Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга - Страница 13

— Ты был против? — я тоже сощурила глаза. От виски. Их защипало. От обиды. — Почему?

Господи, вот разревусь же сейчас, хотя думала, что отревелась десять лет назад.

— Наташа была против, — почти что выплюнул в меня Валера. — Почему, я бы и сам хотел тогда знать, но к тебе побоялся лезть выяснять настоящее положение дел. И правильно сделал, как сейчас выясняется. Это была чисто Наташина шиза. Хотя тогда я так не думал, потому что не мог даже предположить, что ты ни сном, ни духом. Не могла же Марианна вот так запросто отказалась от общения с тобой из-за простого желания Наташи. Оказывается, могла…

Я тряхнула головой.

— Валера, я, наверное, тупая, но я ничего не поняла из того, что ты сейчас сказал.

— Главное, что я все понял. Давай, Александра, иди уже спать.

Вот так: окатил холодным душем и даже полотенце не предложит?

— А можно мне с Баронессой тут поспать?

Я погладила диван, на котором осталось совсем мало место. Подниматься наверх не хотелось. Еще столкнусь по дороге с Марианной и объясняйся тогда, что я делала внизу с ее братом.

— Здесь мягко.

— Я знаю. Не раз сам тут спал.

Он продолжал возвышаться надо мной, а у меня уже шея почти сломалась.

— Так можно?

— Спи. Сейчас подушку с одеялом принесу.

— Не надо. Я так могу.

— Ну так, значит, так. Собаку пинай, если будет храпеть. Буся не кусается. Это не Линда. Ну, спокойной ночи… Я двери закрою, чтобы тебя утром не разбудить.

— Не беспокойся.

— А кто тебе сказал, что я о тебе беспокоюсь? — он усмехнулся. Не зло, кажется. — Это я себя оберегаю от утреннего скандала. Никогда не знаешь, что твоей бывшей подружке на ум придет. Иногда я вообще сомневаюсь в его наличии в этой крашеной башке. Спи, пока дают.

И ушел. Дверей, правда, не закрыл. Так даже лучше. Чем раньше проснусь, тем быстрее отсюда смоюсь. Ноги, увы, пришлось поджать к носу, потому что даже с третьей попытки не удалось втиснуть их между собакой и спинкой дивана. Теперь сложить ладошки под щекой и… Какое там уснуть! Собака вдруг с грохотом свалилась на пол.

— Пошла со мной! Живо!

Это вернулся хозяин. Швырнул на меня одеяло и протянул подушку.

— Никогда ведь ничего не попросишь.

— Спасибо!

Я сунула подушку под голову. Натянула одеяло к носу. Все так же под прицелом прищуренных глаз.

— Увидимся на празднике, если ты меня все же проспишь.

— Не просплю, — улыбнулась я.

— Лучше проспи. Я буду утром очень злым.

Валера сделал шаг к двери.

— Бусь, пошли… Пошли, если хочешь, чтобы с тобой утром погуляли. Пошли, пошли… Будем храпеть вместе…

Я решила не открывать ни рта, ни глаз. Пусть уже уйдут оба и закроют дверь.

— Александра, ну сколько можно дрыхнуть?

Я откинула руку, не глядя. С закрытыми глазами. И не слушая, кто со мной говорит. Хотя уши уже были открыты — эта самая рука стащила с моего лица одеяло.

— Отстань! — бросила я тоже на автомате.

— Я ещё даже не начал к тебе приставать…

Вот тут я села. Вместе с одеялом и копной спутанных волос у лица, которые, увы, все равно не скрыли красный цвет щёк.

— Который час? Восьмой? — хлопала я глазами перед Валерой, который без галстука, но в рубашке другого, голубого, цвета, сидел там, где не дал спать Баронессе.

— Первый, Александра.

— Не может того быть!

Я тёрла лицо, хотя и понимала, как это ужасно выглядит со стороны, но ничего не могла с собой поделать.

— Никита не пошёл в школу? — с надеждой спросила я.

— И он пошёл, и Марианна. Только ты все дрыхнешь.

— А ты?

— Я уже час, как проснулся, — ответил Валера совсем не на тот вопрос, который я спрашивала.

Пришлось нахмуриться — проснуться не получалось.

— Ты почему не поехал в офис?

