Боссу не откажешь: маленькое счастье в нагрузку (СИ) - Левина Ксюша - Страница 59

Да он оборзел?! Уже было озвучил это и припечатал твёрдым: “Уволен!”, - как парень махнул на работу дочери:

— Лерка кудесница-чудесница. Она не угробила, она оживила ваш скучный проект на “отъебись”. Теперь он хотя бы заиграл…

Польски несколько секунд рассматривал творение моей дочери, а потом добавил:

— Вы сделали работу с позиции психологов и взрослых, а она… смотрит на мир глазами ребёнка. И если проект для детей и о них… Это самое грандиозное, что могло случится в вашей компании за нулевой бюджет!

Саймон ушёл, спокойно приткнув за собой двери. Помещение погрузилось в тишину, я остался один на один с собой, совестью и работой дочери.

Стоял и смотрел… смотрел и прозревал!

Её любовь к многоцветию, солнышкам, сердечкам и бабочкам, божьим коровкам, деревьям и прочему… так выделялось на фоне задумки профессионалов. И даже маму, папу нарисовала и девочку между ними… Они держались за руки, показывая единство. Не было тут ни идеальных линий, не сверх продуманности, ни тем более, какой-то последовательности и логики, сюжета, но, бл*, пробирало до скрежета зубов, до боли в сердце. Душу выворачивало и проникало так глубоко это милое исполнение — тяп-ляп с оттенком глубокого смысла, что я едва справился с резью в глазах.

А потом я неверующе крутанулся, охватывая размах творения Лерки. Ещё круг и её работа ожила так, как видела её Лерка, а не я…

Я правда слеп!

Потому что и логика и сюжет есть!

Если пройти от первого стенда к последнему — будет история. Вот — самая шикозная из всех идей, которая так и не прозвучала во время брейн-штурмов.

На первом стенде были двое: мальчик-мужчина и девочка-женщина. Эти двое держались за руки, и держали по одному воздушному шарику, а на следующем стенде у них уже был маленький человечек-ребёнок. И снова шарик, только один и улетающий вверх. Я не сразу его заметил.

Ребёнка Лерка сначала рисовала одного. Он просто стоял под солнышком, потом шла череда чего-то непонятного. Только к середине второго стенда я понял, что это… подарки. Конфетки, собачки, сердечки, домики. А на третьем стенде сердце оборвалось от вида этой выставки “детских ништяков”, там, в самом уголке была сидящая девочка и я точно знал, что она сидит на асфальте. Непосвященный бы решил, что девочка просто ждёт маму и папу.

Нет. Папа у девочки был.

Он появлялся позже, и посторонний мог бы подумать, что история Лерки о детдомовском ребёнке, которого нашли родители.

Девочка и женщина, которая появилась позже, стояли держась за руки. Над ними горело жёлтое солнце. Потом появился и мужчина-папа. В руке у него была нелепая штука, играющая роль телефона, в другой руке… конфета. Я очень долго смотрел на этого корявого папу, держащего подарок и он казался мне дико тупым, уродливым. Длинноволосая женщина-мама, девочка, папа. Держались за руки. А дальше пошли детские фантазии.

От стенда к стенду появлялись новые персонажи, собака, дом. Подарки превратились из осмысленных в символические — просто коробки с бантиками. Нашлось место новогодней ёлке, дереву увешанному яблоками, цирковому шатру, конькам. Девочка обзавелась двумя бантами на голове и я понял, что речь о последнем звонке.

Лерка боится школы, я помнил, но, пожалуй, не знал, что пугает её отсутствие мамы, которая туда поведёт.

Ведь так и есть — любой рисунок — отпечаток нашего душевного состояния и мышления. А глядя на художества Лерки, я понимал её крик и позыв: “Папа, мама, я — счастливая семья!” Глупо, нелепо, банально, но, сука, так жизненно.

Моя маленькая дочь придумала небанальную концепцию. Она превратила стенды — в историю, которую интересно читать. Если разбирать эту белиберду, я мог найти всё: и нашу кухарку, и Сэма, и поездку в горы прошлой зимой. Посторонний тут бы часа два простоял разглядывая. Идеально. История. И в ролике мы можем сделать тоже самое. Историю, в детских рисунках.

