Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга - Страница 11

— Помнит она… Помнит. Зато забыла, что девочки и мальчики в этом возрасте очень даже разные. И не только в этом. Ну, будешь допивать или уже снотворное подействовало?

Я выдержала взгляд. Наглый. Расцветивший мрак лучше ночника. Какой ответ он ждет? Да плевать какой! Я реально не хочу ложиться спать в чужом доме. В якобы моей комнате. Если можно просидеть с Терёхиным два часа и спокойно вызвать часиков в семь такси, я это сделаю с превеликим удовольствием.

— Еще нет. Но я не пью одна. Себе не нальешь, нет?

Он отлепился наконец от косяка. Но схватился за меня — за мое плечо. Да что ж у него рука-то такая тяжелая! Прямо стальной крюк капитана Крюка.

— Налью и выпью. И теперь мне никто не скажет, что я спаиваю малолетку.

— А кто тебе такое говорил? — прибавила я шагу, чтобы быстрее плюхнуться в кресло и избавиться от терёхинской руки, но она толкнула меня к дивану. — Мать? Тетя Лена? — исправилась я тут же, подбирая ноги чуть ли не к самому носу.

— Наташа говорила.

И Валера повернулся ко мне спиной. Шагнул к бару. Месторасположение хранилища выпивки не поменялось. Только я поменялась за эти десять лет. И Валера поменялся. Но я еще не поняла, в какую сторону…

Свет Валера не зажег, но ничего так и не снес на своём пути — видать, не первый раз утоляет жажду на ощупь. А мне бы ощупать себя: я это или тварь дрожащая — ну разве имею я моральное право так себя вести? Надо взять папашу за шкирку и вытолкать во двор, чтобы он отнёс своего сына в дом и отпустил сестру спать.

— Ну, рассказывай, как жила без нас десять лет?

Валера опустился на диван со стаканом и поставил бутылку на пол. А кто-то говорил про один шот… Но это замечание я не сделала, про спящего в машине сына тоже не сказала, только плечами передернула: дома тепло, а меня дрожь пробивает, хотя крохотный глоток виски уже поджог грудь. И сейчас она вздымалась на манер печных мехов. Сейчас как вспыхнет… Лицо!

— А почему сразу я? — говорила я, глядя в пол на круглую крышку бутылки. — Давай с тебя начнём? У тебя в соцсетях аккаунтов нет…

— Про меня ты уже все знаешь.

Говорил Валера тихо, почти шепотом. Ночь. Тишина. А вот я могла и не уследить за громкостью своих высказываний… После одного глотка. Позор джунглям!

— И без всяких соцсетей, — продолжал Валера. — А про работу я не говорю дома. Да тебе и не интересно такое.

— А мне, кроме работы, и рассказать не о чем, а это тебе не интересно, так что… Ну… Не знаю… Просто жила.

Я крутила в руках стакан — пальцы онемели. С каждой секундой я чувствовала себя все больше и больше предательницей. Марианна думает, что я сплю. Если она узнает, что вместо этого я пью виски с ее братом, который повёл себя с сыном, как полная свинья… Да что ж я такая дура!

— Ну куда ты лезешь? Куда?

Я и забыла про собаку. Она темная, не видно ее. Сейчас подлезла к хозяину, встала лапами на диван — наглая морда!

— Бусь, совесть имей!

Встала уже всеми четырьмя, но Валера не скинул псину, лишь упирался ей в бок, а сам все плотнее и плотнее придвигался ко мне, чтобы скинуть на диван с колен собачий зад.

— Я могу пересесть в кресло! — попыталась выбраться я из кожаного плена.

Но сделать это с первой попытки не получилось: диван слишком мягкий и глубокий, а потом и чужая рука с полным стаканом вдавила меня в высокий валик подлокотника.

— С дядей Серёжей ты обнимаешься, а со мной даже на одном диване сидеть отказываешься? — почувствовала я горячее дыхание Терёхина у самого уха, такого же горячего, как сейчас моя грудь и золотая жидкость в стекле, готовом треснуть под нервным напором моими пальцами.

— Нужно было руку пожать, да? — боялась я повернуть голову даже на те сорок три градуса, которые плескались в дрожащем стакане. — Некрасиво бы получилось. Я с ним всегда обнималась.

— А со мной не обнималась и не собираешься этого делать, да?

Его рука скользнула по спинке дивана за пульсирующим затылком и нависла над моим правым вздернутым плечом.

