Засланец божий 5 (СИ) - Гриб Роман - Страница 52

— Да кто не замечал? — усмехнулся я. — И че, хочешь сказать, что это не просто потому, что она размокает и разбухает?

— Тогда бы вся кожа, на всем теле такой становилась. — покачал головой завкафедрой. — А тут чисто на руках. Чтобы всякие моллюски и рыба из рук меньше выскальзывали. И еще куча фактов. Дыхание, например, задерживать умеют только люди и водоплавающие животные, типа тюленей, бобров и китообразных. Длинные волосы нужны для того, чтобы за них младенцы держались, пока мать на дне ракушки собирает. По той же причине новорожденные умеют плавать, и не захлебываются, если в рот вода попадает. А еще у новорожденных есть рефлекс — хвататься за волосы, очень крепко. Свой полный вес на суше им силы удержать не хватает, а вот в воде ты его так легко удержишь. Ну, и ноги наши. Слишком уж нежная кожа на ступне, чтобы по земле и камням бегать. Пока мозоли натрешь, всю подошву изранишь. А вот по мягкому илу ходить и не проваливаться, или по мокрому песку — широкая плоская ступня просто идеально подходит, а за счет высокой тактильной чувствительности можно ногами отыскивать тех же устриц! Отсюда, кстати, тяга людей к морю и любовь бродить по берегу, а также повышенная потребность в йоде и соли, если сравнить с другими, истинно сухопутными существами. Я, как доступ к архивам церкви получил, первым делом про это читать пошел. И знаешь, прям вот все нестыковки археологические на место встали. Даже ногти вместо когтей — ракушки вскрывать ими гораздо удобнее! А истинные русалки возникли, когда общий наш с ними предок не на сушу ушел, а наоборот, глубже в море.

— Значит, если я трахну русалку, то у нас с ней могут родиться дети? — сделал я свои выводы из этой лекции.

— Дети могут родиться, но у них детей уже не будет. — пожал плечами Леха. — Слишком большая эволюционная разница у людей и русалок, это уже другой вид, а не раса.

— Значит, зоофилия? — уточнил я момент, который мог бы заинтересовать Панина.

— Хм… Трудно ответить даже вот так… — заставил задуматься Леху этот вопрос. — С земной точки зрения — да, но там нет других разумных видов. В Небарре любовь с представителями иных разумных видов к зоофилии технически не относится, даже если это разумные ящеры или птицы, хотя так же причисляется к извращениям, по некоторым классификациям. Спорность заключается… Вот скажи, можно ли считать Шииран зоофилкой за то, что она спит с Гартаилом?

— Ну, если он в эльфийском облике, то думаю, что нет. — задумался на этот раз я. — Хотя в общем, их отношения можно было бы назвать извращенными.

— Вот в этом и состоит суть спора. — философски закончил мысль Леха. — А если Шииран накопит достаточно опыта, чтобы приобрести возможность обращаться в дракона, или каким иным путем получит такую способность, больше или меньше извращения в этих отношениях будет?

— Я столько не выпью, чтобы дать на этот вопрос однозначный вопрос. — покачал я головой. — Но однозначно могу сказать, что детей их я иначе, как довакинами, называть не буду.

Дальше ушло минут двадцать на то, чтобы рассказать этому архерологу сагу про пятую часть древних свитков, и как много он потерял, став попаданцем раньше, чем эта игра вышла.

Весь этот разговор происходил на ходу, поэтому я успевал любоваться и окружающими видами. А еще мы увидели, куда летела в своей ванне русалка. С высоты драконьего полета я, если честно, думал, что это огромный пруд. В общем-то, пруд это и был, километровый. Прилегающий к городской улице берег был отделан камнем, словно набережная, и под углом градусов в сорок пять уходил под воду. И эта набережная оказалась русалочьей парковкой. Штук тридцать ванн стояли на этом камне, на две трети погруженные в воду. На моих глазах в одну из этих ванн заплыл русал, ванна оторвалась от поверхности своей парковки и плавно полетела в город.

— Как думаешь, Лех, а рыбачить тут можно? — спросил я у своего спутника.

— Сомневаюсь. — усмехнулся воин. — Тебе бы понравилось, если бы кто-то закидывал тебе в дом удочку и вытягивал колбасу из холодильника?

