Зачем жил человек?
(Повесть, рассказы) - Колупаев Виктор Дмитриевич - Страница 15

— Нет, я больше привык действовать руками, чем умом. Я знаю только одно: Неприметного надо остановить.

— Ты слишком много знаешь, Оружейник! И ты мне действительно больше не нужен!

Неприметный отступил на шаг, завел правую руку за спину, что-то нашаривая там. Взведенный арбалет в миг уставился Оружейнику в грудь. Но и Оружейник не был бы Оружейником, если бы не его мышечная реакция. Он метнулся чуть в сторону и прямо, витая плеть свистнула в воздухе и наверняка рассекла бы Неприметного надвое, но бросок Умельца испортил дело. Плеть обрушилась на пустое место. И в тот же миг солнечный луч вонзился Оружейнику в грудь.

— Эх, Умелец… — только и успел сказать Оружейник.

— Что ты наделал?! — ужаснулся Умелец.

Он почти всю свою жизнь просидел в лаборатории, разгадывая тайны природы, считая общение с офицерами корабля помехой в работе. Он никогда не принимал участия и в наказании планет. Исследования, исследования были его уделом да еще четкая работа всех систем корабля. И он не зря был Умельцем. Каждый болтик и каждый рычажок корабля чувствовал он как живое существо. Все слушалось его и редко выходило из строя. Усовершенствовать что-нибудь на крейсере, будь то новая броня или двигатель орлана — вот это жизнь, достойная человека. А все остальное, все, что происходило на крейсере, его не касалось. Слишком долго это его не касалось!

— Что ты наделал?!

— Нет, это не я. Это ты подтолкнул меня, Умелец. И арбалет сделал случайный выстрел. Ах, как жаль, что ты убил Оружейника!

— Я, Неприметный?!

— Ну да ладно… Ведь об этом никто не знает.

— Нет, Неприметный! Я не мог убить человека!

— И все же убил… Я понимаю, что это нечаянно. Вот и Бунтаря убили нечаянно.

— Нечаянно, — прошептал Умелец. — Нечаянно! Нет, не нечаянно! Все было закономерно! Я, действительно, виноват в их смерти. Я молчал. Я старался ничего не замечать. Я заменил человеческое окружение машинами. Пусть все происходит так, как происходит! Мне ни до чего нет дела! Ведь я ни во что не вмешиваюсь… А оказалось, что не вмешиваться нельзя!

— Да что об этом говорить, Умелец. Мы, конечно, совершали ошибки. Но тайну… Тайну Планеты…

— Ты не узнаешь ее, Неприметный.

— А вдруг я не утерплю и расскажу, что ты убил Оружейника?

— Рассказывай.

— Тебя будут судить. Тебя будет мучить совесть. Говорят, что это страшнее всего.

— Я уже осудил себя.

— И что же… Это больно?

— Больно, Неприметный.

— А если я сделаю еще больней?

— Больней уже нельзя.

— Посмотрим!

Неприметный схватил даже не сопротивлявшегося Умельца, подтащил его к стене, закрепил одну руку в клемме высокого напряжения, разорвал провод, ведущий к ней, чтобы не ударило током, зажал второй клеммой другую руку Умельца, отошел на несколько шагов, оглядывая, хорошо ли у него получилось, взял в руки плеть.

— Тайну!

— Нет, Неприметный.

Плеть рассекла Умельцу лицо.

— Тайну!

— Нет.

Плеть разорвала мундир на груди Умельца.

— Тайну!

— Нет! Нет. Нет…

Неприметный остановился передохнуть.

— Тебя обратит в пепел электрический ток, Умелец. Послушай, ну зачем тебе тайна? А мне она так нужна! Еще не все потеряно. Я найду способ расправиться с Планетой, только бы знать ее тайну. Сжалься, Умелец! Сними с моей души гнет неведения! Что тебе?! Да и ей тоже! Скажи, она мертвая?

— Она, жива, Неприметный! Планетяне приглашали нас в гости.

— Они просили милости! А потом затаились. Тайну… Тайну. Тайну!

Взрыв близкого вулкана потряс остатки корабля.

— Молодец, Планета, — прошептал Умелец. — Представляю, что здесь будет через час.

— Что? — с надеждой спросил Неприметный.

— Расплавленный шар.

— Это ведь от бомбард, правда?! Мы ведь все-таки встряхнули ее?

