Свет зажегся (СИ) - Потоцкая Мария - Страница 5

— Ты начал историю так, будто бы в ней есть какая-то мораль.

— Так она есть!

— Ну-ка?

— Умрешь ты, сядешь ли или останешься целехонький да счастливый — все воля случая.

— У промоутера в магазине что, воля случая какая-то другая, чем у бандита, и он тоже может легко помереть?

— А если на него шкаф упадет? Еще обиднее, правда?

— Умирать вообще обидно, должно быть.

Ей не нравились такие бесплотные рассуждения с извращенной логикой. Если считать, что по жизни тебя судьба ведет за ручку, то в конечном итоге сам никуда не придешь, только и будешь, что надеяться.

— Расскажи тогда ты, Полина, историю с моралью. Сможешь, а?

Она делала вид, что все знает и поэтому может презирать всех тех, кто не соответствует ее этическим запросам. Но у Толика не складывалось ощущение, что эта дамочка сама брала высокие планки морали. Может быть, в голове, да, но ему казалось, что были в ее жизни случаи, когда прыгун не брал высоту.

Искры ярости, накатившей на него после краха с Лазарем, все еще блуждали по его организму, поэтому он был не слишком дружелюбно настроен. Во время рассказа, да, он все забывал, завораживался ненаглядным собой и своими ощущениями, даже когда думал про себя плохо. К тому же она умела слушать, смотрела на него внимательным взглядом снизу вверх, даже ресницами хлопала редко, так глубоко была погружена.

— Может, это не совсем о морали, но я попробую. Думаю, ты согласишься со мной, что акулы — это одни из самых страшных хищников на земле, и уж точно самые свирепые в океане.

Она сказала эту фразу так одновременно настойчиво и взволновано, что, даже не смотря на свое раздражение, он действительно не мог с ней не согласиться. Толик послушно кивнул. Даже в ее чокнутой истории об отце, заточенном в крепость, не было столько чувств.

— Эта информация довольно распространенная, ты, наверняка, об этом знаешь, но я все равно расскажу еще раз. Акулы не чувствуют боли. У них очень мало ноцицепторов, то есть, болевых рецепторов, но дело не только в этом. У многих водных позвоночных их мало, но при проведении тестов, в которых рыб кололи иглой, щипали или обжигали, они всегда давали реакцию, пытались вырваться или просто бились на месте. Говорят, что некоторые рыбы могут даже кричать, используя для этого воздушный пузырь. Но у акул в головном мозге вырабатывается в десятки раз больше опиоидных пептидов, которые не дают болевому импульсу добраться до коры, они уничтожают всякую боль, и акула не знает, что это такое. Она все время под кайфом как бы! Не чувствует ни боли, ни страха, ни стыда!

Она говорила с таким восхищением, загорелась, как ребенок. Взрослые люди рассказывают так разве что о своих детях или действительно стоящих успехах. Толик заряжался от ее восторга, и ему хотелось, чтобы она продолжала рассказывать и дальше, и суметь по-настоящему порадоваться вместе с ней.

— Но оставим крутость акул, история не про это.

— Нет, расскажи еще немного про крутость акул!

— Ладно, в Гренландии есть акулы со светящимися глазами. Ученые исследовали их, а оказалось, что в глазницах у них живут светящиеся рачки, которые находятся с ними в симбиозе и помогают привлекать жертв для охоты. Но не об этом! Вот я думаю, может быть, акулы такие свирепые хищники, потому что они не знают, что такое боль? Они даже представить себе не могут, что другим существам как-то плохо от того, что они умирают? Вряд ли они могут подумать о смерти, как об отсутствии конкретного организма, но они могли бы воспринимать, что это нечто нехорошее, потому что оно причиняет страдание, так? Но они не знают о боли, значит, что живое, что не живое для них все одно! И вот маньяки, они же тоже социопаты стопудово, вот они и есть такие акулы, которым отключили всю эмпатию. Понимают логикой, что смерть и страдания это плохо, не только жертве, но и близким, но почувствовать не могут. Вот изобрели бы какую-то химическую формулу сочувствия, вводили бы всем при рождении, и не было жутко плохих людей. То есть, плохенькие были бы, но не жесть какие.

Она говорила это быстро, но без смущения. Ему так понравилось, как она рассказывает о волнующих ее темах, что он был готов даже молчать, несмотря на всю свою обычную говорливость. Было немного обидно, что он рассказал ей историю, в которой понял значимость своей жизни и чужой, раскрыл карты о своей деятельности, а в ответ получил вырезку из документального фильма, но теперь это все было ничего.