— Если бы мне платили за это веселье, то почему бы и нет? — пожал я плечами, не отрывая взгляда от воды и пытаясь разглядеть местных обитателей. — Даже нацеплял бы особо неудачливым каких-нибудь сосисок.

— Все именно так и есть, щенок. — раздался рядом рычащий голос незнакомца.

Обернувшись на звук, я увидел рослого плечистого зверолюда в простом, но однозначно недешевом прикиде. Очевидно, какой-то хищник, возможно, что даже волк, только прямоходячий и с руками, да морда покороче, больше близкая к бульдожьей, нежели волчьей. Вместо куртки — два широких ремня из белой кожи, перекинутых через плечи и сшитых накрест, с кучей железных блестящих колец по краям, на которых были подвешены разные вещицы. Что-то напоминало наши блесны, что-то было незнакомо. Что-то было глиняными баночками, завязанными плотной тканью. В общем, этот кожаный крест явно был аналогом рыбацкого чемоданчика. Вместо штанов — сверкающая стальная ракушка, как у хоккеиста, подвязанная белыми кожаными ремнями. Ему бы в руки цеп, или булаву, был бы гнолл варкрафтовский.

Но в руках у чувака был странного вида спининг. То, что это спининг, было понятно по массивной катушке с ручкой, с нитью, похожей на капрон. А то, что странный… Так он длиной был всего метра полтора и скорее напоминал черенок от лопаты. Надо быть силачом, чтоб с таким удилищем далеко снасть забросить! Или кидать магией. Видимо, так оно и работало, потому что зверолюд прицепил к странной полупрозрачной приспособе на конце лески блесну и вставил эту хреновину в углубление на конце удочки. И выстрелил ею в сторону водоема метров на двести.

— Лех, а щенок должно быть обидным, или уважительным? — тихонько уточнил я у своего гугла.

— Это аналог обращения «молодой человек» у кордлов. — тоже тихо ответил Леха. — Нейтральное обращение к существам младшего возраста. Слово «человек» в их языке ругательное, это как в Соединенных Штатах назвать негра нигером, только хуже.

— Да, и очень трудно к этому привыкнуть, выезжая за пределы своей родины. — вздохнул кордл, обладавший, видимо не только звериным видом, но еще и слухом. — Прошу прощения, если в вашем наречии «щенок» звучит обидно.

В это время зверолюд закончил наматывать леску обратно на катушку и, вытянув пустую снасть, совершил повторный заброс.

— Через дорогу, вон в той берлоге. — кордл кивнул на невысокий каменный домик с небольшими оконцами. — Там можно купить абонемент на рыбалку в русалочьем пруду. За двойную цену можно купить беспройгрышный билет. Если за купленное время ты ничего не выловишь, русалки тебе магией добычу приманят.

— А могут так же магией, получается, и отогнать твою добычу? — уточнил я весьма сомнительный момент.

— Да пусть только попробуют! — сделал веселую собачью морду и слегка высунул язык зверолюд. — Им же тогда всем городом в пруд насрут! О, что-то цепанулось!

Немного повозившись, кордл выудил рыбину, похожую на колючий гибрид налима и окуня темного цвета с бардовыми плавниками. Зверолюд достал из-за спины какой-то необычный цилиндр, похожий на тубус, чего-то крутанул, чего-то нажал, и цилиндр превратился во вместительный садок из такой же капроновой нити, что и леска, куда и была перемещена рыбины. Размотав отцепленную от кожаного креста веревочку из все того же капроноподобного материала с двумя карабинчиками, он прицепил веревочку одним концом к себе, а другим — к садку, и закинул его в пруд.

— А что это за материал такой, из которого леска сделана? — поинтересовался я у рыбака.

— Паутина лексирского гигантского паука! — довольно ответил кордл. — Не промокает, по прочности превосходит даже мифриловую нить, и при этом никакой магии! Кстати, в той же берлоге можно взять напрокат.

— Что ж, удачной рыбалки. — пожелал я удачи рыбаку и пошел дальше.

— А я уж думал, что ты сейчас к нему присоединишься. — усмехнулся Леха, когда мы отошли от пруда.

— Да ну. — отмахнулся я. — Рыбалку в компании с владыкой инферналов уже никому не переплюнуть.