Ромаан

— Кристина Анджеевна, — входя торопливым шагом в приёмную, где на миг запнулся, созерцая дочку, мирно сидящую на диванчике, — даже покосился с недоверием, — но только Тиранша на меня подняла глаза, тотчас опять на Кравчик глянул: — Сэма за шкварник в конференц-зал. Обеда у вас нет! Потом накормлю. Час на создание новой концепции в струе шедевров Лерки! И её взять — пусть консультирует, коль мозги так в тему работают. Новые слоганы с вас! И не дай бог, вы не успеете! — обманчиво ровно пригрозил. И если вначале Кристина побледнела, да напряглась, словно готовилась к быстрому побегу то, на последних моих словах сморгнула:

— Вы, что, — метнула взгляд на Тираншу, которая тоже боялась дышать, — даёте нам опять работу? — неверующе довершила мысль.

— Осталось пятьдесят восемь минут и тридцать… двадцать вос… уже семь секунд.

Кравчик точно в зад ужаленна на своих невероятно суксуальных каблуках побежала прочь. Мы с дочкой синхронно проводили её взглядом.

Секунда — Кристина вернулась:

— П-простите, — выдавила улыбку, схватила Лерку за руку и теперь обе помчались прочь.

Эти красотки делали мой день. ОНИ, мать их, делали мою ЖИЗНЬ!

Конечно же я не сложил рук. Быстро выискал тематические материалы, казалось бы смешно, но на женских форумах и площадках, где мамочки обильно делились творчеством и перлами своих деток. Это оказался кладезь информации. Я бы не догадался, если бы не эта… сверх неординарная троица гениев.

Через полчаса наработок, естественно, я вернулся в конференц-зал.

Их задумки были не сильно отличимы от моих с разницей — я и правда мыслил взрослее и больше с позиции психологии, а они… подошли к вопросу с позиции ребёнка.

Мы немного поспорили — нормально для рабочего момента, и в конце концов нашли консенсус!

Быстро доработали, для этого вызвал двух самых сильных своих рекламщиков. И все дружно довершили проект до нового итога.

Новое “что за…” ожидало, когда заказчики аплодируя нашей задумке, решили глянуть на отобранных актёров.

Нет, я знал, что моя дочь непревзойдённо талантлива, но не настолько же… чтобы детей и мамочек затравить жуткими байками, какой босс в этой фирме жестокий и кровавый ДЕПСОТ, — именно так, коверкая слово, — “и Синяя Борода”, напугано заикалась на словах одна из дамочек, пытаясь мысли собрать в кучу. Правда детская фантазия оказалась безгранична и по словам дочери, ОН, то есть Я, порой деток съедаю на завтрак, а мамочек увольняю…

В общем веселых детей не было на показе. А мамки дышать боялись и больше на меня пялились, улыбки идиотские выдавливая.

— Нет, ну это совсем не идёт! — недовольно заключил Аркадий Львович, после кастинга и ухода последней семьи. — Почему они все деревянные и неестественные? — с недоумение обвёл всех присутствующих вопрошающим взглядом. — Нам нужен обычный ребёнок, которому веришь. Ведь у вас такие хорошие слова придуманы. Тут нельзя играть… Неужели больше никого нет? — по его глазам я понимал, что мы на грани провала.

— Конечно есть! — заверил ровно и красноречиво посмотрел на Кравчик:

— Валерию готовьте! — распорядился кивком.

Анджеевна сморгнула непонимающе, а потом округлила глаза:

— Мы быстро, — кивнула рьяно и поспешила на выход.

Все! ВСЕ без исключения мужчины в зале проводили этот виляющий зад взглядом. Уволю её! Всё-таки уволю!

Нет, сначала трахну, убью, потом уволю… именно так!

Говорить не надо, Лерка отыграла роль настолько точно, что у народа глаза слезами умиления наполнились.

Она говорила душой и сердцем, без лишних улыбок и затыков:

“Без мамы мне плохо!

С мамой можно долго и весело гулять…

Она читает на ночь…

Она делает красивые причёски!

Она вкусно готовит.

“ Мама мягкая и нежная…

Она целует не как папа!

Без мамы чего-то не хватает…”

Она рвала душу органичностью и тем, что умела наравне с болью показать любовь и благодарность: