Мой неидеальный мужчина (СИ) - Николаева Елена - Страница 40

— Всегда пожалуйста, Настя, — пристально смотрит мне в глаза, опуская со стуком стакан на стойку. — Задай свой главный вопрос, — его хриплый, приказной тон вынуждает повиноваться.

Я сглатываю, на секунду теряя ориентиры.

— Макс... — кусаю губу в отчаянии, стараясь не отводить от его прищуренных омутов своего испуганного взгляда. — Я тебе нравлюсь, как женщина?

Зрительный контакт между нами затягивается, и я сдаюсь первой, прикрываю глаза, ощущая близость Макса острее. Между нами сантиметров десять, не больше, но разделяющая нас энергетика слишком волнующая, до дрожи в теле, до беспорядочных мыслей в голове.

— Зачем ты спрашиваешь об очевидных вещах? — слышу его тёплый и проникновенный голос где-то совсем близко. Дыхание Фадеева касается моего виска, затрагивая корни волос, кружит голову вместе с алкоголем. — Причина твоего визита гораздо глубже, Настя. Хочешь, выясним её прямо сейчас?

Я рвано втягиваю воздух, как только его пальцы касаются моих, обжигая бегущим током. Макс забирает из рук почти пустой стакан и ставит на стойку. Вторая его ладонь мягко опускается на талию и притягивает к нему вплотную. Мне приходится упереться руками ему в грудь, чтобы хоть немного отгородиться от обаяния мужчины.

— Настюш, — нежные пальцы Фадеева погружаются в шёлк моих волос, обхватывают затылок, — если я перешагну черту, я не смогу делить тебя ни с кем. Я просто не отпущу... даже вопреки твоему желанию. Ты понимаешь, о чём просишь?

Едва касаясь моей скулы, он проводит по ней кончиком носа, медленно втягивая мой аромат. Вынуждает мои щёки зардеть алым пламенем, ощутить на позвоночнике танец горячих искр. Неожиданно моё тело откликается на него, не так горячо, как на Диму, но прикосновения Макса приятны, не отталкивают. Я стараюсь расслабиться и не думать больше ни о чём. Ведь пришла я сюда не для того, чтобы придаваться мукам совести. У меня чёткая цель — Сашка, и мне глубоко плевать, что обо мне подумают другие, в том числе и Воронцов.

— Я хочу остаться с тобой, — распахиваю веки, попадая в шторм тёмно-коричневого взгляда. Максим с сомнением смотрит на меня, затем опускает взгляд на мои губы. Я чуть приоткрываю их, чувствуя лёгкое покалывание, неосознанно увлажняю кончиком языка, будто бы пытаюсь слизать острые, раздражающие кожу пылинки. Фадеев сглатывает голодную слюну и добавляет совершенно серьёзным тоном:

— Ты бежишь от него. Я не привык играть на вторых ролях. С тобой я никогда не соглашусь на одноразовое развлечение, поэтому...

Я больше не слушаю его. Он прав: я бегу от Дмитрия, пытаюсь найти своё спасение в чужих руках и губах, поэтому не жду отказа, беру и целую, обхватывая ладонями покрытые щетиной скулы, концентрируясь на тёплых мужских бёдрах, которые прижимаются ко мне.

— ...Настя... — обречённо выдыхает в приоткрытый рот, перехватывая мою инициативу. Сначала нежно и трепетно, пробуя на вкус, затем с глухим стоном срывается с цепи, жадно впиваясь в губы, будто от этого поцелуя зависит вся его жизнь. Вихрем врывается в мой рот напористым языком, будоража моё нутро новыми ощущениями.

Губы Максима — это нечто! То жёсткие и требовательные, то мягкие и манящие, горьковато-сладкие после виски, вынуждают тело плавиться, кружат голову разительным контрастом нежности и пробудившейся власти.

Не замечаю, в какой именно момент всасываю его нижнюю губу, кусаю, принимаясь расстёгивать пуговицы на его рубашке. Мои руки дрожат, пальцы совсем не слушаются, в порыве гнева я пытаюсь вырвать пуговицы с корнями. Макс помогает мне, одним рывком распахивает на себе вредную вещь и возвращает свои руки на место, обнимая и прижимая ими к себе за затылок и талию.

Пребываю в шоке, но больше от своих действий, не от его. Он напором берет своё, отвечая на мои просьбы. Такой возбуждённый, горячий, нежный и близкий... потому что однажды вернул меня к жизни и делает это снова...

