сдержаться от того, что после не исправишь. Холодная сталь почти опалила лихорадочно горячую кожу. И стрела отрезвления пронзила буйную голову, разбила на осколки все безумные мысли. Рарог нужен ему — пока нужен, и против того уже ничего не сделаешь. Владивой вдохнул и выдохнул несколько раз и, чуть уняв гнев, медленно пошел в свою хоромину.

Гроза пробежала через двор — туда, где только что скрылись трое мужчин. Обошла терем и вышла к нескольким дружинным избам: совсем немного их стояло здесь по сравнению с Волоцким детинцем. Да и те теперь не заполнены так, как раньше: хоть и были кмети умелыми воинами, а все равно многие не избежали участи Морановых женихов. Теперь ей их ласкать в своих чертогах, по ту сторону реки Смородины. Отгорели уже все крады, насыпалась земля над ними, и дальше только князю решать, сколько новых гридей набирать на опустевшие места. Ведь Белый Дол, стоящий в развилке рек, нельзя оставлять без должной защиты. Иначе в другой раз все может статься еще хуже, чем теперь.

Гроза сунула шлем и снятый на ходу поддоспешник в руки отрока, что попался навстречу, с коротким приказом отнести в клеть с оружием. Оттуда она их и взяла. Покрасоваться хотела, признаться — для себя самой больше. Покружить на ристальном поле, как настоящий кметь. Да вот на беду оказался там Владивой, а она его издалека не сразу узнала — в сумерках-то да через прорези шлема, что то и дело на глаза сползал. А как разглядела, кто это, так отступать стало уж поздно. И щадил ее князь заметно, в половину не так рьяно гонял, как мог бы. Все больше потешался — взглядом одним — над незадачливым даже не гридем, а отроком, которому вздумалось вдруг на себя бронь примерить, пусть и неполную, да в руку меч взять. А Гроза не только отбиваться да нападать изредка успевала, а еще и против воли Владивом любовалась. Зря говорят, что князья, как на стол садятся, так воинами перестают быть. И любой кметь через пяток зим сможет с ним потягаться в умениях. Нет, князь спуску себе не давал и, говаривали в детинце, на ристальное поле выходил, как позволяли заботы да разъезды, порой частые. Вот как сейчас.