Портрет моего мужа - Демина Карина - Страница 28

Статуэтки.

И еще массивный конь из серебра, в котором мне заподозрился артефакт, но, прикоснувшись, я убедилась, что конь был просто конем. Цельнолитым.

Что ж…

Этна, скатившись на пол, сменила окраску. Она двигалась быстро и бесшумно, а, нырнув под буфет, вовсе замерла.

— Это ты думаешь, а она… низкорожденные на редкость мстительны.

Кто бы говорил.

— Матушка… при всем желании Эгле не сумела бы повредить энергетическую структуру моста, — теперь Мар говорил медленно, делая паузу между словами. — Это… требует времени.

— А мне кажется, вы преувеличиваете, — надо же, столько лет прошло, а я помню этот голос, который звенит серебряными колокольцами. — Конечно, случай неприятный, но папенька говорит, что случается всякое… у нас как-то на верфях тоже мост рухнул…

А вот это надо будет проверить.

Хотя… как я это сделаю? С другой стороны, почему я? Пусть Мар этим займется, у него, покойного, времени хватит.

— Дефект конструкции и только. Я рада, дорогой, что ты не пострадал.

Как по мне, прозвучало не слишком убедительно.

— И что ты собираешься делать с этой девкой?

Сауле.

Красавица Сауле, рядом с которой я и раньше ощущала себя ошибкой природы, что уж говорить о днях нынешних. Вряд ли она сильно изменилась.

Эйты не стареют.

Я улыбнулась. Что ж… как-нибудь да уживемся со всеми ними. Сумасшедшим ведь можно не понимать, что им не рады.

Сумасшедшим, если хорошо подумать, вообще позволено куда больше, чем нормальным людям.

— Это моя жена, Сауле. И я надеюсь, что ты будешь относиться к ней с должным уважением.

Ага… а в ответ кто-то фыркнул. Я даже знаю, кто.

— Вы все будете относиться с должным уважением. Если, конечно, матушка, ты не передумала оплачивать векселя твоего любовника…

— Мар!

— А ты, дорогая, надеешься увеличить содержание… тебя, Лайма, это тоже касается.

Любить меня больше не станут…

Что ж… любовь их мне без надобности, а с ненавистью я как-нибудь да справлюсь.

— Через две недели состоится большой прием. И мне кажется, нам следует продемонстрировать единение семьи…

Чушь, но звучит почти убедительно.

— Его Величество изволил выразить желание. И не мне вам говорить, что некоторые пожелания лучше исполнить. А еще мне стоило немалых трудов уговорить Эгле приехать. Поэтому, если я решу, что кто-то из вас собирается… навредить семье, я приму самые суровые меры.

Даже я впечатлялась.

Немного.

Этна тонко свистнула, предупреждая, что к дверям идут. Спасибо, дорогая.

Я убрала камень и подумала, что личные покои нужно будет обезопасить. Проклятье, с защитой я как раз и не работала.

Придется сочинять.

— Эгле, — Мар появился на пороге гостиной и протянул руку. — Идем. Пришло время возобновить старые знакомства. Матушку мою ты помнишь…

Все-таки я была не права. Годы коснулись старшей Ильдис, урожденной Кейне, двоюродной племянницы самой королевы. Они оставили на коже едва заметные тени морщин. Полагаю, если бы не целители, тени были бы глубже, явнее, но…

Глаза светлые.

Взгляд недобрый.

А в остальном леди была верна себе: спокойна и демонстративно равнодушна.

— Она ведет хозяйство… поэтому, если что-то понадобится, говори ей.

И тогда точно это, понадобившееся вдруг, не получу. Или получу в виде, совершенно непригодном для использования. Спасибо, что предупредил.

— Она выглядит жалко. И даже уродливо.

Спасибо, вы мне тоже глубоко симпатичны.

— Это платье… его только сжечь. Ты уверен, что на нем нет блох?

— Он не проверял, — ответила я за Мара. — Но вы не переживайте, блохи в таких домах не приживаются. Атмосфера, знаете ли, давит. А они — твари нежные… не то что люди.

— Мар, она…

— Разговаривает, — я улыбнулась, уже вполне себе искренне. — А вам в вашем возрасте нервничать нельзя. Морщины глубже станут. Потом ни один амулет не справится.

— Сауле, — Мар предпочел сделать вид, будто ничего особенного не происходит. — Надеюсь, ты тоже ее помнишь…

— Ее забудешь, — проворчала я.

