Пятерняшки для фитоняшки (СИ) - Литвин Светла - Страница 37

Она очень расстроилась, и после осмотра и консультации Дмитрия Артуровича в палату к ней мы вернулись с хмурой тучей.

— Ложись, я помогу. — уложил Синичку на кровать и видно было, с каким облегчением она легла.

— Болит? Может медсестре сказать, чтобы обезболила? — уже подошёл к двери, хотел лично позвать не с кнопки, чтобы сразу с уколом пришла.

— Не болит. Просто обидно. Я так домой хотела, я же изучила всё, на третий день обычно выписывают. — пробурчала Таня.

— Правильно. Но ты не все и отношение к тебе особое. — выкрутился, и поцеловав Синичку, засобирался домой.

Я теперь вместо мамы и обязанностей полно, а Синичке спать и сил набираться.

— Ты уже уходишь? — с обидой в голосе спросила.

— У Ольги Леонидовны выходные, а твоя мама с бабулей после обеда зашьются. Я должен ехать, но вечером ещё заеду, привезу вкусненького. Ты пока придумай чего и скинь мне сообщением, как раньше помнишь? — улыбнулся, вспоминая её беременные хочушки.

Иногда такие списки получал, что ума не мог приложить, куда в мою Синичку столько влезет? Но влезало. За шестерых же.

— Помню. — наконец-то родная улыбнулась.

Улыбка была хоть и грустной, но хоть что-то.

— Ну и вот. А пока спи. — поцеловал её перед уходом ещё раз и вышел за дверь.

Дома уже в прихожей меня ждали пять орущих от жары детей, и две вымотанные женщины, пытающиеся раздеть всех разом.

— А что происходит? — удивился, впрягаясь в родительские заботы, беря на руки Витю, чтобы раздеть.

— Мы ходили на прогулку. — заявила Танина мама, стаскивая с плачущей Юли шапку.

— Я же говорил, что сегодня без прогулки, видите им жарко, чтобы погулять надо как минимум втроём их одевать. — не мог скрыть раздражения, даже профессионал в воспитании детей, Ольга Леонидовна не смела перечить нашим с Таней просьбам.

С тёщей у меня отношения мягко сказать были натянутые. Она развелась с Таниным отцом и оставила её, а это в моём понимании было недопустимым. Ладно моя маман изначально мной не интересовалась, но как растить дочь до двенадцати лет, а потом в один момент оставить? Как?!

— А зачем было надо эту операцию делать? Подумаешь живот у неё некрасивый. — раздражённо возмутилась Наталья Николаевна, — А чем думали, когда пятерых рожали? — её лицо было таким красным и неприятным, что я посмотрел на бабулю.

— Как Танечка? — тут же спросила она, когда наши взгляды встретились.

— Всё хорошо. — улыбнулся ей, переключаясь с раздетого Егора на Влада.

Он, внимательно слушая нашу перепалку с тёщей, даже реветь перестал, а когда я протянул к нему руки выдал;

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Папа! — чётко, без запинки и лепета.

— Ты ж мой родной! — подхватил сына с панической мыслью не забыть бы что именно он был первый.

Неделю спустя

Татьяна

На часах было три часа дня, врач подписал мне выписку ещё до обеда, но я не могла уехать без Максима, а он не мог меня сразу забрать и запретил вызывать такси. Я сидела в просторном холле, спешно покинув осточертевшую палату, хотя меня из неё не гнали, но на фиг. Хотела домой.

Время до выписки беспощадно долго тянулось. Если первые дни я отсыпалась, то дальше становилось всё хуже. От безделья я сходила с ума, от тоски по семье, дому и детям ревела по ночам в подушку. И при всех этих ужасах я быстро шла на поправку.

Дмитрий Артурович хвалил каждый раз, уговаривая стать моделью для рекламной брошюры. В последнем я сомневалась, хотя хирург обещал, что лица видно не будет и я буду ноунеймом. Я обещала ему подумать, посоветоваться с мужем, но все мысли были о доме.

Пока я отсутствовала уже все мальчики начали говорить папа, Максим сиял от этого как солнышко, омрачённое лишь одной маленькой тучкой с антрацитовым взглядом. Юля молчала как партизанка и Максима никак не называла. Он скрывал, что переживает, но во время рассказов и просмотра видео грусть мелькала во взгляде. Юля ведь его любимица, это от неё он ждал первых слов, обращённых в свой адрес.

