Каторжанин (СИ) - Башибузук Александр - Страница 28

Тот нехотя ответил:

— Лейтенант Мацуи Таэда.

Я глянул ему в глаза и лениво процедил:

— Правила простые, отказ отвечать — долгая мучительная смерть, согласие — жизнь.

Тот криво усмехнулся и коротко, в тон мне, ответил:

— Первое.

— Как угодно… — я приобнял его левой рукой, правой всадил нож в пах, рванул кверху, вспарывая живот и оттолкнул от себя.

Сипло втягивая в себя воздух, японец повалился на пол. Я жестом приказал ополченцам оттащить его в сторону и показал на прапорщика в очках с тонкой золотой оправе.

— Теперь этого.

Японец покосился на судорожно сучившего ногами лейтенанта. По его красивому лицу с почти европейскими чертами, крупными каплями скатывался пот.

— Условия понятны? — вежливо поинтересовался я у него. — Ответите на мои вопросы и вас не расстреляют.

Прапорщик бросил красноречивый взгляд на остальных офицеров.

Я все понял и приказал отвести его в подсобку.

— Итак, для начала меня интересует сколько в Тымово постов и патрулей, их маршруты, а также количество и расположение японских солдат в поселке. Поспешите, у меня нет времени.

Прапорщик кивнул и зачастил почти без акцента.

— Я только переводчик, но все что знаю обязательно скажу. В Тымово осталось меньше роты солдат, это около восьмидесяти человек, при двух орудиях и пулемете, они расположены в казармах охраны каторжной тюрьмы. Посты на въезде и выезде из поселка, патрулей… две… нет, три группы, по три человека, сменяются они в тюрьме… маршруты оттуда начинаются, но как… как они следуют, я не знаю, честно, здесь всем командует сёса Ояма… то есть, майор Ояма, только он решает. Он внизу, со всеми… но, боюсь, от тоже откажется отвечать. Ояма — самурай, как у вас говорят, белая кость. А я не разделяю взглядов старого сословия, я против этой войны… меня просто призвали… да, я люблю ваш народ, привык уже, учился в Санкт-Петербурге, в университете, на философском факультете…

— Похвально, прапорщик, — я ободряюще кивнул японцу. — Что здесь делают русские?

— Мы их везли из Александровского поста в Корсаков, чтобы отправить в Японию… — быстро доложился японец. — Они давно сотрудничают с нами… — а потом добавил. — Наверху был тюса Огава, это значит подполковник, со своим адъютантом, он представитель Генерального штаба Японии. Огава тоже самурай, очень высокомерный, он даже отказался сидеть за столом с вашими… с вашими предателями. Женщины — частью местные, частью из Александровска… простите… они шлюхи. Местных жителей и пленных… ну, тех кто остался в живых… заперли в тюрьме…

Договорить прапорщик не успел, за дверью послышался звук торопливых шагов, после чего в подсобке появился Серьга.

— Патруль, четыре человека… — быстро доложил унтер. — Идут сюда… быстро идут.

— Прапорщик… — я хлопнул японца по плечу. — У вас есть еще одна возможность помочь. После этого, я отпущу вас. Не беспокойтесь, никто ничего не узнает. Надо встретить патруль…

На лице прапорщика особого желания не проявлялось, но через секундное промедление он все-таки кивнул.

— Пусть задут в трактир… — шепнул я ему в прихожей. — Давай, встречай…

И подтолкнул к выходу, а сам прижался спиной к стене слева от двери. Напротив, притаились Серьга и еще один солдат с «цветочной» фамилией — Ромашкин — приземистый крепыш, с сильно побитой оспой физиономией.

Прапорщик шагнул за порог и остановился.

Через пару минут послышался чей-то взволнованный голос. Прапорщик ему ответил и вернулся в трактир, за ним ввалилась пара солдат во главе с ефрейтором.

Все случилось мгновенно. Приклад мосинки Серьги с хрустом врезался в висок ефрейтора, Ромашкин коротко пырнул штыком второго японца, а я рубанул по башке третьего.

И только потом сообразил, что в патруле было четверо солдат.

Сунулся во двор, но навстречу стеганул выстрел — пуля свистнула над головой и с резким стуком врезалась в притолоку.

