Правила отбора (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 22

— Значит, так. Будет для тебя одно поручение, — продолжил тем временем Степан Миронович…

«Поручение — это хорошо, — мысленно ухмыльнулся Махов. — Можно чуток подшакалить».

Больше всего на свете он любил деньги. А вот работать терпеть не мог. От этой «дурацкой привычки» его, как ни странно, отучила армия. Получив из военкомата повестку, Виктор, конечно, попробовал откосить, но не срослось. Загремел по полной, в стройбат, на Дальний Восток.

Контингент в военно-строительном отряде оказался своеобразным. Треть после зоны или дисбата, треть из Средней Азии и Закавказья, ещё треть — деревня деревней, тупые до жути, чуть что — сапогом в копчик, вот и весь разговор.

Первые полгода Витька чморили по-чёрному. Как выдержал, до сих пор не понятно. Однако потом жизнь стала потихоньку налаживаться. Безотказного и услужливого «салабона» взял на заметку старший прапорщик Колупаев, ведающий в отряде складским хозяйством. Должность писаря, на которую он устроил Витька, считалась почти синекурой, абы кого на неё не ставили. За что он удостоился такой «чести», Махов понял чуть позже. Главным на этой должности было не стучать на собственных благодетелей. Плюс природная хватка, склонность к сомнительным махинациям и умение подчищать хвосты в бумажных делах.

В итоге на дембель Виктор ушёл с гордо поднятой головой и тысячей целковых в кармане. Правда, как выяснилось через год, старший прапорщик всё же попался на воровстве. Хапнул, как водится, не по чину, на чем впоследствии и погорел. Впрочем, Махова это нисколько не взволновало. Сам он остался перед законом чист, его даже как свидетеля не привлекали.

Словом, именно в армии Виктор уяснил для себя, что: во-первых, устроиться можно везде, во-вторых, не пойман — не вор, в-третьих, работают только лохи…

Одна незадача — работать, хотя бы формально, в Советской стране требовалось обязательно. Идти по двести девятой, «за тунеядство», Витёк не хотел и потому, едва дембельнулся, сразу устроился сторожем на одно из городских предприятий. Отбывание трудовой повинности по схеме «ночь через три» его вполне устраивало. Есть время и отдохнуть со вкусом, и настоящими «делами» заняться. Дела же у Виктора были довольно простыми. Гоп-стоп в электричках, фарцовка и игра на ударных. Последним он занимался по выходным. В ресторанах, в составе небольшого ансамбля. Это не только приносило доход в десять-пятнадцать рубликов за один вечер, но и льстило собственному самолюбию. К тому же, всегда имелась возможность заявить окружающим: «Я — музыкант, человек творческий. Сторожем работаю не по нужде, а потому что главное для меня — это свобода…»

Свободу Витюня понимал как возможность жить так как хочется. А хотелось ему много чего. Машину, и не одну. Квартиру в престижном районе. Дачу, не хуже, чем у известных писателей и академиков. Чтобы на море летать в любое время и на любой срок. И чтобы девок вокруг полно, и не каких-то лахудр, а таких, как, например, та же Ленка, которая до недавнего времени считалась его невестой, да вдруг, ни с того, ни с сего дала от ворот поворот… дура. Решила, видать, что не ровня ей Виктор Махов. Другие найдутся, более перспективные. Но ничего, придёт время, сама прибежит. Как только узнает, сколько денег сумел поднять бывший жених, так сразу и прибежит. Вот только вряд ли тот новый Витёк возьмёт её в жёны. Максимум, одной из любовниц. Ведь от женщин к тому моменту у него отбоя не будет… Жаль, что пока это всего лишь мечты. Но мечты выполнимые. Будущий миллионер это точно знал.

План, как превратить сказку в быль, Махов придумал ещё в детстве. Одиннадцать лет назад пятикласснику Витеньке пришло по почте письмо. Какой-то «неизвестный друг» предлагал сыграть в игру, придуманную «детьми сражающегося Вьетнама». Вите надо было найти пять «самых красивых марок», наклеить их на открытки и отправить этому самому «другу». А затем разослать пять аналогичных писем следующим пяти адресатам. Через месяц, как уверял неизвестный «игрок», на адрес Виктора тоже должны были прийти открытки с марками. Причём, в пять раз больше, чем он разослал — целых двадцать пять штук.

