Никогда не говори «навсегда» - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 35

Поддерживая ее под локоть, Катя вела бабу Лизу домой.

«В самом деле, чего я боюсь? Прошло уже столько времени! Нелли с Германом перестали звонить мне… Наверное, их жажда мести давным-давно перегорела. Пора взять Мику домой», — решила Катя. И эта мысль наполнила ее необыкновенной радостью — она так соскучилась по сыну, так устала бояться…

А на другом конце города, в квартире со спущенными тяжелыми шторами, сидели в полутьме друг против друга Нелли и Герман.

— Неужели ты до сих пор продолжаешь к нему что-то чувствовать? — с отвращением спросил Герман у сестры.

Нелли в кружевном черном платке, который она теперь практически не снимала с головы, пожала плечами. Брат спрашивал ее об Алексее.

— Не знаю… Нет, я его не люблю, если ты об этом, — равнодушно ответила она. — Просто интересно было бы знать, где он сейчас.

— Где-где… У нее, где же еще! — с ненавистью произнес Герман.

После первого апреля Алексей так и не заходил больше домой. Правда, позвонил несколько раз, пытаясь узнать, как дела у Нелли, но, разумеется, она не стала с ним говорить.

— Да, у нее… — кивнула устало Нелли. — Ты прав.

Она попыталась представить, что сейчас делают Алексей и та женщина. Наверное, в этот солнечный воскресный день они проводят время вместе. Смеются, говорят друг другу нежности. «Как я рада, что ты стал наконец-то моим!» — с восторгом произносит она. «Я тоже, милая», — отвечает Алексей. Он еще немного печален — мысли о смерти дочери не успели покинуть его, но это уже другая, легкая печаль. Такая, какую ощущаешь, когда, отплакав и отстрадав свое, с надеждой пытаешься начать новую жизнь. «Забудь обо всем, — поет она, гипнотизируя взглядом Алексея. — У нас тобой будет все хорошо…» И он целует ее в ответ.

Нелли вздрогнула, отгоняя от себя возникшую перед мысленным взором картину. У нее никаких надежд на счастливое будущее не было.

— Что ты? — с беспокойством спросил ее брат.

— Так, ничего… — пожала она плечами. — Мысли всякие…

— А ты не думай, — сказал он. — Мыслями ничего не исправишь. Надо дело делать.

Сквозь тяжелые шторы пробивались солнечные лучи. И медленно кружилась золотая пыль над освещенной полоской паркета…

— Нет, это ужасно! — с досадой воскликнула Рита. — Она даже никаких вещей не передала! Эту рубашку давным-давно пора стирать.

Мика стоял посреди комнаты и пытался оттереть пальцем пятно неизвестного происхождения, которое расползлось у него на рубашке как раз на животе. Его джинсы тоже были не в самом идеальном состоянии.

— Это, кажется, машинное масло, — задумчиво произнес он. — Па, помнишь, мы вчера под капот лазили?..

— Да, точно! — согласно кивнул Ганин. — Вот именно тогда ты его и посадил!

— Да какая разница, откуда взялось пятно! — рассердилась Рита. — В общем, Ганин, купи ему еще одежды.

— Я? — с недоумением спросил Ганин.

— Ну не я же! Мне к завтрашнему дню статью надо закончить — у меня времени нет по магазинам бегать… В конце концов, чей это ребенок?..

Вопрос был, что называется, риторическим и не требовал обязательного ответа, но Григорий Ганин тем не менее поспешно ответил:

— Мой, конечно.

— Вот и иди с ним в магазин!

У Ганина тоже было полно работы, но он часть ее переложил на плечи своего помощника, а часть отложил на потом. Соломоново решение.

— Ладно… — пожал он плечами. — Мика, собирайся.

Первое время Ганину было как-то неловко выходить из дома вместе с Микой. Не то чтобы он боялся каких-то там неведомых врагов, о которых упомянула Катя, — вовсе нет. Ганин никогда и ничего не боялся, а сейчас был абсолютно уверен в том, что с сыном ничего не случится.

Дело было в другом.

Рядом с ним шел его ребенок.

И взгляды всех знакомых и соседей с любопытством устремлялись на них. Потому что никто и никогда не видел Ганина в обществе детей. А тут, здрасте! — уже почти подросток шагает рядом с ним. Белобрысый и светлоглазый. Взгляды окружающих требовали ответа. Но Ганин, разумеется, до объяснений не опускался и холодно, сквозь зубы, бормотал знакомым приветствия.