— Юля — ребёнок наоборот. — напоминала ему я, — Сам же сказал. И Максим, соглашаясь, кивал, но грусть из его голубых глаз никуда не уходила.

И вот, в своих раздумьях я пропустила момент, когда в клинику проник огромный букет на двух мужских ногах. Больше из-за букета ничего видно не было. Но Максима я в этом ходячем букете сразу узнала. Только он мог напялить классические брюки со стрелками в сочетании с зимними колошами, в которых чистит снег во дворе.

— Максим! — взвизгнула радостно, от этой красоты минуты ожидания словно ветром сдуло с плеч.

Не знала, как подступиться к мужу, всюду были розы, а лица любимого супруга я не видела.

— Синичка, дуй в машину, я щас надорвусь. — прокряхтел мой герой.

— Давай, я тебе двери открою. Боже зачем ты его сюда волок. Он шикарен. — хохотала, переполненная восторженными эмоциями.

— Хотел красиво встретит. Ой блин! — он подкинул в руках букетище, — Не рассчитал что-то. — с трудом признался Максим, протискиваясь на выход.

— Боже! Сколько тут штук? — я путалась было помочь, но это было бессмысленно.

— Сто пять! — крикнул Макс, и бухнул розы на сугроб, недотащив букет пары метров до стоянки.

Он тяжко вздохнул, а я повисла у него на шее бессовестно не дав отдышаться.

— И за что ж мне такое счастье досталось? — это были заветные мысли вслух при счастливом взгляде на раскрасневшегося супруга.

— Ой не знаю Татьяна Дмитриевна, ой не знаю. Может за пятерых человеков? — предположил Максим, жадно хватая воздух.

— Точно!

Мы ещё долго хохотали, пока Максим приходил в себя. А дома встретил тихий уют с ароматом брусничных пирогов. Дети спали, и я не стала их тревожить своим визитом. Дотерпеть до их пробуждения помогло чаепитие на кухне с Полиной Максимовной.

— Танечка, тебе надо с мамой поговорить. У неё в жизни что-то нехорошее происходит. Она была у нас пока ты лечилась, такая раздражительная, злая. — неожиданно сказала бабуля, заботливо подливая чай мне в кружку.

— Ба! Она просто такая. Злая. — вступился Максим.

— Как не стыдно. — цокнула на него бабуля.

Маму мою муж, как и папу не жаловал, за их поступки. И я не могла его в этом винить. Его родители не дали ему душевной заботы и тепла. Испортили детство, что оставило на нём отпечаток. А ещё он так любит меня, что любое негативное отношение ко мне делает для него человека, несущего этот негатив врагом автоматически. Мне даже думалось, что со своим отцом он нашёл общий язык и выстроил нормальное общение по большей части благодаря хорошему отношению Виктора ко мне. Максиму это импонировало, да и он, не скрывая, радовался как ребёнок, когда его отец проявлял заботу в виде той же домработницы, чтобы мне легче жилось. Только из-за этой радости я не увольняла эту пигалицу, ну и чтоб не признавать своей ревности.

— Да, я тоже заметила. Я поговорю с ней. — думать о маме сейчас вовсе не хотелось и за это было стыдно, но я вновь отложила на потом.

Впереди была долгожданная встреча с моими, как сказал Максим, человеками. И эта встреча прошла незабываемо. Витя, увидев меня, разревелся. Тянул ко мне свои ручки сидя в кроватке и громко рыдал, пытаясь сказать мама. Сердце кровью облилось и ведь взять на руки сразу я его не смогла.

— Садись в кресло. Я тебе его подам. — велел Максим забирая ревущего сына к себе на руки.

На плачь Вити последовала цепная реакция, не ревела только Юля. Царица счастливо улыбалась, одновременно грызя свой указательный пальчик, затолкав его за щёку по самую костяшку.

— Нет, это не гномы, это какие-то рёвы коровы. — заключил Максим, вручая мне Витю.

— Нет, я так не могу, давай я на пол лягу, а ты их спустишь ко мне. — я переместилась на толстый ковёр и легла набок подтянув чуть колени ближе к груди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