— И ты позволишь этой выскочке оскорблять маму? — Сауле ткнула в меня мизинцем, за что и получила по руке. А рука у меня стала тяжелой. — Мар!

— Веди себя прилично — и все будет хорошо…

Ответом ему было гневное пыхтение.

— Лайма… моя… гм… жена…

— Первая, — пропела Лайма, очаровательно улыбаясь. — Не беспокойтесь, Эгле, я прекрасно понимаю, насколько неуютно вам здесь…

А вот она изменилась мало, разве что исчезла прежняя хрустальная легкость, сменившись мягкостью линий. Лайма была… пожалуй, совершенна.

Хрупка, но в меру.

Приятно округла именно там, где прилично было быть округлой. Нежна. Мила…

Ядовита, как гармская кольчатая сколопендра.

— Я помогу вам, — сказала она, касаясь меня осторожно. — В конце концов, мы одна семья…

Сауле откровенно перекосило. И взгляд, которым она наградила Лайму… кажется, далеко все не так радужно на родовом острове Ильдисов, как это пытаются представить.

— Мой сын…

Только теперь я обратила внимание на бледного юношу, сидевшего в углу. Он был… пожалуй, красив, хотя чересчур уж бесцветен.

Нескладен.

И зол.

На лице, черты которого были столь совершенны, что это казалось уродливым, застыло выражение одновременно капризное и обиженное.

— Йонас, — пропела Лайма. — Подойди, познакомься с тетушкой Эгле.

Он послушно поднялся, шагнул, но как-то бочком, всем видом показывая, что подчиняется матушкиной просьбе, но ни малейшего удовольствия это ему не доставляет.

Выше меня на голову. Сколько ему? Что-то около шестнадцати. Стоит. Смотрит. На меня, а будто бы мимо.

— Йонас! — резкий оклик этны Ирмы заставляет его очнуться.

— Очень. Рад.

Прозвучало так, будто меня по батюшке послали.

— И я рада.

А наш сын… если бы у нас с Маром был сын, он бы тоже стал таким? Эйтом… благородным до рези в зубах.

— К сожалению, представить дочь я не могу. Она наказана.

— Что произошло? — Мар помрачнел.

— Ты же знаешь отвратительный ее характер… девчонка нахамила Йонасу, а после облила чернилами. Пусть подумает над своим поведением. Ты совершенно ее распустил, — упрек был мягким, не упрек даже, скорее Лайма позволяла себе вы разить некоторое недоумение.

— Завтра познакомишься, — сказал Мар.

— Ей неделю запрещено покидать комнату…

— Заглянем сами.

— Марун, я не думаю, что Эгле так уж интересны чужие дети… — и робкий взгляд из-под ресниц, в котором помимо робости читается что-то иное, отнюдь не дружелюбное.

А мальчишка разглядывает меня.

Недоуменно.

Насмешливо? Разве что самую малость. Изучающе. И интерес этот холодный мне не нравится. А главное, почему Мар сбросил со счетов сына? Наследник ведь… пусть еще до законного совершеннолетия ему пару лет, но, сдается, матушкой, которая, скорее всего, стала бы опекуном, мелкий засранец вертит, как ему вздумается.

Впрочем, я пока смотрю.

— Мне будет… интересно познакомиться. Надеюсь… мы подружимся.

— Я в этом уверена, дорогая, — Лайма взяла меня за руки. — Ты позволишь… немного поработать над твоим внешним видом? Я не говорю, что ты выглядишь плохо, но при дворе… люди злы.

— Конечно.

И улыбнуться.

Радостно так… сумасшедшим позволено быть счастливыми без особых на то причин.

Комнаты мне отвели роскошные.

Огромная гардеробная, правда, было в ней пустовато, и пара моих чемоданов смотрелась откровенно жалко.

Спальня с кроватью, где поместились бы трое.

Ванная комната.

Кабинет.

Гостиная… сдержанные тона. Светлые шпалеры. Темные обои. Картины… пейзажи незнакомые, но вполне себе миленькие. Вазы. Букеты.

Я не поленилась заглянуть в каждый, а то мало ли каких сюрпризов ждать.

— И что ты об этом думаешь? — поинтересовалась я у Этны, когда та соизволила вернуться к хозяйке. Забравшись на туалетный столик, инкрустированный костью нарвала и серебром, Этна замерла. Только волоски на спинке ее чуть подергивались. — Вот именно… влезли в дерьмо, а могли бы просто отсидеться, глядишь, овдовели бы тихо-мирно…