Последний властитель - Дик Филип Киндред - Страница 1

• 1/9
• Следующая

Сознание снова возвращалось к нему. Возвращалось с трудом: груз веков, невыносимая усталость давили на него. Пробуждение было ужасным, но он не мог даже застонать. И тем не менее, он начинал ощущать радость.

Восемь тысяч раз таким же образом он возвращался назад, и с каждым разом это становилось все труднее. Когда-нибудь он уже не сможет этого сделать. Когда-нибудь он навсегда нырнет в черный бассейн. Но не сегодня.

Он все еще жив. Сквозь боль и безразличие приходило осознание очередной победы.

— Доброе утро, — произнес звонкий голос. — Ну, не прекрасный ли сегодня день? Я отдерну шторы, и вы сможете взглянуть.

Он мог видеть и слышать. Но не двигаться. Он тихо лежал и впитывал впечатления. Ковры, обои, лампы, картины. Стол и видеоэкран. Яркий солнечный свет струился в окно. Голубое небо. Далекие холмы. Поля, здания, дороги, фабрики. Рабочие и машины.

Питер Грин был сдержанным деловым человеком. Но сейчас его юное лицо озаряла улыбка.

— Сегодня предстоит много работы. Масса людей хочет вас видеть.

Подписать счета. Принять решения. Сегодня суббота. Придут люди из дальних секторов. Я надеюсь, бригада обслуживания проделала хорошую работу. — Он быстро добавил. — Да, конечно, они сделали все, что нужно. По пути я переговорил с Фаулером. Все будет в порядке.

Юный приятный тенор хорошо сочетался с ярким солнечным светом. Звуки и образы, но ничего больше. Он ничего не чувствовал. Попытался пошевелить рукой, но ничего не получилось.

— Не беспокойтесь, — сказал Грин, уловив его страх. — Скоро вы будете в норме. Должны быть. Как мы сможем выжить без вас?

Он расслабился. Видит бог, это случалось довольно часто и прежде. Но постепенно вскипала злость. Почему они не координируются? Получить все сразу, а не по кусочкам! Он обязан изменить их планы. И заставить их быть более организованными.

Приземистый металлический автомобиль завизжал тормозами под окном и остановился. Люди в униформе высыпали из него, собрали полные охапки оборудования и заспешили к главному входу здания.

— Они прибыли, — с облегчением воскликнул Грин.

— Поздновато, а?

— Дважды останавливали движение, — фыркнул Фаулер, входя.

— Снова что-то произошло с сигнальной системой. Загородный поток смешался с городским, все временно остановились. Я хотел бы, чтобы вы изменили закон…

Все вокруг него пришло в движение. Неясно вырисовывались очертания Фаулера и Маклина. Лица профессионалов озабоченно вглядывались в него.

Его перевернули на бок. Приглушенное совещание. Напряженный шепот.

Звон инструментов.

— Здесь, — бормотал Фаулер. — Теперь здесь. Нет, это потом.

Осторожней. Теперь пройдитесь здесь.

Работа шла в напряженном молчании. Он ощущал их близость.

Расплывчатые очертания. Его переворачивали туда-сюда, швыряли, как мешок с мукой.

— О'кэй, — сказал Фаулер наконец. — Обмойте это.

Снова длительное молчание. Он тупо глядел на стену, на чуть выцветшие голубовато-розовые обои. Старый рисунок, изображавший женщину в кринолине, с легким зонтиком над изысканной прической. Белая блузка с оборками, носки крохотных туфелек. Удивительно чистый щенок рядом с ней.

Затем его повернули еще раз, лицом вверх. Пять призраков стонали и корячились над ним. Их пальцы летали, мускулы скрипели под рубашками.

Наконец они выпрямились и отошли. Фаулер вытер пот с лица; все были в изнеможении.

— Давайте, — проскрипел Фаулер. — Включайте.

Удар потряс его. Он жадно глотнул воздух. Его тело выгнулось, затем медленно осело. Его тело. Он мог чувствовать его. Сделал пробные движения руками, коснулся лица, плеча, стены. Стена была реальная и твердая. Сразу же мир снова стал трехмерным.

— Слава Богу, — с облегчением вздохнул Фаулер, как бы осев. — Как вы себя чувствуете?

