Пешком над облаками - Садовников Георгий Михайлович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/46
• Следующая

— Ну конечно, не родился! Я пошутил! Вы же видите: это обычный хвастун. Ну кто еще будет так расписывать свою скромность? — пояснил Пыпин, вредно хихикая и потирая руки.

— Нет, родился! И это я! — сказал я, багровея и вправду чувствуя себя отъявленным хвастунишкой.

— Если бы это было так, — вдруг мечтательно вздохнул президент. — Если бы это случилось, все бы скромняги снова вернулись к прежней нормальной жизни. Признаться, наше общество приходит в упадок. А ведь когда-то у нас была страна умных, трудолюбивых людей. Именно еще в те времена мы построили тот самый межзвездный корабль. Но потом началось увлечение скромностью, и вот к чему это привело. Ах, если бы вы на самом деле помогли нам вернуться к старому доброму времени. Но как вы докажете, что уже достигли предела? Как он сделает, а? — спросил президент, повернувшись к Пыпину.

Но тот снова исчез, очень довольный тем, что наконец-то уронил меня в моих же глазах.

— Доказать очень просто, — сказал я, с трудом приходя в себя. — Пусть ваш президентский совет составит пять самых важнейших условий, из которых состоит настоящая скромность. И мы устроим соревнование по пятиборью: я и сборная вашей планеты.

«Так вот он, ключ к спасению скромняг», — пронеслось в моей голове.

Моя идея пришлась президенту по душе, и он приказал своему секретарю срочно созвать президентский совет.

— Скажите: вопрос неимоверной важности! — попросил президент. — А пока суд да дело, соберите скромнейших граждан планеты. Пусть они достойно ответят на смелый вызов нашего гостя.

Я почувствовал на себе изумленный и вместе с тем неодобрительный взгляд невидимого секретаря. Выказав таким образом свое отношение к наглому притязателю, секретарь вышел из кабинета, и во дворце поднялась беготня.

Пока скромняги готовились к небывалому турниру, я отправился в город и просто так, без всякой цели, купил походный котелок и две пачки проявителя и закрепителя для фоторабот. Потом, еще не зная, зачем мне это нужно, выпустил весь порошок на ветер, а в котелок набрал из ближайшего фонтана воды и отправился на Центральный стадион столицы, чтобы потягаться с местными жителями в скромности.

Город бурлил, взбудораженный предстоящим соревнованием по пятиборью. Толпа, текущая по улице к стадиону, становилась все гуще и гуще. Я чувствовал это по постепенно уплотняющемуся воздуху вокруг себя.

Войдя на праздничный стадион, я увидел, что здесь уже все готово к открытию турнира. Непосвященному человеку он мог показаться совершенно пустым, но я-то знал, что на самом деле его скамьи заполнены до отказа, и наиболее скромные из зрителей, не сумевшие обзавестись билетом, тесно стоят в проходах. Между рядами. И подтверждением этому был нетерпеливый гул стадиона, ждущего начала соревнований.

Бодро выбежав на середину поля, я окинул оценивающим взглядом сборную планеты, которая уже поджидала меня, горя желанием посрамить самозванца. И хотя моих соперников тоже не было видно, я был уверен, что их десять человек, что это, несомненно, рослые, как на подбор, брюнеты и блондины.

Я поставил котелок с водой на газон и сказал, что готов начать борьбу. Президент, сидевший в директорской ложе вместе с жюри, взмахнул белым манжетом, и по радио объявили:

— Его превосходительство считает турнир открытым! Первый вид пятиборья простота! В этот конкурс входит одежда соперников. Сейчас мы посмотрим, кто из них скромнее одет.

Я посмотрел на себя, на команду хозяев и понял, что попал в проигрышное положение, хотя, как всегда, был в своей неизменной просоленной морями тельняшке и потертых, обносившихся штанах. Одежда, что и говорить, обычная, простая — словом, рабочая матросская форма. Но как ее сравнить с одеждой скромняг, если той и вовсе не видно? Может, она еще проще моей?

И тут меня вдруг озарило: «Почему жители этой страны так тщательно скрывают свою внешность, хотя она и без того скромна? — спросил я себя. Человек может прятать только то, что ему неудобно показать другим. Но как сделать видимым невидимое?»

