Ведьмин вяз - Френч Тана - Страница 24

– Черт, – я резко выпрямился, – да, там налево…

Мы проехали поворот; таксист развернулся, ворча.

– Вот же ерунда, – буркнул он и, пригнув голову, всмотрелся вперед, – знать не знал, что тут поворот есть. – В голосе его сквозило раздражение, словно дорога оскорбила его как профессионала.

– До самого конца, – сказал я.

Дорога к дому Хьюго действительно выглядела так, словно являлась тут два раза в месяц по четвергам, и только тем, у кого в кармане был волшебный талисман, в остальное же время была невидима, а уехавший тут же ее забывал. Наверное, виноваты пропорции: дорога казалась слишком узкой из-за вытянувшихся вдоль нее сплошной линией высоких георгианских домов из серого кирпича да двойных рядов раскидистых дубов и каштанов; снаружи ее заметить было трудно, внутри же сложился собственный микроклимат – полумрак, прохлада и глубокая несокрушимая тишина, столь поразительная после бурного городского гвалта. Мне с детства казалось, что здесь обитают сплошь пожилые пары и дамы за пятьдесят с кудлатыми собачонками, пусть с демографической точки зрения это было маловероятно, но я и правда ни разу не видел тут ни одного ребенка, кроме своих кузенов, а впоследствии – детей Сюзанны, и подростковые вечеринки тоже устраивали только мы.

– Здесь, – сказал я, и такси остановилось у Дома с плющом. Я поспешил расплатиться, чтобы Мелисса не доставала сама чемоданы из багажника, кое-как вытащил их (один повесил на левую руку, второй волок в правой), такси с трудом, в несколько приемов, развернулось и уехало, мы же с чемоданами остались стоять на дороге, точно заблудившиеся туристы или путешественники, вернувшиеся домой.

Официально дом числился под семнадцатым номером, но кто-то из нас, кажется Сюзанна, в детстве окрестил его Домом с плющом из-за густых зарослей плюща, практически закрывавших все четыре этажа, и прозвище прижилось. Прадед с прабабкой (из зажиточных англо-ирландских семейств, сплошь юристы да доктора) купили его в двадцатые годы двадцатого века, но на моей памяти он уже принадлежал бабке с дедом. Здесь выросли четверо их сыновей, трое младших разъехались кто куда, переженились, родили детей, но дом оставался семейной гаванью: тут собирались на еженедельные воскресные обеды, дни рождения, Рождество, на вечеринки, если все гости не помещались в наши загородные дома или сады; когда же нам с Леоном и Сюзанной было лет по семь-восемь, родители отправляли нас в Дом с плющом едва ли не на все каникулы, и наша троица при добродушном потворстве Хьюго и дедушки с бабушкой жила вольницей, пока родители колесили на трейлере по Венгрии или ходили на яхте по Средиземному морю.

То были чудесные, идиллические времена. Мы просыпались когда хотели, самостоятельно завтракали хлебом с вареньем и день-деньской были предоставлены сами себе, от рассвета до заката, приходили, только если нас звали к столу, и снова убегали. В пустой комнате на верхнем этаже мы соорудили форт, началось все с выброшенных кусков фанеры и за несколько месяцев разрослось в многоярусную постройку, которая дни напролет выдерживала наши штурмы, переходя из рук в руки, и в которой мы проделали лазейки и глазки, сверху же водрузили ведро с мусором – ловушку для врагов. (Разумеется, был у нас и пароль, вот только какой? Инкунабула, ризница, гомункул, что-то вроде того, какое-нибудь эзотерическое слово, которое Сюзанна где-то вычитала и выбрала за таинственность и исходивший от него душок плесени и ладана, поскольку едва ли представляла, что оно значит. То, что я его позабыл, тревожит меня сильнее, чем следует. Порой в бессонницу я прокручиваю онлайн-словари страницу за страницей, надеясь, что глаз наткнется на знакомое слово. Конечно, можно было бы позвонить Сюзанне и спросить, но не хочу казаться полоумным больше необходимого.) Мы раскинули в саду паутину проводов, чтобы по ним переправлять разные разности с дерева на окно, выкопали яму, наполнили водой и плескались, как в бассейне, даже когда она превратилась в болото, так что после купания нам приходилось поливать друг друга из шланга, прежде чем войти в дом. Чуть повзрослев, – мы тогда были подростками, а дедушка с бабушкой уже умерли – после ужина валялись на траве, втихаря попивали пиво, болтали, смеялись, в темнеющем небе ухали совы, за освещенными окнами ходил Хьюго. У нас частенько бывали гости, я не соврал Мелиссе, – к нам то и дело наведывались Шон с Деком и прочие мои друзья, приятели кузенов, оставались на вечер, на день, а порой и на неделю. Тогда я воспринимал это как должное, как неотъемлемую часть счастливой жизни, то, что положено всем, жаль, друзья мои этого лишены, ну да ничего, я с ними поделюсь. И лишь сейчас, с огромным опозданием, задаюсь вопросом, так ли все просто.

