Анархия. Начало (ЛП) - Хасс Дж. Э. - Страница 35

1. Он — серийный убийца.

2. Он очень опасен.

3. Он плохой.

Получается весьма отстойный список. Конечно, первый пункт достаточно весомый, но его слова по-прежнему крутятся у меня в голове.

Все жертвы были причастны к Школе Одаренных. Это заставляет меня задуматься. А жертвы ли они на самом деле? Или жертвы мы? Эта новая перспектива меня не радует. Правосудие строится на законах и правилах. Принцип «око за око, зуб за зуб» не принимается во внимание в суде.

Но, возможно, должен? Возможно, благие намерения, которыми вымощена дорога в ад, на самом деле, темные тени, которые ведут по тропе справедливости? И, возможно, Линкольн и его друзья являются теми же темными тенями. Может быть, они правы.

Я не помню всего, но знаю наверняка, что люди из Школы Одаренных были воплощением зла. Я знаю, что действительно хотела убежать, когда Линкольн спас меня. И знаю, что не упустила этот шанс.

Но я потеряла мужчину. И теперь, когда я вспомнила немного о той ночи, думаю, я всегда знала, что мне не хватало его в моей жизни. Где-то глубоко внутри я подозревала, что он являлся частью меня. Он был моим началом, а я его концом.

— Да, шеф? — говорю я, заходя в его кабинет и садясь напротив его стола.

Он бросает на меня злобный взгляд.

— Как я уже говорил, еще одно самоубийство в «Корпорации Блю». И знаешь что, Мастерс? Я уверен, жители Кафедрал Сити считают, что ты не заслуживаешь занимаемую тобой должность. Эти четыре убийства…

— Что, что? Я думала, вы сказали, это были самоубийства?

Он прищуривается и трет ладонью лицо.

— Ну, я думаю, это убийства. Не самоубийства. Это слишком просто.

— Хм-м-м, — уклончиво произношу я.

— Тащи свою задницу в «Корпорацию Блю» прямо сейчас. Они ждут тебя.

Я отдаю честь и направляюсь к выходу.

— И Мастерс! — выкрикивает шеф у меня за спиной.

— Это не армия, — кричу я в ответ. — Поняла.

Он точно меня уволит, но мне плевать. Возможно, эта работа не то, чем я хочу заниматься всю свою жизнь. Я имею в виду, кто вообще хочет всю жизнь выслеживать убийц?

Ты, Молли.

Я. Я не хочу выслеживать только Линкольна. Я не хочу, чтобы он был тем, в чем признался, потому что я не могу любить кого-то, кто причиняет вред людям. Не могу.

Когда я поднимаюсь на двадцать первый этаж «Корпорации Блю», там нет ни тела, ни Аттикуса. И, слава Богу, Алистера тоже нет. Только уборщик, заменяющий лампу дневного света в светильнике над столом, на котором лентой обозначено место, где было найдено тело.

— Что же, — говорю я скорее себе, чем сотруднику, — судя по всему, во мне тут не сильно нуждались. Вы были здесь, когда они забирали тело? — спрашиваю я уборщика.

— О, нет. В этот раз нет. — Он заканчивает установку лампы и начинает спускаться с лестницы.

— А в предыдущие три раза?

— Э, ага. Тогда я тоже заменял лампы.

— Что?

— Сильно мерцали. У людей болели головы, поэтому я их заменил. Знаете, говорят, что лампы дневного света на рабочем месте могут сводить людей с ума. Думаете, он поэтому вышиб себе мозги?

— Эм. — Почему этот глупый вопрос заставляет меня задуматься? Но что-то есть в моей голове. Что-то вроде маленького щелчка, который говорит: «Обрати на это внимание». — Не знаю, но попробую разузнать. И вот еще что, — говорю я, — вы не знаете, установили ли они время смерти?

— Ага, — отвечает он. — Рано утром в субботу. Во всяком случае, так я слышал.

Господи Иисусе. Если это дело рук Линкольна, значит, что он сначала трахнул меня в лабиринте, а потом пошел и убил кого-то.

— Спасибо за вашу помощь. Если кто-либо из Монтгомери появится, передайте им, что я была здесь и уже уехала, хорошо?

— Если увижу, то конечно передам, леди. — Затем он уходит по коридору, забрав с собой свою складную лестницу.

