Стратег (СИ) - "Пантелей" - Страница 17

Сэр Кеннет говорил с королём как с равным. Не равным по происхождению и положению, но так они и находились не тронном зале, а в военном лагере. Спящий Леопард говорил с Львиным Сердцем как с равным себе героем. Причём говорил он так, будто сарацинского принца в шатре не было.

– Со специалистами обязательно посоветуюсь, но, думаю, что настоящая реликвия от прикосновения простых смертных пострадать не может, – усмехнулся Ричард, глядя на непонимающего их принца аз-Захира. – Это вы посвятили моего сына в рыцари, Сэр Кеннет?

– Я, Сир. Понимаю, что мне не по чину посвящать королевских сыновей, пусть и бастардов, но в тот момент я был уверен, что выжить нам не удастся, а мальчик как минимум заслужил право умереть в золотых шпорах.

– А как максимум?

– Он в них выжил, Сир, и вернулся с добычей. Но войска ему водить ещё рано, слишком пылкий.

– Я учту ваше мнение, Сэр. Сокровищницу смотреть даже не буду, моя доля в добыче. – Печать Пророка. Вы признаёте это справедливым?

– Нет, Сир. В сокровищнице больше, чем вы получили за Кипр.

– И что? Я не собираюсь выкупать Кипр, я вообще ничего покупать не собираюсь, только брать на меч. Я выбрал свою половину добычи, признаёте моё решение справедливым?

– А с этим трусом что делать, Сир? – Спящий Леопард кивнул на сарацинского принца. – В плен он мне не сдавался, слова я ему не давал, может и правда – отрубить палец, да и отпустить в море?

– А кто тогда сообщит сарацинам, что Печать Пророка в наших руках? Я готов обменять вашего пленника на сеньорию Сидона[64], которое будет вассальным Иерусалимскому королевству, когда мы отвоюем его у неверных.

– Сеньор Сидона Рено де Гранье, Сир.

– Уже нет, Сэр Леопард. Де Гранье её потерял, а я отбил. Теперь она моя по праву меча. Сколько бойцов с вами вернулось из этого рейда?

– Шестеро, Сир.

– Я полагаю, что они вполне заслужили собственные лены в вашей сеньории и золотые шпоры. Пусть денёк передохнут, а завтра начинают готовиться к акколаде, я проведу её лично, послезавтра, при всеобщем построении.

Ни тени восторга на лице Сэра Кеннета не отразилось. Скорее даже наоборот.

– В числе этих шестерых принц-бастард, Сир.

– Принц-бастард… Хммм… – словно попробовал на вкус Ричард. – Это вы его так прозвали?

– Нет, Сир. Я бы прозвал его слишком храбрым сопляком.

– Однако вы сочли себя должным посвятить сопляка в рыцари?

– Он слишком храбрый, Сир. К тому-же, я был уверен, что он не выживет. Знал бы что выживет – посвящать бы не стал. Рано ему командовать, он ещё не напоил досыта кровью свой меч. Вы и сами знаете – такому бешеному командиру людей доверять нельзя.

– Я этого делать и не собираюсь. Я хочу, чтобы он стал вашим вассалом, Сэр Кеннет Маккинли, сеньор Сидона. Вы уже сделали из мальчишки рыцаря, сделаете из него и командира. Полномочия ваши подтверждаю – в случае малейшего неповиновения, зарубите его на месте.

– Я не согласился принять сеньорию, Сир.

– Тогда я немедленно пошлю в все концы лагеря герольдов, чтобы все узнали, как вы в угоду своей непомерной гордыне жертвуете интересами своих людей. Почему вы так упорно не хотите стать моим вассалом? Я ведь отдал Шотландии всё, на что она претендовала, к тому-же, насколько я знаю, свой лен там вы перед крестовым походом продали и больше не являетесь вассалом шотландского короля. Я, по-вашему, настолько плохой сюзерен, которому для вас служить постыдно?

– Нет, Сир. Служить под командой Льва для меня большая честь, но только пока мы бьёмся с врагами. Я не имею ни малейшего желания заниматься в мирной провинции сбором налогов. Ни для Римского Папы, ни для вас, Сир.

– У вас очень толковый оруженосец, из которого получится не менее толковый рыцарь и сенешаль. Для нас с вами война после взятия Иерусалима не закончится, Сэр Леопард. Для таких как мы, она заканчивается только вместе с самой жизнью. Однако, это ещё не повод не иметь ни дома, ни семьи.