Касаюсь пальцами его груди, ощущая биение сердца. Оно давно сорвалось в галоп и бешено отбивает ритм, как и моё. Мягкая поросль его волос приятно щекочет мои ладони, скользящие к плоскому и горячему животу мужчины. Пальцы застывают в миллиметре от пояса брюк, над пряжкой ремня. Макс реагирует несдержанным низким стоном, опускает свои руки на мои ягодицы и вжимает в меня каменную эрекцию, вынуждая отвечать стоном на стон и задыхаться под натиском глубокого поцелуя.

— Девочка моя... — шепчет словно в бреду, и неожиданно отрывает меня от пола, усаживая на себя. Я едва успеваю вцепиться руками за его крепкую шею и обвить ногами упругие бёдра. Вцепляюсь зубами в пухлые губы Фадеева, зарываясь пальцами в мягкие кудри на макушке. Пусть делает со мной что хочет, в прошлое дороги больше нет...

Разрываем поцелуй, как только ноги Макса ступают на железные ступени, ведущие на второй этаж лофта. До спальни он несёт меня на руках. В мыслях я отсчитываю каждый его уверенный шаг. Он не смотрит под ноги и этим вынуждает меня испытывать беспокойство, поэтому я прикрываю глаза и зарываюсь лицом в его тёплую шею. В то место, где слишком быстро пульсирует сонная артерия и особенно ярко улавливается нюхом мускусный аромат сильного и уверенного в себе мужчины.

— Трусиха.., — раздаётся хриплый смешок над ухом, как только звук его шагов поглощает ворсистый ковёр, — ...ты сейчас меня задушишь...

И снова его ленивый и приглушённый смех разливается во мне густым бархатом. Макс ставит одно колено на матрац и бережно укладывает меня спиной на мягкую поверхность, разувает меня, следом приподнимаясь.

Я с замиранием сердца слежу за его плавными движениями. Он, словно хищник, неспешно снимает с себя испорченную рубашку, играя стальными мышцами плеч и корпуса. Его тёмные угольки голодных глаз пристально скользят по моему лицу, поблёскивают предвкушением.

Сглатываю, едва пальцы Максима касаются ремня, расстёгивают пряжку и ширинку, снимают брюки, оголяя красивые прокачанные бёдра. Паника окутывает меня мгновенно, как только нижний элемент классического костюма приземляется к рубашке на рядом стоящее кресло. Мой взгляд цепляется за внушительный бугор, сдерживаемый облегающими серыми боксерами.

Черррт... мне хочется сорваться с места и убежать прямо сейчас. Нервничаю, глубоко дыша, сминая в кулачках атласную простыню под собой. Чувствую себя неопытной девственницей, никогда не знавшей плотских утех. Стыд заливает румянцем щёки, и желание ругнуться, чтобы хоть как-то снять с себя это оцепенение, давит на меня изо всех сил.

Макс замечает моё смятение и сразу же нависает сверху, подминает под себя, обхватывая ладонями голову, ищет в немом, перепуганном взгляде согласие, бережно касаясь губами моих губ ещё и ещё, настойчивее, пока я сама, не понимая себя, начинаю несмело отвечать, очерчивая подушечками пальцев бугрящиеся мышцы крепких плеч, позволяя его мягкому языку исследовать свой рот.

Его ласки становятся агрессивнее и требовательнее, руки сжимают моё тело всё решительнее и крепче, изучают изгибы, гладят, хаотично скользят по коже, обжигая прикосновениями, задирают платье к груди. В какой-то момент оно слетает с меня, открывая вожделенному взгляду Макса пикантные места, прикрытые всего лишь тонким кружевом. Наши вдохи и жаркие выдохи учащаются, смешиваясь в единый шумный поток...

Мозг разрывает чувство вины, разделяя мою жизнь на «до» и «после». Осталась самая малость: забыться, капитулировать перед Максом и отдаться ему. Я пытаюсь ненавидеть Диму, чтобы подавить в себе последние капли протеста, но его образ застрял в моей голове, сверлит душу хищным взглядом, и обещает скорую расправу. Я не могу расслабиться. Любимые серебристые глаза не отпускают, удерживают на коротком поводке.

— Я сгорю в аду, Настя... — Максим выдыхает мне в губы и дарит новый поцелуй. Жгучий. Жадный. Немного болезненный, как и ласки груди.

Прогибаюсь под ним с тихим стоном, подставляя шею его чувственным губам. Горячие поцелуи, оставляя влажные следы, обжигают кожу, спускаясь к ключицам. Тёплые шершавые ладони умело пробуждают во мне трепет и наслаждение. Пальцы, цепляя чашечку лифа, тянут вниз, высвобождая вздымающуюся грудь. Всхлипываю, закусывая губу, впиваясь ногтями в стальные бицепсы, как только его зубы нежно смыкаются вокруг моего чувствительного соска, обжигая его сладкой болью, доводя меня до исступления за один короткий миг.