По-летнему пышный блестящий плющ совсем не изменился, а вот дом обветшал, при бабушке с дедом такого не было, – правда, ничего серьезного, однако же на железных перилах кое-где облупилась черная краска, под ней проклюнулись пятна ржавчины, окошко-веер над дверью затянула паутина, а кустики лаванды в палисаднике не мешало бы постричь.

– Пошли. – Я подхватил чемоданы.

В открытых дверях кто-то стоял. Сперва я даже не понял, человек ли это: бесплотный из-за сочившегося сквозь листву яркого солнца, в просторной белой футболке, с размытым вихрем золотистых кудрей, написанным крупными мазками белым лицом и густыми черными кляксами глаз, он казался миражом, который мозг мой соткал из пятен света и тени и который в любое мгновение рассеется, исчезнет. В нос мне ударил призрачно-сильный запах лаванды.

Я подошел ближе и увидел, что это Сюзанна с лейкой в руках смотрит на меня, не шелохнувшись. Я замедлил шаг – недавно я обнаружил, что если идти медленно, то незаметно, как я подволакиваю ногу, и кажется, будто я просто вальяжно переваливаюсь. Я почувствовал на себе ее взгляд и невольно стиснул зубы, несмотря на ксанакс. Еле удержался, чтобы не пригладить волосы над шрамом.

– Ну и ну, – сказала Сюзанна, когда мы подошли к крыльцу. – Ты все-таки приехал.

– Я же обещал.

– В общем, да. – Она загадочно улыбнулась краешком широкого рта. – Как самочувствие?

– Нормально. Не жалуюсь.

– А похудел-то как! Мама испекла лимонный кекс с маком и пичкает им кого ни попадя, так что берегись. (Я застонал.) Да ладно, расслабься, я скажу ей, что у тебя аллергия. – И Мелиссе: – Рада тебя видеть.

– И я тебя, – ответила та. – Скажи, я правда не помешаю? Тоби уверяет, что все хорошо, но…

– Он прав, все хорошо. И даже лучше. Спасибо, что приехала. – Сюзанна перевернула лейку на ближайший лавандовый кустик и направилась в дом. – Заходите.

Скрипя зубами, я дотащил наши чемоданы до крыльца, оставил у двери и опомниться не успел, как очутился в Доме с плющом. Мы с Мелиссой прошли за Сюзанной по знакомым стертым плиткам пола в прихожей – по дому блуждали сквозняки, должно быть, окна нараспашку – и спустились по лестнице на кухню.

Нас встретили голоса: выразительная декламация дяди Оливера, возмущенные детские вопли, гортанный хохот тети Мириам.

– Вот черт, – сказал я. Совсем забыл. – Черт. Воскресный обед.

Шедшая впереди Сюзанна не расслышала или не обратила внимания на мои слова, Мелисса же повернулась ко мне:

– Что?

– По воскресеньям вся семья съезжается на обед. Я не подумал, я же сто лет тут не был, Хьюго болен, и мне в голову не пришло… Черт. Прости.

Мелисса бегло сжала мою руку:

– Да ладно. У тебя замечательные родственники.

Я понимал, что она, как и я, не рассчитывала угодить на семейный обед, но ответить не успел: мы вышли в просторную кухню, пол которой был выложен каменными плитами, и меня словно окатили из пожарного шланга. Гул голосов, сквозь распахнутые стеклянные двери с размаху бьет солнце, от запаха мясной запеканки першит в горле – то ли есть хочется, то ли тошнит, – все двигаются; я понимал, что здесь от силы дюжина человек, не считая меня и Мелиссы, но после долгого одиночества чувствовал себя как в толпе на футбольном матче или на рейве, сколько же тут народу, и о чем я только думал? Папа, дядя Оливер и дядя Фил говорили одновременно, устремляя друг к другу бокалы, Леон облокотился на кухонный стол и играл в тяпки-ляпки с кем-то из детей Сюзанны, тетя Луиза уносила тарелки… После моего заросшего грязью и пылью бардака кухня казалась неестественно чистой и яркой, точно новенькая декорация, которую возвели специально к этой минуте. Я хотел было схватить Мелиссу за руку и пуститься наутек, пока нас не заметили…