— Черт… — я быстро отпрянул за косяк, а когда выглянул, увидел, что оставшийся в живых японец со всех ног улепетывает по майдану в сторону острога.

Серьга вскинул винтовку, гулко бабахнуло — солдат споткнулся и кубарем полетел на землю, но тут же понялся и подволакивая ногу побежал дальше.

— Иха мать… — мудрено ругнулся унтер и вторым выстрелом влепил японцу пулю в спину.

— Кровь господня… — я ругнулся, вытащил ракетницу, взвел курок и выпустил ракету в черное небо. — Серьга, теперь все к острогу, а здесь оставь одного для присмотра за пленными. Живо, живо…

Дальше последовал сумасшедший бег по темным улицам.

Я особо не обольщался положением — почти сотне солдат мы могли очень мало чего противопоставить, оставалось надеяться, что они спросонья не разберутся, сколько на них напало врагов и попробуют обороняться в казарме. А дальше подойдет Собакин со своими и станет полегче.

И нам в очередной раз повезло, японцы подняли тревогу, только тогда, когда мы добежали до забора каторжной тюрьмы.

Из бревенчатого барака начали выскакивать полураздетые солдаты.

Солдаты и ополченцы открыли огонь на ходу — особого урона они японцам не нанесли, упало всего пару человек, но остальные живо заскочили назад в казарму.

Зазвенели стекла в окнах, застучали ответные выстрелы. Теперь кто-то болезненно вскрикнул уже с нашей стороны.

— Не высовываться… — заорал я, нырнул за штабель бревен и скомандовал. — Не жалеем патронов, чаще, палим пачками…

Из-за одного из бревенчатых бараков, где содержались каторжники, неожиданно выскочили несколько японцев.

Я ругнулся и свалил одного из Арисаки, но остальные успели юркнуть назад.

Следующие полчаса прошли в ожесточенной, но почти бесполезной перестрелке. Японцы густо отстреливались из окон и изредка делали попытки вырваться из казарм и бараков. Но, к счастью, не очень настойчиво и почти безрезультатно — их быстро удавалось загнать обратно.

Побаивался, что оставшиеся в поселке солдаты ударят нам в спину, но они не давали о себе знать — или затаились или рванули в сторону Дербинского.

Я решил потянуть время, чтобы дождаться отряда Собакина, приказал прекратить огонь и заорал.

— С вами говорит генерал Попаданцев! Сдавайтесь и я гарантирую вам жизнь! Из России на Сахалин прибыло две дивизии казаков, ваша армия уже разбита! Сдавайтесь и будете жить!!!

Особой надежды на то, что среди солдат найдется знаток русского языка не было, но отозвались почти сразу. Правда совсем не так, как я ожидал.

— Пошра попа, генерара… — насмешливо проорал кто-то из японцев.

— Что она сказала? — озадачился Тайто, занявший позицию рядом со мной.

— В жопу меня послал.

— Совсем дурака… — айн осуждающе покачал головой. — Вешать за нога будем? Или гореть всех?

Я вместо ответа только сплюнул. Для того, чтобы вешать, надо еще выковырять этих уродов. Поджечь казарму тоже не удастся — она из бревен в сажень обхватом, замахаешься под обстрелом подпалку подтаскивать. А у нас от такой пальбы, скоро патроны начнут заканчиваться. А если косоглазые опомнятся и ринутся в атаку скопом, придется совсем туго.

И неожиданно увидел возле забора выстроенные в рядок двуколки, в которых опознал передки с зарядными ящиками к орудиям. Сами орудия стояли чуть поодаль. Короткоствольные, на больших колесах и без щитков. В академии нас крепко гоняли по оружию вероятного противника и память живо подсказала, что это семидесятипятимиллиметровые горно-вьючные орудия системы того же Нарияки Арисаке, почти точная копия крупповских пушек, только гораздо хуже по боевым качествам.

Там же стояла еще одно орудие, гораздо меньше размером и закрытое чехлом. В нем я опознал какой-то пулемет на колесном станке.

— А если… — я зло хмыкнул. — А почему бы и нет…

Пока думал, за спиной, в поселке застучали винтовки, как японские, так и наши трехлинейки, а еще через десяток минут послышался приближающийся топот — к нам неслись ополченцы и солдаты, а впереди всех галопировал сам Собакин.

— Я здесь, — заорал я и помахал ему рукой.