Змеиная Академия. Щит наследника. Часть 2 (СИ) - Шеллар Аэлрэ - Страница 16

Жребий всегда падает на того, кто его не ждет.

Стефан Цвейг

— Полагаешь, быть твоей невестой безопаснее, чем быть твоим Щитом? — отец смотрел все также пристально — словно не обнаружил все еще того, что искал, но и не нашел того, что его бы не удовлетворило.

— До некоторой степени, — Нильяр казался абсолютно сосредоточенным на новой задаче.

Трудно быть объективной, когда предмет любви тебя игнорирует, даже делая предложение, будто она бессловесная кукла. Конечно, Рин имела представление о том, как жили жены и дочери иршасов… В основном, они до сих пор, в отличие от представительниц слабого пола других рас и народов Империи, сидели в закрытых домах младших кланов и редко появлялись «на людях», разве что в императорском дворце, тоже, по сути, являющимся закрытой от внешнего мира резиденцией, иршассы вели более свободный образ жизни, но, в целом, их роль и занятия оставались чисто женскими. Мало кто стремился выбрать мужскую профессию — да и зачем? Женщин у змеев было не так уж и много, и они весьма ценились.

Только вот Рин понимала, что если снова уступит, промолчит сейчас, то так и останется на вторых ролях. Может, и женой, и избранницей, но никак не равной или той, в ком будут видеть почти равноценного партнера. Слишком огромна пропасть между ними… Да, она любила Нильяра шэ Льяшэсса — глупо было это отрицать, но лучше отказаться от него, чем потерять саму себя навсегда.

— Позвольте мне решать, мой Шаэ, отец, — поклон — но короткий, почти на грани вежливости. Хвост шелестнул, свернулся в клубок, распрямляясь, признак ее недовольства, — степень опасности, безусловно, удручает, но это моя жизнь и только мое решение. Щит и неве-сс-ста, прос-стите, изсс-бранница, — от волнения она сбилась на шипение — это разные, слишком раз-сные вещи.

Карри только чуть склонил голову. В глубоких темных глазах отца на мгновение промелькнули искры одобрения, в то время, как наследник, казалось, был изумлен фактом того, что на его предложение-приказ еще не ответили безоговорочным согласием. А, быть может, ей это только казалось от злости и обиды.

— Я понимаю, что пока, как Щит, еще мало что из с-себя представляю. Вернее сказать — практически ничего. Я только начала постигать свою магию, да и, как у жрицы, у меня достаточно обязанностей, — пальцы невольно коснулись знака, оставленного Справедливостью, — я все ещ-ще привыкаю жить с-среди ирша-сс-сов, да и все происходящее сейчас в Империи… пугает, — передернула плечами, сглотнув. К чему врать?

Нильяр хотел, кажется, что-то сказать, но она не выдержала, вскинула руку, останавливая. Пусть грубая ошибка, но…

— Простите. Если я не скажу сейчас, то не скажу никогда, — про третьего участника встречи все благополучно забыли, если, конечно, он все еще был здесь. Да и отец словно уполз куда-то в угол. Казалось, что их только двое — она и наследник императора. Да и говорила Рин только для него, — я осознаю, что нас разделяет почти пропасть — лет, образования, опыта. Вы едва ли можете воспринимать меня иначе, как ребенка, затесавшегося ненароком в ваши планы, как ценный ресурс, — да, грубо, но сдерживаться она устала. Сама не заметила, как поднялась на хвосте, раскачиваясь, как злая гадюка, которой на хвост наступили. Впрочем, не кричала и голоса не повысила — темперамент иршасов и правила этикета сыграли свою роль, — но я живая. Из плоти и крови. Я чувствую. Я стараюсь учиться, стараюсь соответствовать своему… происхождению. Раньше у меня не было такого права, но сейчас, — вдохнула, набираясь храбрости, — я осознаю, что любые подозрения от меня необходимо отвести, иначе это ударит не только по нам. Пусть считают, что Щит утрачен. Но и быть слепой фигурой в вашей игре не согласна. У меня очень много вопросов, Нильяр, — и не заметила, как назвала по имени, — и я хочу услышать на них правдивые ответы. Это не любопытство, а необходимость выживания. Если я стану вашей избранницей — то никогда не стану такой, как ваши даны. Вы… должны это понимать.

