Змееловов больше нет - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 70

Он еще раз коротко меня поцеловал и упал навзничь, позволяя выбраться из-под одеяла. Только теперь я обратила внимание, что змей полностью одет.

Впрочем, чему тут удивляться! Как бы иначе он добыл завтрак?

Сама я набросила блузку и босыми ногами прошлепала в указанном направлении. Странно, но смущение не появилось и теперь, словно я одна в комнате. Не захотелось прикрыться, надеть штаны.

Впрочем, нет, с одиночеством это было глупо сравнивать. Потому что сейчас, под пристальным взглядом мужчины, просыпались и совсем иные чувства. Знакомые, но стертые и приглушенные временем, которые, но странной прихоти судьбы, будил во мне только он.

От умывания прохладной водой в привычно тяжелой после долгого сна голове прояснилось. Например, вспомнились ночной кошмар и его финал. Не вызывало сомнений, что — или, вернее, кто, — послужило причиной столь неожиданного конца сновидения. И такой конец понравился мне несравнимо больше привычного.

А еще было странно и даже немного обидно: почему-то казалось, что разбудит меня Аспис… иначе. И, Змея меня сожри, я вчера прекрасно понимала это и уж конечно знала, чем закончится совместная ночевка. Но… Неужели змей настолько дотошно решил выполнить мою просьбу «не спешить»? Мелькнувшую тревожную мысль, что Аспис мог вообще передумать развивать отношения, я решительно отбросила. Страхи страхами, но не нужно ударяться в настолько уж дикие фантазии. Не за одну же ночь он передумал в самом деле! Да и не стал бы он меня в таком случае кормить завтраком и целовать.

В итоге из ванной я вышла немного напряженная и заинтригованная. Совершенно озадачило и то обстоятельство, что завтрак был накрыт на одного.

— А ты? — растерянно спросила я.

— А я уже, — улыбнулся змей, сидящий в кресле напротив, — их было два возле изящного круглого столика. — В отличие от тебя я завтрак не проспал.

— Я… что? — пораженно уставилась на змея. — А сколько времени?!

— Уже к полудню.

— Создатель! Надо было меня раньше разбудить!

— Зачем? — слегка пожал плечами Аспис. — Ничто не горит, никто не умирает, и нет никакого смысла куда-то срочно бежать и всех спасать.

— Но сколько можно дрыхнуть?

— Сколько нужно. И это я тебе опять же как целитель говорю. — Тон его стал очень строгим, змей примерно так же командовал мной, когда оперировал Мангира. Потом он, похоже, опомнился и смягчился: — Нори, ты очень измотана. Постоянные кошмары — это не просто дурные сны, проснулся и забыл, а серьезная проблема. Ну а систематическое недосыпание тем более не полезно, оно истощает. Не веришь мне — внимательно посмотри в зеркало. Я тебя и сейчас-то разбудил только для того, чтобы нормально накормить, потому что есть тебе тоже надо.

— Боги, с кем я связалась! — вздохнула я.

— Правильно, их стоит за это поблагодарить, — невозмутимо кивнул змей, уткнулся в какую-то книгу — наверное, чтобы не отвлекать, и велел: — Ешь.

Я не заставила уговаривать себя дольше, за завтрак принялась решительно и разделалась с ним минут за пять, благо все остыло. Только кофе заглатывать не стала, предпочла растянуть удовольствие.

Аспис, будто почувствовав мой взгляд, отвлекся от чтения.

— Ну хоть с аппетитом проблем нет, — улыбнулся он.

— И никогда не было, — хмыкнула я. — Ладно, и что дальше? Пропишешь постельный режим и питание по часам?

— Заманчиво, — хищно сощурился он. — В конце концов, сегодня выходной или нет?

— Выходной сегодня у детей, а нам надо…

— Нори, ты стала ужасной занудной, — тихо засмеялся змей. Поднялся, наклонившись вперед, поймал мою руку за запястье и потянул. — Иди ко мне.

Сердце подпрыгнуло к горлу, а внизу живота в мгновение собрался теплый клубок предвкушения.

Аспис привлек меня в объятия, поцеловал — вдумчиво, изучающе, обещая, что это только начало.

— Мне нравится идея про постельный режим на весь день, — повторил он свою мысль, мягко, но настойчиво тесня меня к кровати. — Надеюсь, ты не собираешься удрать именно сейчас?