Правда, домработнице Серафиме Евгеньевне, приходящей два раза в неделю к Ганину, пришлось сказать: Мика — сын. Серафима Евгеньевна, уже много лет убиравшая в этом доме, только ахнула: откуда? «От верблюда!» — с раздражением ответил Ганин. Он терпеть не мог, когда прислуга лезла не в свое дело.

Его бы воля, он уволил бы Серафиму — эта пожилая тетка с пучком на затылке знать ничего не знала о правилах этикета и была отвратительно бесцеремонна. Но у Серафимы имелось одно довольно редкое достоинство — она была честна. За годы ее службы ни один рубль, ни одна безделушка не исчезли из дома Ганина. «Ты не понимаешь! — не раз твердила Рита. — Старуха — чудо! Лучше ее ты никого не найдешь!»

Мика занял позицию отца — он тоже никому ничего не стал объяснять. Когда Серафима Евгеньевна в один из своих визитов попыталась выведать у него какие-то дополнительные сведния («А где ты был раньше, Мишенька? Кто твоя мама? А что потом?..» и так далее), Мика только плечами пожал, изобразив на лице холодное безразличие. «Похож! — потрясенно ахнула ему в спину Серафима, опираясь на трубу от пылесоса. — Просто копия папаши! Что творится-то…»

И вот теперь они в очередной раз вышли из дома.

Ганин ненавидел магазины. Он всегда старался не заглядывать в них лишний раз. Раньше, до Риты, Ганин годами не менял гардероб. А что такого — мужская мода очень консервативна…

Но теперь он отвечал за Мику.

Невдалеке был магазинчик одежды, и Ганин вместе с сыном заехали туда.

— Мика, какой у тебя размер? — терпеливо спросил Ганин, глядя на ряды вешалок.

— Я не знаю, — мрачно ответил тот. — Кажется, сороковой. Впрочем, я не уверен…

Мика тоже был не в восторге от магазинов. Впрочем, как и любой нормальный мужчина.

К ним подлетела молоденькая восторженная продавщица.

— Чего желаете, молодой человек?..

Она принялась предлагать различные варианты одежды, но Мике они не нравились. Оказывается, его, Ганина, сын презирал молодежную моду. Никаких гипертрофированно широких штанов и свитеров с дурацкими надписями, никаких клоунских кроссовок с толстыми, похожими на канаты шнурками.

Мика выбрал что-то неяркой гаммы и классического кроя. Ганин благосклонно отозвался о его выборе.

Потом он ждал Мику у примерочной.

Мика вышел из-за ширмы весь в новом.

— Вроде ничего. Да, па?

— Отлично! — заахала продавщица. — Вылитый папа!

«Словно сговорились все!» — с раздражением подумал Ганин.

Мика задумчиво стоял перед большим зеркалом в зале и критично осматривал себя со всех сторон.

— Да, кажется, как раз… — сдержанно одобрил Ганин.

Он подошел к сыну и встал рядом.

Зеркало отразило их — действительно очень похожих. Мика выбрал почти то же самое, во что был одет сам Ганин. Тот же фасон, те же оттенки цветов.

В первый момент Ганину это не понравилось — ну что за попугайство, в самом деле! А потом он понял — Мика хотел быть похожим на него. Просто он, Ганин, был для своего сына образцом. Тысячу лет назад Ганин точно так же подражал своему отцу…

На мгновение у Ганина опять перехватило дыхание. «Он теперь все будет делать, как я… Господи, это ж какая ответственность!» — с почти мистическим ужасом подумал он.

С кучей свертков отец и сын вышли из магазина, запихнули покупки в багажник машины.

— Куда теперь? — серьезно спросил сын. Теперь, во всем новом, он даже поведением повторял Ганина.

— Надо в одно место съездить, — сказал Ганин.

Вообще-то он сначала собирался отправить сына домой, под крылышко Риты, а теперь вдруг подумал, что Мике с ним будет интересней. И они поехали на один из объектов, который вел Ганин, — на строительство загородного дома в Подмосковье.

Там Ганин сделал несколько замечаний прорабу, потом ввел в план несколько уточнений, попросил заменить кое-что… В данном случае Ганин вел все направления проекта, включающие и строительство, и дизайн.