— Потому что зависть — плохое чувство, — улыбался он во весь рот. — Я позавидовал вчера, что ты спишь до двенадцати. Вот и не поставил будильник. Решил, проснусь так проснусь, а нет, так нет…

— И Никиту не проконтролировал? — захотелось мне убрать с его лица дурацкую улыбку.

— У меня все схвачено, — продолжил он улыбаться как ни в чем не бывало. — Мое слово в этом доме ещё что-то да значит. Иногда. В этот раз Марианна решила со мной не ругаться. Не совсем дура, выходит. Ты вставать думаешь или будешь дальше спать? Я могу уйти. Тридцать килограмм добра заняты пожиранием очередного килограмма творога. Тебе ничто пока не угрожает. Но если хочешь позавтракать, поторопись.

Я спустила ноги на ковёр, но одеяло не отдала, продолжала прижимать его скомканным к груди.

— А ты? Уже позавтракал?

Я провела рукой по глазам — следы вчерашней туши остались на коже. Лучше не думать, что сейчас у меня на лице. Баба Яга с бодуна, вот уж точный образ! Не прикопаешься!

— Тебя жду. Что будешь есть?

— А что дают?

— Тетя Таня напекла с утра блинов. Говорит, для тебя, но их почти все сожрали примазавшиеся. Буся пытается стырить оставшиеся. Пока ее заткнули творожком. Но она настырная зараза…

— О, боже…

Я закрыла лицо ладонями и рухнула обратно на подушку. Жена дяди Серёжи, тоже между прочим, тумбочка на ножках, как и ее муженёк, свято верила, что любить — значит кормить на убой. А меня не просто кормили, меня здесь откармливали. Как Марианна сохранила с такой кухаркой стройность фигуры, загадка. Наверное, ее диета — завтрак, обед, ужин отдай собаке. Бедная Баронесса!

— Александра, ещё минута и будешь жрать яичницу в исполнении Сергея Семёныча. Не зли Татьяну Васильевну. Она меня за тобой сковородкой гнала! Отдай уже одеяло!

Я не специально собирала его на груди в пышный бант: просто мне от недосыпа было холодно. Черт, а ведь спала я даже больше обычного! Обычно я, правда, не пила на ночь шотландский виски…

— Иди в душ! — Терёхин в итоге завладел всем одеялом. — И не говори, что я тобой командую.

Он попытался улыбнуться. Я даже не пыталась. На меня ж сейчас без смеха все равно нельзя смотреть! Улыбка только испортит серьезность момента.

— Командуешь! Но я в душ все равно не пойду.

— Что тридцать, что три года — в развитии вы не особо далеко друг от дружки ушли.

— В душ я пойду дома, а сейчас просто умоюсь. Мне все равно переодеваться не во что…

Нет, он все же смеялся.

— Загляни в шкаф к Марианне. Она не заметит.

— Я не ношу платья. Если это не сценический костюм, — я разогнула коленки. Наконец-то! Но потягиваться не стала. — Я просто умоюсь. Где лучше это сделать?

— Наверху, наверное. Пошли. Мне все равно нужно закинуть наверх одеяло.

— А как ты без одеяла спал?

— Это не с моей кровати, а с той, от которой ты отказалась. Ну пошевелись ты уже… Мне ребёнка скоро из школы забирать.

Я тряхнула головой. Да что ж такое!

— А на работу сегодня не поедешь совсем?

Мы уже сделали шаг к двери.

— Я решил сегодня папой поработать на полную ставку. Назначил встречу с классным руководителем.

— Почему ты так сына не любишь? — попыталась пошутить я, не сообразив, что в случае Терёхиных это не тема для шуток.

— Наверное, потому что никогда не любил его мать.

Я была на шаг впереди него, а после такого нешуточного признания поспешила увеличить расстояние между нами аж на три шага разом. Он реально не любит сына, что ли? Как и говорила Марианна…

— Забота не компенсирует отсутствие любви, нет? — продолжал говорить Терёхин.

Я не обернулась. Даже быстрее побежала по лестнице.

— А ты не думала, что отцы просто любят иначе, чем матери? Не сюсюканьем и потаканием, а именно твёрдой рукой? Слушай, зараза, ты будешь со мной разговаривать или нет?

Я обернулась, потому что была уже на последней ступеньке, и получила в лицо подушкой, которую умудрилась перехватить. Одеяло за ней не последовало. Он злится? Или детство в одном месте заиграло? Было дело, мы швырялись подушками — уже только не помню, по какому поводу.