Я понял, что это невозможно, и понурил голову. И увидел, что на поле легла косматая тень. Она медленно ползла по траве и вскоре накрыла весь стадион.

Это была большая темная дождевая туча. В той стороне, откуда она пришла, сверкнула молния и прогремел гром. Я подумал, что дождь обязательно промочит мою тельняшку, быстро снял ее, аккуратно свернул и сел на тельняшку, укрыв таким образом собой.

Потом говорили, что это был очень ловкий маневр. Так оно и было на самом деле. Только в ту минуту я еще сам об этом не знал.

— Иван Иванович, зачем вы спрятали свою тельняшку? — удивился судья. Ведь мы все равно уже видели, что она была на вас.

— Дело вовсе не в этом, — возразил я, — а в том, что тельняшка — мой верный спутник, и потому мне очень дорога. А кто знает, какой сверху польется дождик? Ни кто! Может, это будет подсолнечное масло, как уже случалось со мной в Маниле. Или в Кувейте: на нас посыпались куриные яйца размером с крупный град. Моя тельняшка — неслыханная роскошь по сравнению с вашими лохмотьями, и мне, конечно, хочется ее сберечь.

Мой ответ почему-то вызвал в команде скромнейших невообразимую панику. Они забегали по газону. Я услышал их топот, шум от столкновения тел, треск рвущихся тесемок и пуговиц.

И вдруг хлынул ливень. Как я и предполагал, это был необычайный дождь.

С неба полил проявитель. Видимо, развеянный мною порошок занесло в тучу и там, словно в кюветке с водой, он превратился в крепкий раствор.

Едва потоки дождя обрушились на наши головы, как со скромнягами и на поле, и на трибунах стало происходить нечто невероятное. В воздухе, точно на фотобумаге, начали постепенно проступать их очертания. И вскоре я увидел людей в роскошных костюмах. Вначале мне почудилось, будто меня занесло на пышный маскарад. В моих глазах зарябило от позументов, кружев и кримплена самых ярких цветов.

Туча медленно проплыла над стадионом, но не успел ее хвост скрыться за верхней трибуной, как на смену ей прилетела вторая туча, и на перепуганных скромняг обрушился дождь закрепителя.

Первое время разоблаченные туземцы метались, никого не замечая, думая только о собственной репутации, но потом стадион обескураженно притих, скромняги стеснялись смотреть друг другу в глаза.

А я как ни в чем не бывало развел на травке уютный костер, поставил на огонь котелок и начал варить бульон из воды. Пусть, думаю, пока бедняги придут в себя.

В радиодинамиках послышался тяжелый вздох, и представитель жюри сказал:

— Первый вид пятиборья выиграл землянин Иван Иванович. Переходим к следующему виду…

Объявляющий умолк, из динамика донеслись приглушенные голоса. Это перешептывались члены жюри. А затем объявляющий смущенно откашлялся и произнес:

— Ввиду непредвиденных обстоятельств, вызванных техническими причинами, соревнования по застенчивости, терпению и непритязательности не проводить, отдав первое место, — объявляющий снова вздохнул, — землянину, и перейти к основному, последнему виду пятиборья. Сейчас мы узнаем, кто меньше всех не придает значения славе.

Ну, в этом-то виде скромности мне вообще не было равных. Победа, можно считать, уже была за мной. И если бы сейчас Появилась возможность незаметно ускользнуть со стадиона, я бы тотчас этим воспользовался, потому что где-то в лесу находились пленные Толик и Маша.

Я подумал, как бы это сделать, и увидел Пыпина. Он сидел в верхнем ряду и, свистя в два пальца, кричал:

— Юн-гу с по-ля! Юн-гу с по-ля!

— Пыпин, будьте любезны. Пожалуйста, подойдите ко мне, — позвал я его как можно повежливей.

Но Пыпин даже не пошевелился, еще не было случая, чтобы он расщедрился и выполнил чью-нибудь просьбу.

Тогда я крикнул:

— Пыпин, идите есть бульон, — и указал ему на вкусно дымящийся котелок.

• Предыдущая
• 32/46
• Следующая