Я небрежно оглядываю комнату и тоже ухожу. Какие бы ни были улики, тут их уже точно нет. Их забрали другие, кто пришел сюда в мое отсутствие, а если нет, то они в любом случае уже уничтожены. Так что я возвращаюсь к своему мотоциклу и еду обратно в участок.

К счастью, обстановка там теперь значительно спокойней, когда я вхожу в дверь. Субботняя полуденная пересменка, которая означает, что народ готов как можно быстрее свалить отсюда. Роджера уже нет на посту, теперь его занимает женщина, которая служит здесь уже лет сорок.

— Для вас была доставка, пока вы отсутствовали. Я положила на ваш стол.

— О. — Я уже и забыла, что у меня есть рабочий стол, заваленный кучей бумажной работы, которой, я уверена, накопилась уже целая гора. — От кого?

— Без обратного адреса. Так что, думаю, вам лучше вскрыть и самой посмотреть, — с сарказмом отвечает она.

— Откуда вы знаете, что это не бомба? Или сибирская язва? Кто-то мог положить туда все, что угодно, а вы просто так отнесли это на мой стол?

— Расслабьтесь, детектив. Мы до сих пор не взорвались, так что идите и дайте мне закончить мою писанину.

— Сука, — бормочу я себе под нос. Это место еще хуже цирка в вопросах безопасности. Все находящиеся в цирковом шатре были бы мертвы, если бы относились к безопасности так же халатно, как в этом департаменте.

Но я ничего не могу поделать с этим, лишь качаю головой от негодования, когда прохожу через двери. Мой стол находится в самой дальней части основного зала. Но я могу разглядеть небольшую коробочку, обернутую в коричневую бумагу, лежащую напротив моего компьютера.

Кто вообще оборачивает всякую ерунду в коричневую бумагу?

Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, кажется ли еще кому-то странным то, что я получила посылку, но в помещении находится всего с полдюжины копов, на данный момент, и никому из них нет дела ни до меня, ни до моей посылки. Так что я просто произношу:

— К черту, — и иду к столу. Когда я беру ее в руки, она оказывается легче, чем я предполагала. Очень легкая. Слишком легкая для бомбы.

Прекрати, Молли.

Я нахожу край, срываю упаковку и обнаруживаю тонкую белую коробочку. Никакой карточки не вложено. Я сажусь в свое кресло, ставлю ее на стол и пристально смотрю на нее.

Нет необходимости открывать ее, чтобы понять, от кого она. Я знаю, от кого она и не хочу сталкиваться с этой проблемой, в которую он превратился. Так что я отталкиваю белую коробочку в сторону и начинаю просматривать сотни электронных писем, которые накопились за неделю. Бланки, бланки и еще бланки, которые необходимо заполнить.

Я провожу остаток дня, пытаясь уладить все дела, а эта белая коробочка все ждет меня. Она дразнит меня. Умоляет меня, чтобы я открыла ее, но я заставляю себя сначала закончить работу. Я знаю, что если позволю Линкольну проникнуть в мои мысли, то внутренний монолог, который за этим последует, завладеет всем моим временем. В конце концов, после того, как помещение то наполнилось людьми, то стихло, то снова наполнилось, я переделала все возможные дела, чтобы избежать открывания этой коробочки.

— Спокойной ночи, Мастерс, — кричит мне парень через несколько столов от меня, уходящий вместе с другими офицерами. — Знаю, что ты новенькая, но всем рано или поздно нужно идти домой.

Я улыбаюсь ему.

— Спокойной ночи, ребята. — Я откидываюсь назад в своем скрипучем кресле и устало вздыхаю.

— Ну, — говорю я сама себе, — кажется, бессмысленно продолжать игнорировать ее дальше. — Я снимаю крышку с маленькой белой коробочки и отодвигаю шуршащую упаковочную бумагу, чтобы обнаружить там…

Его перчатки.

Кожаные, с маленькими плоскими заклепками, выполненными в форме символа анархии. Это не те, в которых он был прошлой ночью. Я бы обратила внимание. Но они выражают, своего рода, признание. Он — убийца-анархист.

Я поднимаю их и держу в своих руках его частичку. Это перчатки очень больного человека. Может, он носит их для того, чтобы его руки оставались чистыми? Как поэтично.

Возможно, причина не в этом, но прислал он их мне не просто так. Это что-то вроде перемирия, но хочу ли я смириться с тем фактом, что он бегает по этому городу, убивая людей?