Послам Египетского султана предъявили трофейную Печать Пророка, пленного принца аз-Захира и отправили думать над выкупом, намекнув, что думать нужно быстро, иначе найдутся другие покупатели. Заключать даже краткосрочное перемирие с сарацинами Ричард категорически отказался, это стало бы нарушением уже заключенного договора с Конийским султанатом и, в перспективе, подорвало бы доверие к его слову не только сельджуков, но и всех мусульман, чего английский король допускать не собирался. План его был очень прост – бить их и бить сильно, но никогда не нарушать данное слово. Со временем эта политика должна была дать плоды, а время до подхода орды Чингисхана ещё было.

К концу апреля 1193 года в распоряжении Ричарда уже были силы, способные взять Иерусалим, но форсировать события английский король не стал. Во-первых, он хотел дождаться возвращения своих сподвижников, чтобы они тоже приняли участие в этом историческом деянии, во-вторых, не хотел, чтобы снизился приток крестоносцев под его знамя, что неминуемо случится после возвращения Гроба Господня христианам, а в третьих, решил дать время сарацинам покрепче увязнуть в династической борьбе – пусть их обиды друг на друга станут сильнее, чем обида за потерю города, которым они владели всего то четыре года.

Поэтому начав поход на восток, английский король ограничился занятием полуразрушенных укреплений Язура[65] и Латруна[66] передал их ордену Тамплиеров с приказом восстановить и удерживать до последней капли крови, а сам, с основным войском, устремился на север, и в начале мая осадил Алеппо[67], где решил дождаться Рауля де Лузиньяна с наёмниками русами, а в случае необходимости получал возможность поддержать их встречным ударом.

Осаду Алеппо организовали точно так же, как Цезарь осаду Алезии, то есть в два кольца, полностью отрезав город от сношения с внешним миром. Попыток штурма крестоносцами не предпринималось, впрочем, как и попыток сарацин деблокировать город. После смерти Салах ад-Дина, их боевой дух заметно упал и среди крестоносцев даже пошли слухи, что неверные уже совсем не те, что встречали их четыре года назад.

Ричард не торопился. Взяв город в осаду, он снова организовал рейдовые группы и отправил их грабить окрестности Дамаска, чтобы вынудить Али аль-Афдаля атаковать укреплённый лагерь крестоносцев. В таких сражениях размен шёл один к двадцати в пользу последних и спровоцировать сарацин на этот идиотский ход – было одной из главных задач, поставленных перед рейдерами, или partizanami, как их начали называть в крестоносном войске после одной из оговорок английского короля. Разбить основные силы сарацин перед взятием Иерусалима очень хотелось, но аль-Афдаль не купился. Он стойко терпел финансовые потери, попытался организовать отряды контрдиверсионной борьбы, хоть очень неэффективной, потери таких отрядов оценивались как один к десяти в пользу христиан, но на решающее сражение всё равно не шёл, хоть его к этому и склоняли очень многие приближённые. Али аль-Афдаль дураком не был – если потерю Алеппо он ещё мог пережить, то из Дамаска его уже точно вынесут вперёд ногами. Теперь не у английского льва горела под ногами земля, а вокруг были только враги, теперь всё поменялось. Ричард заключил перемирие с сельджуками и хашашшинами, а сарацины наоборот, устроили династическую распрю. Аль-Афдаль бы с удовольствием сдал и Алеппо, и Иерусалим, чтобы получить перемирие и заняться внутренними проблемами, но ни на какие перемирия вождь крестоносцев не шёл. «Я пришёл сюда драться. Или деритесь, или сдавайтесь», – именно так этот шайтан заявил парламентёрам брата, Усмана аль-Азиза.

Стояние под Алеппо закончилось 27 мая, когда в лагерь крестоносцев прибыл Рауль де Лузиньян с отрядом почти в три тысячи русов.

Приключения младшего де Лузиньяна в Византии заслуживали отдельного детективно-приключенческого романа, но их пусть подробно описывают другие хронисты, нас интересует только результат. Посла Ричарда приняли в Константинополе неласково, на что, впрочем, никто и не рассчитывал. Всё таки Ричард отобрал у лукавых греков Кипр, а Рауль хоть и не ладил со своим родственником, являлся родным племянником нового короля. Вручив верительную грамоту какому-то евнуху, де Лузиньян-младший прождал аудиенции неделю, собрал за это время сведения о текущей обстановке, благо жители Латинского квартала оказались людьми достаточно информированными, и решил, что разрешение Базилевса не сильно то и нужно. Наёмников в Константинополи вербовали многие и никто никакого разрешения на это не спрашивал, даже купцы, не говоря уже о феодалах.