Маэстро - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 68

– Нет, не так! Нет, я не отделяю физическое от духовного. Однако между стремлением к новизне и приключениям – и распутством есть существенная разница.

– А может быть, эта разница – лишь вопрос того, в каком виде ты желаешь предстать перед другими людьми?

Кэтти-бри произнесла эти слова вполне безобидным тоном, но с таким же успехом она могла бы дать Пенелопе пощечину.

– Ты хочешь наставить меня на путь истинный? – бросила Пенелопа. – Я же сказала тебе, что моя позиция в этом вопросе никоим образом не связана с самооценкой. Я не нуждаюсь в душеспасительных беседах.

Кэтти-бри открыла рот, чтобы ответить, но Пенелопа перебила ее:

– И не желаю ничего слышать. Мы с тобой друзья, и я хотела бы, чтобы мы и дальше оставались друзьями.

Кэтти-бри отвела взгляд. Пенелопа заметила, что в уголках ее огромных глаз выступили слезы.

– Я тебя не осуждаю, – мягко произнесла Пенелопа. – Точно так же, как божества, которым мы поклоняемся, – это вопрос личного выбора каждого, и, если ты не причиняешь никому страданий или вреда, нет ни хорошего, ни дурного…

– Нет! – воскликнула Кэтти-бри и резко обернулась. – Я не могу принять такой взгляд на вещи. Только не теперь, когда Дзирт… – Она тяжело вздохнула и снова отвернулась.

– Когда Дзирт – что? – повторила Пенелопа, и догадка потрясла ее. – Только не теперь, когда Дзирт ушел спасать Далию?

– Она была его возлюбленной, – прошептала Кэтти-бри.

– Но к тому моменту ты была мертва больше пятидесяти лет! – возмущенно воскликнула Пенелопа, не успев обдумать свои слова. Неужели Кэтти-бри ревнует? Для нее это не имело смысла. За те дни, что они вместе провели во Дворце Плюща, она узнала Кэтти-бри близко, как сестру. Она понимала, что у подруги нет никаких оснований для ревности. Кроме того, ревность была совершенно не в характере этой сильной, самостоятельной и целеустремленной женщины.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы ты напоминала мне о событиях моей жизни, – заявила Кэтти-бри; она была совершенно выведена из себя и находилась в полном смятении.

И Пенелопа никак не могла догадаться о причине этого смятения.

Но ведь Пенелопа не могла прочесть мысли Кэтти-бри, которую вновь искушали и дразнили сцены, где она видела себя в объятиях Громфа Бэнра. Эти запретные мысли опровергали все ее слова, заставляли ее усомниться в собственных представлениях о сущности ее отношений с Дзиртом.

– Ты выглядишь встревоженной, моя дорогая, – обратился старый Киппер Гарпелл к Пенелопе, когда она вернулась в главную палатку в той части лагеря, которую отвели Гарпеллам, – на противоположном берегу узкого пролива, на Охранном острове.

Женщина без сил упала в кресло, которое стояло рядом с креслом ее дяди, и Киппер протянул руку, чтобы помассировать ей плечо.

– Что-то неладное происходит, и я не могу определить, что именно, – вздохнула Пенелопа. – Боюсь, Кэтти-бри сейчас во взвинченном состоянии.

– Из-за башни? Мне кажется, стройка движется вполне успешно! Мы намного опережаем…

– Нет, – перебила дядюшку Пенелопа. – Здесь что-то личное. Возможно, она боится за Дзирта.

– По слухам, он отправился в Мензоберранзан, – заметил Киппер. – Ничего удивительного, я тоже за него боюсь!

Пенелопа серьезно посмотрела на него.

– А может быть, она тревожится из-за этой эльфийской женщины, которую Дзирт собирается спасти.

Киппер несколько мгновений в изумлении смотрел на родственницу, затем на лице его появилось озадаченное выражение.

– Дзирт? – недоверчиво переспросил он. – Да на всем Фаэруне не найдется другого такого верного мужа!

– Как я сказала, здесь что-то неладно. – Теперь настала очередь Киппера сделать серьезное лицо. – И я боюсь, что это имеет непосредственное отношение к нашему хозяину здесь, в Лускане.

– Ты говоришь о Джарлаксе? Или о Бениаго?

– О нашем настоящем хозяине.