Она говорила, не замечая больше ничего вокруг — только эти глаза, хаос побери, расплавленные озера, от которых взгляда не отвести. Как глупо — смотреть в глаза сильнейшему менталисту… Да только и так больше ничего своего не осталось. Она не может заставить полюбить себя или хотя бы уважать, но, даже несмотря на то, что эти узы связали их крепче, чем любая любовь, помыкать собой, как бессловесной куклой, она не позволит.

Наверное, он прочел все это. Все — и даже в сотни раз больше. Бледные губы чуть дрогнули.

— Удиви меня, моя змейка. Моя шианнэ. Каждый раз, когда ты сможешь меня удивить, я буду давать тебя ответ на один или несколько твоих вопросов. Три ответа ты уже заработала, но спросишь позже, наедине… — чужой голос обволакивал, заставлял задыхаться от странных желаний, теряться, не в силах сбросить наваждение.

Он не говорил вслух — только мысленно. Он не коснулся ее и пальцем, но… так хотелось крепких объятий и сильных рук, в которых хотя бы ненадолго можно почувствовать себя в безопасности. Впрочем, наваждение она сбросила быстро — лишь вспышка недовольных черных нитей внутри — и оно осыпалось пеплом, заставив иршаса неуловимо поморщиться.

— Я жду твой ответ, Рин-э, — заметил уже вслух, чуть склонив голову. Голос наследника звучал тихо, бесстрастно и словно равнодушно, как и всегда. Толстая белая коса хлестнула по пояснице. Вот бы в эту роскошь руки запустить. — но, чтобы все было по правилам…

Он задумался на мгновение, не обращая внимания на двух невольных зрителей. Длинный золотой хвост с пепельными вставками занял большую часть пространства у массивного стола. Ал-шаэ Нильяр вдруг свернул его снова кольцами и низко склонился, уперевшись руками в пол. Рин онемела, замерла, не в силах поверить.

— Примешь ли ты, Дейирин Илшиарден Найритин Льяшэсс меня, Нильяра, Шаэ Льяш-Таэ, своим Избранником и господином до тех пор, пока вечны на небе звезды и свиваются кольца Великого Змея?

Самая уважительная по отношению к женщине форма намерения о браке или, как говорили в других мирах — помолвки. Руки дрожат. Хвост чешется от волнения, а клыки чуть не прокусывают губу. Не так, наверное, она это представляла, но судьба любит шутить. Мечтала? Получай.

— Я принимаю тебя, Нильяр Шелларион шэ Льяшесс, ал-шаэ Империи. Пока вечны звезды и солнце, ветер и воздух, тьма и хаос, что будут меня судить пред моим господином. Я принимаю тебя навеки.

Она наклонилась, едва заметно, почти трепеща, касаясь губами белоснежной макушки, обхватывая руками жесткие сильные плечи и заставляя его подняться, чтобы мгновение спустя оказаться в тех самых желанных объятьях.

Губы обжег поцелуй — властный, требовательный, и вместе с тем легкий-легкий, едва обозначающий чужие намерения. Но даже в таком было легко забыться. Может, потому, что ей был важен не столько сам поцелуй, столько то, кто именно ее целует. Иначе и смысла не было…

— А меня, с-сстало быть, с-спросить не хотите? — тихое, но недовольное.

Отец сверкнул глазами на ал-шаэ, но тот лишь покачал головой, продолжая крепко удерживать Рин в своих объятьях. Это было… приятно.

— А ты сначала разберись с собой, Илшиарден, — в голосе Нильяра отчетливо звякнула сталь, и карри вдруг понурился, отступил.

Рин дернулась, не в силах видеть разом поникшего отца. Она, наверное, почти понимала, в чем дело — проклятый ошейник все еще был на нем. Из-за его же собственного феноменального упрямства. Не стоит же ожидать, что ее безумный бог сам снимет ошейник с шеи строптивого потомка. Даже у богов есть свои правила и законы, а Эскайр и так и нарушил уже порядочно…

Что именно было в прошлом Илшиардена, что он так отчаянно сопротивлялся всякой мысли о божественной власти над собой? Кроме, разумеется, того, что жрецы питали к нему с его юности весьма трепетные, почти «убийственные» чувства».