Самая настоящая Золушка (СИ) - Субботина Айя - Страница 39

— Я положил деньги тебе на счет, — продолжаю, несмотря на Лизино возмущение. — Там хорошая сумма. Больше, чем нужно, чтобы начать с нуля. И ты всегда можешь рассчитывать на помощь моих юристов, если нужно. Для мальчиков есть отдельный счет на учебу. Этого хватит на любой престижный колледж, если вдруг захочешь отправить их заграницу.

— Мне не нужны твои сраные деньги! — Лиза все-таки срывается, встает на ноги и пулей слетает с крыльца, чтобы смотреть на меня снизу-вверх, как будто я какое-то Великое Зло, которому она рискнула противостать в одиночку. — Ты привел в наш дом девчонку, которой здесь не место. Ты позволил ей помыкать тобой, как мальчишкой, а она в это время раздвигала ноги за твоей спиной, опозорила фамилию наших родителей. Пока я всегда, слышишь, всегда была рядом! Опекала, хранила твою тайну, заботилась о том, чтобы никто не узнал о «маленькой странности» красавца и умницы Кирилла Ростова! Я была рядом всегда, каждый час и каждую минуту, потому что так было нужно, потому что мы — семья! Я отказалась от мужа, потому что ты так захотел, потому что Великому Кириллу взбрело в голову, что муж меня использует. Ты выдвинул ультиматум — и я согласилась! А то, что она тебя тоже использует — ты не видишь?!

— Говори, пожалуйста, тише, — прошу я, пытаясь успокоить головную боль. — Ты знаешь, что я не выношу крик.

— А я не выношу, когда меня используют, как презерватив: попользовались, когда была нужна, и вышвырнули!

Эта фразочка из лексикона ее бывшего, только он предпочитал говорить более грубо.

— Боже, Кирилл, разве ты до сих пор не видишь, что тебя обманывают?! Что все это, — Лиза делает жест, как будто хочет обвинить целый мир, — просто хитрая и хорошо спланированная игра? Что Морозов и твоя «милая» женушка — заодно? Ты больной, но не идиот, ты всегда видел такие вещи и всегда их понимал, ты учил меня читать людей, потому что я, здоровая, видела только эмоции, а не то, что за ними скрыто.

Она долго ждет хоть какой-то моей реакции, но я просто тянусь за еще одной сигаретой.

Лиза тяжело вздыхает, напрягается, как будто хочет пойти на второй раунд, а потом говорит:

— Я не позволю этому случится. Не позволю. Ты не единственный живой Ростов. И я устала всю жизнь быть в твоей тени.

Сестра уходит, больше не сказав ни слова. А я, поддавшись шуму в голове, прислоняюсь к периллам, позволяя глазам, наконец, закрыться. Мне нужно немного покоя. Нужна полная очистка памяти, чтобы утром снова разложить все по полочкам и научиться жить заново.

— Елизавета Соболева, сестра Кирилла Ростова, известного бизнесмена, миллионера и мецената, сделала это заявление сегодня утром…

Я поворачиваю голову в сторону висящего в кафе телевизора, отвлекаясь от блокнота, в который уже битый час пытаюсь внести все факты, которые каждый день всплывают в моей голове. Это просто мелочи, ничего такого, что стало бы открытием или повергло меня в шок, но где-то там должны быть подсказки к моему прошлому. Как игра, в которой на экране намешана целая куча предметов, среди которых нужно отыскать только те, что действительно имеют значение. По настоянию отца я стала посещать психолога, и сегодня, на первом сеансе, она сказала, что моя память понемногу раскрывается. И если я не хочу потеряться в том, что действительно реально, а что — лишь очень похожая на правду выдумка, мне нужно записывать все и потом разбросать эти «сокровища» по отдельным страницам, пометив те, в реальности которых я абсолютно уверена.

Я даже купила для этого специальный блокнот, но воодушевление быстро закончилось, когда стало ясно, что вещей, которые не имеют значения, гораздо больше тех, которые я «вспомнила» непонятно откуда. Это два пазла, которые смешали и высыпали на пол, забыв предупредить о том, что из них невозможно собрать одну картинку.