– Ах, ты о нем… – На лице Киппера появилась недовольная гримаса, как бывало всякий раз, когда Громф Бэнр находился поблизости или упоминался в разговоре. – Ну что ж, боюсь, в таком случае твои страхи имеют под собой основание.

Она очнулась вся взмокшая от пота, дышала тяжело, прерывисто. Она не знала, что должна сейчас испытывать – ужас или удовлетворение, и огромная разница между этими крайностями приводила ее в отчаяние.

Она по-прежнему видела их, эти глаза с бледно-желтыми радужными оболочками и слегка розоватыми белками. Эти глаза как будто говорили, что за необыкновенно красивой и соблазнительной внешностью могущественного темного эльфа скрывается уродливый кровожадный демон.

Кэтти-бри постаралась успокоиться, шепотом утешала себя, прижала руку к бешено бьющемуся сердцу.

Что это было – сон?

Неужели она была одна?

Сегодня – и в прошлый раз?

Она заставила себя сделать глубокий вдох. В ее палатке было слишком темно в эту безлунную ночь – она не могла отличить сны от реальности.

Она протянула руку и осторожно прикоснулась к одеялу, словно боялась обнаружить рядом с собой спящего мужчину. Когда оказалось, что этот темный страх безоснователен, она нащупала небольшой ночной столик, думая зажечь светильник.

Но прежде чем нащупать светильник, она нашла нечто другое, что утешило ее больше, чем свет.

– Гвенвивар, ты нужна мне, – прошептала она, крепко прижав к груди фигурку из оникса.

Мгновение спустя она почувствовала, как пантера взбирается на кровать, затем животное устроилось на одеяле, прижалось спиной к бедру Кэтти-бри, словно прочитав ее мысли.

Кровать застонала под весом огромной кошки, но Кэтти-бри не обратила на это внимания. Даже если бы кровать сломалась, она спала бы на полу, на матрасе, но в безопасности рядом с Гвенвивар. Она протянула руку, взъерошила шерсть кошки, и та подняла голову и посмотрела на женщину. Даже в темноте глаза кошки светились.

Кэтти-бри успокоилась – на несколько секунд.

А затем перед ее мысленным взором глаза пантеры превратились в бледно-желтые точки, которые всего несколько минут назад манили Кэтти-бри к себе и заставляли ее сердце лихорадочно биться.

Джарлакс, который находился ближе всех к распахнутым двойным дверям, развернулся навстречу вражеским воинам, сжимая в одной руке Хазид-Хи, а в другой – магический скипетр. Группа стражников клана Меларн, спешившая на помощь своей Верховной Матери, ворвалась в зал – и все как один остановились, словно наткнувшись на стену, когда шар липкой слизи врезался в двух передних воинов. Затем на отряд шлепнулся второй шap и, склеив стражников между собой, помешал им двигаться дальше.

На какое-то мгновение Джарлаксу показалось, что ситуация у него под контролем, но внезапно над липким магическим шаром возникло огромное копье – и наемник понял, что в бой вступил один из известных всему городу смертоносных драуков Дома Меларн.

– Не сомневайтесь! – снова подбодрил Джарлакс своих товарищей, и этот приказ сейчас был вдвойне важен, поскольку он сам вынужден был оставить сражение со жрицами и отступить к дверям. Необходимо было закрыть и накрепко запереть их прежде, чем исчезнет последняя надежда на спасение.

– Балкон, – раздался голос Верховной Матери Жиндии за спиной Кирий.

Кирий почти добралась по главному коридору до тех покоев, где находилась Верховная Мать Дартиир До’Урден, и до цели оставалось совсем немного. Боковой коридор, начинавшийся неподалеку, вел в передние помещения для стражи, а за ними находился балкон, служивший входом во дворец Дома До’Урден.

Инстинкт подсказывал Кирий, что нужно немедленно избавиться от проклятой белокожей эльфийки, оскверняющей город своим присутствием; поэтому ей пришелся не по нраву приказ заняться балконом. Однако она понимала настойчивость Жиндии, потому что балкон был важнее с практической точки зрения. Сражение за дворец шло полным ходом, если судить по шуму, доносившемуся из передних помещений. Воины Дома Ханцрин продвигались вперед. Должно быть, это нападение было затеяно не только для того, чтобы убить Далию.