Дочь реки (СИ) - Счастная Елена - Страница 80

Но вот добрались до Долесска — и стало не до того. Благо, оказалось, что Любор никуда из города не уехал, а стало быть, встреча будет скорой.

Князь Долесский оказался дюже болен. Поговаривали, что с постели он почти не встает и даже важных, знатных гостей не принимает, переложив все о том обязанности на старшего сына. А тот творил, что хотел: похищал невест и палки в колеса вставлял Владивою — втихомолку, как только тати и делают, что поджидают удобного мига, чтобы ударить. И погано на душе было от того, что придется вежливым с ним быть, и не рубить сгоряча, ведь сейчас — да и в любое время — война никому не нужна. И коли хотел бы княжич ее, то пошел бы в открытую: он, похоже, не робкого десятка молодчик. А то, что это и правда так, только подтвердилось, как вышел он сам Владивоя встречать. Как будто ждал давно, будто было он для него самым дорогим гостем и не водится за княжичем ни одного поступка, за который стоило бы его осудить. Любор даже протянул Владивою руку для пожатия, но тот лишь взгляд на нее опустил.

— Ты уж не серчай, княжич, а жать руку я тебе не стану покамест. И челядинок можешь не гонять: угощений никаких не приму, хлеба ломать с тобой не буду, пока мы обо всем, что накипело, не поговорим.

— Я догадываюсь, что накипело у тебя, Владивой Гневанович, — миролюбиво улыбнулся княжич.

— Верно, и не догадываешься, — покачал тот головой.

Любор только на миг нахмурился, но в другой его лицо снова разгладилось.

— О том нам давно надо было поговорить, да ты и слушать меня не захотел. Сватовство принимать не пожелал, хоть я в женихи твоей дочери гожусь не хуже Уннара.

— Ты не пытайся меня во всем винить. А то, вишь, хитрый ты больно, — оборвал его Владивой. — Веди туда, где присесть можем. И с глазу на глаз потолковать.

Любор развел руками: мол, как хочешь, так и будет. Повернулся идти и взглядом обменялся, весьма красноречивым, с одним из кметей, что стояли чуть поодаль, кругом и с понятной подозрительностью поглядывали на княжеских гридей. И те, и другие пошли следом, но остановились у дверей общины, не проходя внутрь, повинуясь безмолвному приказу. Только отрок один забежал следом, чтобы лучины разжечь — и тогда в большой хоромине стало гораздо светлее, хоть в открытые окна и падал щедрый свет Ока, что стояло на самом пике дня.

— Что ж ты, Любор, — заговорил Владивой, как только сели они за пустой стол, — Беляну охмурил, сбежать науськал, а мне о том рассказать не поторопился, что у тебя она уже давно. А ведь после того, что случилось с Уннаром Ярдарсоном, я места себе не находил.

— Ведь ты забрать ее у меня хочешь, — усмехнулся княжич. — А я отдать ее уже никак не могу. Нехорошо вышло, что без родительского согласия она моей женой станет. А уж больше ты ничего с тем не поделаешь.

Владивой прищурился, чуть наклонившись к Любору — и тем заставил его слегка озадаченно замолчать. Хотелось разглядеть то, что скрывалось за стеной натужной приветливости. To, о чем предупредил Рарог.

— Я потребовать у тебя все что угодно могу, покуда Беляна не твоя жена, она в моем роду остается. И я за нее ответ несу перед всеми, перед людьми, которые уже наслушались о том, как она к тебе сбежать хотела. И до Уннара слухи те донесли. И все к тому привело, что он погиб.

— От чар ведьмы, говорят, — беспечно уронил Любор.

И ничего на лице его не дрогнуло от упоминания Грозы, словно и не слышал он больше о ней ничего. И впору бы подумать, что обманул Рарог, зазря обвинил княжича в том, чего тот не совершал вовсе, но Владивой знал, что находник чистейшую правду говорил, потому как ради Грозы старался. Только ради нее слабость свою признал в том, что не может ее освободить.

— Кому ведьма, кому дочь заблудшая, а кому и девчонка неразумная, которой просто не повезло с нелегкой кровью родиться. Да то не всем объяснишь, не все то понимают, — Владивой опустил голову, смолкая. — Но я что хочу сказать тебе, Любор… Я добро тебе дам на то, чтобы Беляну ты замуж взял. И решим мы все по- хорошему.