— Нет, Неприметный. Это она сама. Я, пожалуй, раскрою тебе тайну Планеты.

— Давно бы так!

— Мало радости принесет тебе это. Планета обманула тебя. Вернее, она увернулась от твоих действий. Как жестоко ты просчитался!

— Мне бы только узнать тайну. А там…

— На Планете существуют разумные планетяне. Они хотели принять нас с радостью и желанием. Но мы тотчас же уничтожили их корабль. Уверяю тебя, Неприметный, у них хватило бы средств уничтожить в ответ наш крейсер. Но они не могут убивать людей. Они просто забросили наш корабль в свое прошлое, когда на Планете еще только зарождалась жизнь. Они хотели посмотреть, что мы будем делать. Если, не обнаружив планетян, спокойно улетим, что ж… далеко за пределами своей солнечной системы они бы наверняка вернули нас в свое время. Но мы обстреляли Планету из бомбард. Им, наверняка, пришлось здорово поработать, чтобы сгладить следы, оставленные нами. Планетяне перебросили нас в еще более далекое прошлое. И так случалось каждый раз, когда алы производили на Планете какие-либо разрушения. Поэтому уменьшалось в воздухе количество кислорода, поэтому убегал от тебя Океан, поэтому десятиклеточные организмы превратились в девятиклеточные, поэтому менялся ландшафт, а сейчас вдруг ожили вулканы. Мы уходим все дальше и дальше в прошлое этой Планеты. Ты понял, Неприметный?! Скоро здесь заплещется лишь одна расплавленная лава. А за стенами корабля наверняка уже нечем дышать.

— Не верю!

— Это так, Неприметный.

— Они убили всех нас!

— Нет, это сделали мы сами. Ведь они только предоставили нас самим себе.

— Будь проклята эта Планета! Я буду бороться с ней до конца!

— Поздно, Неприметный, поздно!

— Для тебя — да. — Неприметный соединил концы проводов и даже не взглянул, что там осталось между клеммами высокого напряжения.

Хлеща плетью все, что попадалось под руку, Неприметный бросился вон.

По мнению Стряпуха, что-то случилось. Никак не хотел стоять скрепленный чем попало стол. Потух очаг, пищевые продукты превратились в неприглядное месиво. Никто не отдавал приказаний относительно ужина. Стряпух чувствовал, что его вина безмерна. Не накормить как следует команду! Да такого, наверное, еще никогда не случалось за всю историю флота Толы!

Стряпух разжигал из стульев костер, но тут же гасил его, хватался за погнутые кастрюли, наливал в них воду и снова все бросал. Он принюхивался к перцу и корице, пробовал на язык соль и сахар, удрученно качал головой, после каждого толчка бросался к разваливающемуся столу, прислушивался к гулу, доносившемуся извне, задумчиво разглядывал ряды потухших светильников, бросался протирать немногочисленные уцелевшие. Он старался, напрягал весь свой мозг, но что-то не складывалось в его сознании. Что-то не получалось. Словом, происходило непонятное, и Стряпух не в силах был разобраться в этом непонятном.

Он чувствовал, что время ужина пришло, но никто не входил в кают-компанию, не слышно было оживленных голосов, обсуждения доблестных побед, поздравлений.

Стряпух хватался то за одно, то за другое, ничего не доводя до конца. И в его одуревшую голову уже закрадывалась мысль о бесполезности этих действий. Но он гнал ее от себя, потому что ничего не умел делать, кроме как кормить людей вкусной пищей. В создании кушаний был весь смысл его жизни. Его не особенно интересовало, что там делают все остальные, он твердо знал, что без него мир не может существовать. Все мироздание держалось на его сковородках и кастрюлях.

Уже и без того вздыбившийся пол тряхнуло и установило под новым углом. Этот сошедший с ума пол и был сейчас главной помехой Стряпуху, но как укротить его, он не знал.

Спешный топот подошв отвлек его от решения неразрешимых проблем. В проеме двери стоял Неприметный. Стряпух испугался, задрожал. А вдруг Дурашка уже отбывает наказание в карцере за кого-нибудь? Вдруг и ему, Стряпуху, придется проследовать туда же? А ужин еще немножко не готов!

— Что ты тут делаешь? — спросил Неприметный.

— Ужин, — коротко ответил Стряпух.

— Ужин больше никому не нужен, — сказал Неприметный.