— Интересно, но я вот думаю, что можно быть очень эмпатичным человеком и причинять боль другим. Переламывать себя через колено, так сказать!

— Фигня.

— Инстинкт самосохранения, понимаешь?

— Ну если на самого доброго человеке в мире нападут топором, то понятно, что в целях самозащиты он может вырвать его и долбануть по голове агрессора.

— Смотри шире, желание остаться в тепле, быть с любимой, заработать деньги — это все тоже направлено на самосохранение.

— В таком случае, человек может причинить только такую боль, которая была в его жизни или которую он отчетливо способен представить, что она может случится с ним.

Полине показалось, что Толик улыбнулся, но присмотревшись, ей почудилось, что это оскал, как у ее любимой акулы или другого хищника с более пропорциональной мордой. Его лицо снова стало дружелюбным, только после того, как он опрокинул в себя очередную рюмку водки. Такие контрасты казались жуткими, будто бы мистер Хайд брал над ним верх, если его задеть.

— Я мог бы рассказать тебе неплохую сказку об опиатах. Но лучше я поведаю тебе историю под другим заголовком: ни боли, ни жалости, ни стыда. Она о моем отце.

Он отклонился назад на стуле с растерянной улыбкой, так сильно ему понравилось, как он сказал.

— Зовут его Орест, но в детстве, когда мне мама читала мифы Древней Греции, я думал, что Арес. Был он беркутом. Прикольно было бы, если бы он оказался птицей, но он был скорее ОМОНовцем, чем птицей. Совершенно точно это была его профессия. Он часто пропадал в разъездах, мы с мамой тогда были такими счастливыми вдвоем, а приезжал он поехавшей адреналиновой свиньей, даже на такой работе он не мог вылить всю свою агрессию. Батя пил всегда, но когда мне было шесть лет, он стал бухать практически не просыхая. Его, конечно, из беркутов выдворили, в конце концов. Он мог бы пойти работать в милицию, но не сложилось. Тогда он приобрел уже такую дурную славу, что стоило ему перейти их порог, они пристрелили бы его как паршивую собаку. Два года он только и делал, что пил, но история будет не об этом, а о том, как мы переехали в Москву.

Полине сразу представилось, что раз этот рассказ о пьющем отце, то он непременно должен бить свою жену и сына. Должно быть, так и было, и ей совсем не хотелось воспринимать подобные истории. В ее волшебном мире все это были байки понаслышке, истории их не волшебных подчиненных, рассказы из книжек или чернушных фильмов. Только не история о твоем бухом отце, подумала она и уже почти сказала это вслух, но вдруг вспомнила, что мама когда-то учила ее быть воспитанной девочкой, поэтому только кивнула.

— Как-то по пьяни он устроил пожар в нашей квартире. В заключении написали, что он заснул с сигаретой, но у меня есть другое смутное воспоминание, которому нельзя достаточно верить. Я был в другой комнате, и перед тем как я почувствовал запах дыма, я слышал, как он ругается сам с собой, выкрикивая, что пусть к херам сгорит этот чертов дом со всеми его жильцами. Когда я зашел, огонь гулял по покрывалу кровати, а батя стоял рядом с бутылкой и смеялся над чем-то. Я был славным ребенком, и, конечно, знал наизусть номер пожарной службы. ¬¬¬¬¬¬Батяня взял меня за шкирку и выкинул из квартиры, руки у него всегда были самыми сильными. Там меня подобрали соседи, вывели на улицу, потому что дело уже начинало пахнуть жаренным, и они, похватав свои ценности, стали выбегать из дома. А он, значит, остался. Открыл окно, это был пятый этаж, и стал выкидывать оттуда наши вещи. Не знаю, так ли он хотел их спасти, потому что вместе с мамиными украшениями, шмотьем и книгами летели и куда более хрупкие вещи, такие как тостер и аквариум с рыбкой. Его, конечно, дружно уговаривали выйти, но до приезда пожарных не нашлось смельчаков, чтобы выдворить его. Вытащили его одурелого от дыма с обожженными руками, видимо он из огня эти вещи доставал, и хотели в дурку отправить. Ничего у них не вышло, он сумел сбежать прямо из машины скорой помощи. Так вот, батя действительно ушел, а я остался с перепуганными соседями на улице и со сгоревшей квартирой. Пока тушили пожар и все оформляли, меня приютила одна героическая мать с пятью неумытыми детьми, а потом подкармливала меня, пока я сидел в квартире с обугленными стенами. Зима была, несколько окон отсутствовало, но я сидел в нетронутой комнате, подоткнув под дверь одеяло. На четвертый день батяня объявился.