Кажется, в какой-то миг Любор перестал его слышать: заметно округлились его глаза, а лицо вытянулось, как ни пытался он удержать невозмутимое его выражение. Возможно, он испугался — в том ничего удивительного. Людям свойственно бояться того, что следует за неоправданными ожиданиями. Плохими, хорошими ли — а пугает одинаково. Потому как никак нельзя угадать, что это за собой влечь будет.

— Думается, что не просто так ты добр нынче, князь, — с заметной опаской проговорил княжич.

— Ничего просто так не бывает. И мы можем до большой вражды дойти. А можем сделать так, что ты дочь моего воеводы Грозу вернешь, где бы ее ни укрывал. И вреда ей никакого чинить не станешь.

Со странным удовольствием Владивой отметил, как дернулся кадык у княжича. Хоть и пытается он — нимало — князем казаться, приняв от отца все заботы. И глядит так строго и снисходительно порой, будто милости большой пришел князь Волоцкий у него просить. А все равно щенок еще, который вдруг лужи перестал прудить где попало и взрослым себя посчитал. Потому что не за милостью Владивой пришел, а милость оказывать.

— С чего ты взял, княже…

— Не трать слова, которые ничего не значат, — оборвал его Владивой. — Я просто знаю. И золото козарское видел, что тебе передать должны были. И мне того достаточно. Хочешь себе в жены княжну, хочешь живым остаться и земли свои в целости сохранить: возвращай Грозу. И придержи своих псов русинских, цепных, которых ты любишь выгуливать на моих речных путях.

— Вижу, у тебя тоже свои псы завелись, — вдруг пробежала по губам княжича недобрая ухмылка.

— To дело не твое. Твое дело сейчас решить, как дальше жизнь свою повернуть. Ее я тебе очень сильно могу испортить, княжич.

Что из Любора выйдет, какой муж для дочери, то время покажет. Для нее он пока, казалось бы, ничего дурного не делал, кроме того, что голову вскружил, превратив из девицы спокойной и разумной — в ту, что против всех пошла, все разрушила. А другая девица — что ж, и пострадать может ради выгоды. И потому мысль эта до темных пятен перед глазами злила. А больше еще то, то Любор, зная, что деваться ему некуда, не торопился ответ давать, словно надеялся еще как-то отговориться.

— И ты не будешь в жизнь дочери лезть и пытаться ее своей воле подчинить? — слегка поразмыслив, напоследок уточнил княжич.

— Не думай, что я в безвестьи оставлю ее с тобой. Сам наставницу для нее выберу, и тебе придется выбор мой принять. Но, коли ты будешь ей хорошим мужем и княгиней после сделаешь, обижать не станешь, то и я не буду вмешиваться.

— Хорошо, — княжич опустил ладони на стол и поднялся. — Не думал, конечно, что ты, князь, за дочку воеводову сам приедешь заступаться…

— Это было твоим заблуждением. И ты доставишь ее в мой стан не позже, чем через день.

На том разговор оказался закончен. Княжич пообещал Грозу доставить туда, куда сказано: значит, прятал недалеко — то и ладно. Владивой вышел из общины, решая, принять ли приглашение Любора остаться в тереме, как князю положено, или отправиться в свое становище, что разбили за стеной городской. И только взгляд поднял, как тут же в груди тяжко сердце толкнулось, когда увидел, что к нему идет Беляна. Не торопится, не бежит — а ступает плавно, спокойно, будто всего-то прогуляться вышла или человека какого чужого поприветствовать, перед которым ни в чем не провинилась. И одета была уже, как княгиня, только голова не покрыта. Расстарался княжич для нее и на рубахи из хорошего льна, и на очелье, широкое, расшитое, с шелковой лентой по всей длине, и на бусы в два ряда, да не деревянные какие, а все со стеклом. Как будто готовился давно. И словно со своими вещами, брошенными второпях в покинутом варяжском лагере, Беляна и вовсе от своей жизни прошлой отказалась, оборвала последние нити, считала, что здесь ей будет лучше.

— Здрав будь, отец, — она остановилась напротив, взглянула чуть исподлобья, ожидая чего-то.