В тот же день Витюша купил на почте открытки, конверты, марки и сделал всё, о чём его просили в письме. А потом принялся терпеливо ждать обещанного. То, что его обманули, он понял лишь к Новому году. Однако сильно расстраиваться не стал. Вся эта история натолкнула его на одну гениальную по своей простоте мысль. А что если марки с открытками заменить на рубли?

Сколько народа живёт в нашей стране? Двести пятьдесят миллионов? И что будет, если каждый из них отправит Вите Махову по рублю? Никто ведь от этого не обеднеет, рубль — сумма совсем небольшая. Всего-то и надо, что каким-нибудь образом заставить граждан с этой суммой расстаться. Добровольно никому и в голову не придёт отдавать свои кровные какому-то дяде. Но если людей убедить в том, что всё отданное вернётся сторицей, то граждан даже упрашивать не придётся — ещё и в очередь выстроятся, чтобы быстрее получить прибыль от оборота. Требовалось лишь запустить процесс, дать первый толчок и, показать недоверчивым, что система работает. А для этого нужны были деньги. Начальный капитал, как сказали бы лет через десять — чтобы вернуть долг плюс проценты первым участникам «пирамиды» (именно так обозвал своё будущее предприятие Махов, ещё не зная, что это банальнейший «плагиат»). Дальше «маховик» раскрутился бы сам собой. Те, кто успел заработать, вложились бы снова. Потом рассказали об этом друзьям и знакомым, те передали бы по цепочке дальше. И месяца бы не прошло, как о выгодном деле узнало бы полстраны: сарафанное радио работает быстрее, чем телеграф. Витюне бы только и оставалось, что стричь купоны, оставляя большую часть себе, а меньшую отдавая «вкладчикам».

А когда последних стало бы слишком много, он просто прикрыл бы лавочку, подставив вместо себя какого-нибудь лоха. Пусть потом этого зиц-председателя терзают обманутые пайщики и родимое государство (если, конечно, оно вообще узнает об этой «невинной забаве»), а с Виктора Махова и взятки гладки, он — в стороне…

По самым скромным прикидкам, чтобы открыть дело, «финансовому гению» требовалось десять тысяч рублей. Всего-навсего. За два года, прошедшие после армии, Виктор «накопил» половину. Казалось, ещё немного, и начальный капитал будет, наконец, собран. Однако процесс накопления неожиданно застопорился…

Свои деньги Махов хранил в разных местах. Зарплату сторожа клал на сберкнижку. Треть того, что получал в качестве ресторанного музыканта, складывал в жестяную коробку и прятал в шкафу под бельём. Остальные две трети тратил на радости жизни. С нетрудовыми же доходами поступал следующим образом. На меньшую часть приобретал облигации выигрышного займа — по слухам, «серьёзные люди» время от времени покупали их у «доверенных лиц» за два-три номинала (якобы, чтобы отмывать левые заработки). Другую часть пускал на фарцовку и вкладывал в различные «ценности». В золотой перстень с печаткой, старинные серебряные монеты, антикварные безделушки… японский кассетник, будь он неладен.

Именно из-за этого магнитофона Витёк и вляпался в неприятности. Купил его по дешёвке у своего «коллеги» около «Интуриста» и тут же попал под ментовску́ю облаву. Иностранный девайс оказался краденым. Махову грозил срок. Года, как минимум, три, и вряд ли условно. Идти по этапу Витёк не хотел, поэтому сразу же ухватился за брошенную соломинку — предложение стать осведомителем органов. Доходы это, конечно же, сократило — пришлось отказаться от наиболее прибыльных «торговых операций» и умерить пыл в «хождениях по электричкам», но, с другой стороны, лучше уж так, чем париться несколько лет в местах не столь отдалённых.

Куратором Махова стал солидный дядька лет сорока с небольшим. То, что он ни разу не мент, Витёк понял сразу. Да и поручения куратор давал не связанные напрямую с уголовным миром. Всё больше по иностранцам специализировался, тем, кто не брезговал общением с фарцовщиками и проститутками.