После краткой паузы он ответил:

— Все в порядке.

Фаулер попросил остальных членов бригады оставить их. Грин топтался в углу.

Фаулер сел на край постели и раскурил трубку.

— Теперь послушайте меня, — начал он. — У меня плохие новости. и я хочу о них сообщить, как вы всегда настаивали… откровенно.

— Что же? — требовательно спросил он. И попытался двинуть конечностями.

Но он уже знал.

Под глазами Фаулера легли темные круги. Он был небрит. Лицо с квадратным подбородком осунулось и выглядело нездоровым.

— Мы всю ночь провели на ногах. Работая над вашей двигательной системой. Мы привели ее в порядок, но это не надолго. Не более чем на несколько месяцев. Все приходит в негодность. Основные части не могут быть заменены. Когда они изнашиваются, их не починить. Мы можем припаять реле и провода, но не в состоянии сделать синапсические катушки. Их умели делать лишь несколько человек, но они умерли более двухсот лет назад. Если катушки перегорят…

— Есть ли какие-либо изменения в катушках? — перебил он.

— Еще нет. Только в районе двигателя. Особенно руки. То, что произошло с вашими ногами, может случиться и с руками и, в конце концов, со всей двигательной системой. Вы будете парализованы к концу года. Будете видеть, слышать и думать. И передавать сообщения. Но это все.

Помолчав, он добавил.

— Извините, Борс. Мы делаем все, что можем.

— Хорошо, — согласился Борс. — Прощаю вас. Благодарю за искренность.

Я догадывался.

— Вы готовы спуститься к людям? Накопилось множество проблем. Они терпеливо ожидают вас.

— Пошли.

Он с усилием напряг свой мозг и сосредоточился на неотложных проблемах.

— Я хочу, чтобы была ускорена исследовательская программа по тяжелому металлу. Она, как обычно, затягивается. Я намереваюсь снять часть людей с других работ и перебросить их на генераторы. Уровень воды скоро упадет. Я хочу запустить питающую энергию по линиям снабжения, пока она еще есть.

Как только я упускаю что-либо из виду, все начинает разваливаться.

Фаулер подал знак Грину, и тот быстро подошел. Вдвоем они склонились над Борсом, кряхтя от напряжения, подняли его и повели к двери. Затем — вниз по коридору и наружу.

Здесь они поместили его в приземистую металлическую машину, маленький грузовичок. Его отполированная поверхность резко контрастировала с внутренностями: изнутри было заметно, что корпус деформирован, металл во многих местах покрыт пятнами коррозии. Машина из архаичной стали и пластика заворчала, когда мужчины прыгнули на переднее сиденье и повели автомобиль по главной дороге.

Эдвард Толби вытер пот со лба, поправил рюкзак за плечами и, подтянув оружейный пояс, выругался.

— Папа, — упрекнула его Сильвия. — Прекрати, пожалуйста.

Толби яростно сплюнул в траву на обочине. Затем обнял дочь.

— Извини, Сильви. Я не хотел никого обидеть. Проклятая жара.

Поднимавшееся утреннее солнце ярко освещало унылую, пыльную дорогу.

Облака пыли поднимались вокруг от их медленного движения. Они были страшно вымотаны. Лицо Толби побагровело и распухло. Незажженная сигарета свешивалась из уголка рта. Его большое, сильное тело упрямо наклонялось вперед. Хлопчатобумажная рубашка его дочери прилипла к рукам и груди, потемнев от пота на спине. Она еле переставляла ноги, обтянутые джинсами.

Роберт Пенн плелся чуть сзади них, держа руки в карманах и не отрывая глаз от дороги. Он ни о чем не думал, оглушенный двойной дозой гексобарба, которую он принял в последнем лагере Лиги. Жара его убивала.

По обеим сторонам дороги расстилались поля, травяные и камышовые пастбища, отдельные группки деревьев. Разрушенный фермерский дом. Древние, двухсотлетней давности останки бомбоубежища… Иногда попадалась грязная овца.

— Овца, — констатировал Пенн. — Они съедают всю траву вокруг. Она уже не вырастет.

— Теперь он фермер, — обратился Толби к дочери.

— Папа, — сверкнула глазами Сильвия. — Не будь таким мерзким.

• 1/9
• Следующая