— И остаться без десерта? — улыбнулась я в ответ. — Вот еще! Ты чего? — спросила, потому что в этот момент змей вдруг замер, разглядывая меня с непонятным выражением лица.

Он медленно качнул головой, потом все же пояснил:

— Знаешь, я хоть и надеялся, что это временно, но все равно боялся, что больше ее не увижу.

— Кого?

— Твою улыбку. Вот эту, легкую и яркую. Я ведь в нее сначала влюбился и только потом — во все остальное. — Аспис кривовато улыбнулся, но как-то ответить на это признание не дал, поцеловал снова — жадно, напористо, тут же потянул наверх мою блузку.

Вдруг стало совсем не до разговоров, да и посторонним мыслям вскоре не осталось места. Мы целовались, ласкали друг друга — то исступленно и почти зло, словно мстя за прошедшие годы, то осторожно и трепетно, знакомясь вновь и позволяя телам вспомнить.

Если целовать его ключицы, а потом слегка прикусить тонкую кожу на горле, можно услышать тихий хриплый стон. И после этого какое-то время невозможно делать хоть что-то еще, потому что Аспис опрокидывает меня на постель, прижимает к ней руки и целует почти с отчаянием, долго, жадно, пока хватает дыхания.

Когда его ладони — твердые, шершавые — плавно и медленно скользят с моей груди вниз, по бокам к талии, словно пытаясь обхватить разом все тело, в голове и груди появляется звенящая легкость, и я выгибаюсь навстречу его губам, начинающим дорожку из поцелуев у солнечного сплетения.

Если сжать его локти, с силой провести вверх к плечам, наслаждаясь ощущением упругой твердости мышц, можно увидеть сверкнувшую в ярких глазах насмешливую улыбку. Мне всегда нравилось чувствовать, сколько в этих руках силы и какой ласковой она может быть, а его всегда забавляла эта мелочь.

Когда огня внутри становится столько, что одной уже невозможно с этим справиться, мои пальцы с силой впиваются в его плечи или бедра и с губ срывается не оформленная в слова мольба. Но змей, конечно, понимает, и… Создатель, какие у него делаются в это мгновение глаза! Жажда и нежность, удовольствие и предвкушение, восхищение — в темной глубине расширенных зрачков.

Больше нет одиночества, нет страхов и сомнений, только одно на двоих наслаждение и счастье обретения. И если для того, чтобы все-таки быть вместе, действительно надо было пройти через все эти годы… Кажется, я уже ни о чем не жалею.

А потом мы лежали на сбитой постели и жались друг к другу, словно от холода, хотя кожа еще блестела от пота, а дыхание все никак не удавалось восстановить.

— Так странно… — пробормотала я.

— Опять? — иронично хмыкнул змей.

— Постоянно, — возразила со смешком. — Странно оглядываться назад и понимать, какой была жизнь все эти годы. Как будто я лежала в сундуке со стазисом, но почему-то могла считать время. А сейчас оказывается, что мир совсем другой. Ощущения, вкус, краски…

— Хорошее определение, — задумчиво похвалил Аспис. — Очень меткое.

Конечно, весь день провести в кровати мы не смогли. Это только поначалу кажется заманчивым, и некоторое время удовольствие от близости затмевало реальность, но потом она осторожно постучалась в дверь — фигурально выражаясь. Незаметно завязался разговор о школе, я начала расспрашивать о тех змеях, которые должны были вскоре прибыть, потом мы начали обсуждать учебу и старших учеников, кто из них чем занимается и кому надо на что поднажать… В общем, через три часа мы, приняв душ, одетые и собранные, шли на обед.

И это тоже было странно. Нет, конечно, не то обстоятельство, что мы выбрались из постели или вообще вернулись в действительность, странными были ощущения. Вроде бы та же школа, те же коридоры, те же ученики, но словно кто-то смахнул с окружающего мира толстый слой пыли и заодно снял с моих плеч почти неподъемную тяжесть. Кроме шуток, я действительно ощущала, что дышится легче, а плечи расправляются сами собой, словно до этого я ходила сгорбившись, невзирая на выработанную в ордене безупречную выправку.

Ученики здоровались и поглядывали на нас с любопытством — не знаю уж, сказалось ли внутреннее состояние на внешнем облике и у нас на лице было написано что-то такое, или для удивления хватало моих расплетенных — впервые не то что за дни в школе, за годы! — волос. Я хотела собрать их в привычную косу, но Аспис столь проникновенно попросил оставить все как есть, что не поднялась рука.