Но новость с телеэкрана мгновенно переключает мое внимание. Уже не важно, что я писала в блокноте, потому что прямо сейчас диктор рассказывает о том, что эта новость взорвала социальные сети и на сегодняшний день, хоть не прошло даже суток, вокруг компании, которой владеют Ростовы, уже сложилась определенная возня, которая может негативно сказаться на акциях. Девушка воодушевленно рассказывает что-то еще, но я уже не слушаю, потому что фокусируюсь на фотографиях Кирилла и комментариях к ним, который выборочными скриншотами транслируют в прямой эфир. Кто-то заступает за него, выступая за то, что человек имеет полное право не афишировать проблемы своего здоровья, но таких единицы. Большинство обзывают лжецом, уродом и моральным инвалидом. А почти все хором кричат, что «всегда было видно, что с ним что-то не то». Больше всего в мою память врезается комментарий о том, что урод сын — наказание зажравшимся олигархам.

Кто-то в зале просит сделать звук погромче, но бармен переключает на музыкальный канал, нарочно выкручивая громкость, чтобы отбить желание у недовольных кричать и требовать вернуть обратно.

Я достаю телефон, хочу узнать больше новостей, но даже гуглить нет необходимости, потому что в новостной ленте первые позиции занимают громкие заголовки с фамилией Кирилла. Я выбираю тот, где есть заявление Лизы. «Я много лет хранила эту тайну, потому что, как и родители, верила, что Кирилл сможет стать полноценным членом общества. Но в последние месяцы состояние его здоровья значительно ухудшилось, он отказывается от лечения, и я больше не могу замалчивать правду, потому что от решений Кирилла зависят интересы многих других людей…»

Мне все еще кажется, что это просто ошибка. Нелепое страшное совпадение, что речь идет о другой семье и другом Кирилле, потому что мой Принц, хоть странный и порой жестокий, совершенно точно нормальный!

Я поздно вспоминаю разговор с отцом. Он говорил, что у Кирилла аутичное расстройство, но даже тогда мне казалось, что все это — просто мелочи, шелуха, небольшой налет, который появляется на благородной монете, но не может уменьшить ее ценности. Нужно взять тайм-аут, переварить услышанное, но я вдруг оказываюсь на улице, в плотной толпе людей, и чьи-то руки грубо отпихивают меня с пути, попрекая тем, что из-за таких растяп и случаются разбитые колени и опоздания на работу. Меня оттягивает назад, до почти болезненного удара спиной о стену, но сейчас мне все равно. Я достаю телефон, набираю номер и прикладываю трубку к уху.

Пара гудков, после которых до меня доходит, что я вспомнила номер Кирилла просто так, даже не прилагая усилий, доверилась физической памяти тела. Это повод для радости, но во мне зреет только паника, потому что после стандартных десяти гудков Кирилл так и не берет трубку. Мне кажется, что даже, несмотря на нашу тихую ссору и то, что последнюю неделю мы не обменялись друг с другом ни словом, он бы все равно не игнорировал меня. Даже если бы очень не хотел разговаривать. Даже если бы наш разговор закончился после нескольких слов.

Я снова набираю его, на этот раз уже намеренно выбегая к краю дороги, чтобы поймать такси. Наугад это почти нереально, но мне везет, хоть вперед выбегает какая-то крупная женщина с сумками и пытается отпихнуть меня обратно, чтобы втиснуться в салон.

— Я вас ударю, — внезапно грубым и злым голосом предупреждаю я, когда она пытается пересилить мои попытки сопротивляться. — Подождите другую машину.

И каким-то непостижимым образом угроза срабатывает. Или, может быть, я слишком усердно делаю вид, что способна привести угрозу в исполнение.

Уже в машине, когда скороговоркой называю адрес, до меня доходит, что в трубке нет гудков. После третьего набора электронный голос отвечает, что абонент не в зоне, и он обязательно получит сообщение о том, что ему пытались дозвониться.

Как будто это что-то меняет!

Зато мой собственный телефон внезапно взрывается от звонков, которые я просто отклоняю. Отец, Татьяна, потом парочка неизвестных номеров, и в конце концов — сообщение от неизвестного абонента с предложением дать эксклюзивное интервью и пролить свет на черные дела Ростова. Понятия не имею, откуда в сети взялся мой номер, но кто-то явно постарался сделать его достоянием общественности. И, как бы мне ни хотелось, это не сестра Кирилла, потому что после моей потери памяти я не выходила с ней на контакт, а предыдущий номер, как и телефон, исчез в неизвестном направлении.