— Чего ты хочешь, Валера? — еле озвучила я стучащий в висках вопрос.

— Выпить с тобой хочу. Ну, чего не пьёшь? У нас ещё полбутылки есть.

— Я не пью в таких количествах.

Я все пыталась прекратить шумно дышать, но, кажется, сердцебиение только усилилось. Это реакция на терпкую туалетную воду, точно. Только бы не чихнуть… На все приличия! Господи, да что ж он душный-то такой во всех смыслах?!

— Я спаивать тебя не собираюсь, — продолжал он вещать мне в ухо, убирая за него волосы, прилипшие к моим плавящимся щекам. — Виски не портится. Не сегодня, так завтра допьём.

— Завтра?

Я все пыталась понять ход его мыслей и не могла.

— Завтра меня здесь не будет, — заполнила я пугающую тишину.

— Тогда послезавтра. Или до дня рождения я тебя не увижу?

Это тот вопрос, ради которого он играл с моими волосами?

— Наверное, нет. И на работе я не пью.

Рука Валеры поползла вверх, и моего горячего уха коснулось стекло его холодного стакана.

— Ты хочешь меня о чем-то спросить? — бросила я последнюю спасительную карту.

Я уже смяла подлокотник до костей — своих и дивана: то ли собака пихнула хозяина ногами, то ли это стакан в терёхинской руке вдруг превратился в гирю и опрокинул на меня своего держателя. Я уже держалась из последних сил, чтобы прямым текстом не попросить Валерия Витальевича слезть с меня.

— Нет, — ответил он.

Но у меня от сердца не отлегло, как и от плеча, уткнувшегося Терёхину в подмышку. Сухую, а вот в своей я уже не была уверена.

— Я жду, когда ты расскажешь мне что-нибудь интересное, а ты все молчишь. Плеснуть тебе еще для храбрости?

— У меня еще есть, — тряхнула я стаканам, борясь с желанием вылить все Терёхину на колени: тогда, может, он соблаговалит отодвиться от меня, хотя бы для того, чтобы отряхнуть брюки. Впрочем, я многого хочу: с боксером в доме привыкаешь ходить в мокрых штанах…

— Александра, скажи, какой тайный смысл твоего появления? Не надо только лечить меня днями рождения. Никогда Марианна не приглашала никаких гостей и уж точно не нанимала аниматоров.

— Она меня не наняла, — боялась я шелохнуться и даже сглотнуть. И выпить тоже боялась. Мне тут трезвая голова ох как нужна!

— Вот я и спрашиваю, что ты тут делаешь?

— Виски пью, — отшучивалась я уже из последних сил. — С тобой. По старой памяти. Валера! — я все же не удержала возглас на уровне шепота. — Ты можешь собаку подвинуть хоть чуть-чуть?

— Не могу. Это ее диван. Во всяком случае ночью.

— Тогда можно я все-таки пересяду в кресло?

— Нет, тогда мне до тебя будет не дотянуться, — и Валера демонстративно ткнулся стаканом в мой. — Пей, Александра. Для храбрости. Ты ведь хочешь сказать мне что-то очень важное и все никак не можешь решиться.

— Ничего я не хочу тебе сказать. Лучше ты, — уткнулась я губами в стакан, делая вид, что пью, а потом действительно глотнула. Для храбрости. — Скажи, как собаку зовут. Не Буся же?

Валера усмехнулся в голос, сделал глоток и отвернулся от меня, чтобы погладить боксера.

— Баронесса ее зовут.

Я тоже усмехнулась и тоже в голос.

— И как Баронесса превратилась в Бусю?

— Так же, наверное, как Александра в Алю, — вернул он взгляд на меня. Хорошо, без руки. — Кому-то лень произносить полное имя.

— Не в моем случае. Меня просто папа хотел назвать Алевтиной, а мама Александрой. Сошлись на Але, но в свидетельстве пришлось написать все же Александра, но я класса до второго в школе с первого раза на Александру не отзывалась. А на Сашу и подавно.

— Ты никогда не рассказывала про это.

Я выдержала взгляд, даже когда он спрятался за поднятый к губам стакан. Глоток у Терёхина был намного больше моего.

— А ты никогда не спрашивал.

— Да даже если бы спросил… — он вернул стакан на колени. — Ты бы не ответила. Ты очень мастерски уходишь от ответов на неприятные тебе вопросы, но я могу повторить свой вопрос: что ты тут делаешь?