Охота на ламию (СИ) - Иванова Инесса - Страница 17

Дознаватель резко повернулся, не забыв обвести взглядом лица присутствующих. На всех без исключения читалось удивление, смешанное с ехидством.

Персилия Лагра тут же прекратила тереть виски и поддакнула:

— Да, она что-то такое упоминала.

— Чем же вам может помочь «зелёная» адептка четвёртого курса? — удивлённо присвистнул Дазромак, тая в глубине голубых глаз усмешку.

— Она способна видеть двойной контур. А насколько, без сомнения, вам известно, он появляется только у тех, кто пробовал запрещённое зелье оборота. И это никак не мог быть никто из Древних.

Волкодлак драматично возвел руки к потолку и цокнул языком.

— Этого ещё не хватало. Уверены, что девчонка вам не врёт?

— Выясню в скором времени, — сдержанно кивнул я. — И, если не врёт, то её способности нам пригодятся. Я хочу использовать Регину в качестве стабилизатора зеркальных артефактов. Она идеально подошла.

— Вам виднее, гранд Гумонд. Надеюсь, результаты не заставят себя ждать.

— Так и будет, — холодно поклонился я, всем видом давая понять, что не намерен распространяться о своих методах добывания информации. Волкодлаку осталось только отступить.

Но не на того напал! Одно дело отдавать приказы Неблагородным, вынужденным подчиняться одному слову Сиятельного, другое — противоречить Дракону. Пусть я сейчас изгнанный из родной Академии преподаватель, но всё же существо благородных кровей с обширными связями. Приёмный отец занимает место в Совете, и не считаться с таким родством подозреваемого просто глупо.

Насчёт стабилизатора зеркального артефакта, конечно, я преувеличил, но это было первое, что пришло в голову. Зелья этого Волкодлака в лучшем случае надолго отобьют охоту у ламии выходить из комнаты.

Но мной двигала не только жалость и желание уберечь невинного от расправы Волкодлака, по глазам которого я видел, что тому не терпелось найти подопытного для разрешённых ему опытов.

Регина Лесникова, если не врёт, видела двойной контур незнакомца. Судя по всему, девушка она способная, а мне действительно требовалась помощь с зеркальным артефактом. И ещё я хотел выяснить исподволь, заметила ли ламия мой двойной контур.

***

В липовых аллеях стояла непривычная тишина. Обычно в эту пору, когда занятия ещё не начались, а лето уже нежно перетекало в тёплую осень, аллеи близ Кломмхольма наполнялись счастливым женским смехом.

Все курсы любили отдыхать, развлекая себя подвижными играми или устраиваясь прямо на траве, чтобы поговорить вволю, не опасаясь чужих ушей. В общем гомоне голосов невозможно подслушать.

Однако, с тех пор как обнаружили Есению, аллеи опустели. Но мне это было даже на руку, не придётся объяснять, куда и зачем иду. Для отвода глаз я прихватила с собой маленькую корзинку для съестного.

Туда я положу сладости, так любимые мной медовые пряники и творожные ватрушки с завитушками. Стоит надкусить, как они тают во рту, оставляя приторный вкус сахарной сдобы.

И дома. Того, прежнего, о котором я вспоминала всё реже, и тем острее были эти приступы ностальгии. Я росла в многодетной семье, была старшей, а значит, нянькой младшим братьям и сёстрам.

Вот о них временами и тосковала. По воскресеньям мы ходили гулять в парк, и я покупала всем по сладкой булочке с изюмом, ещё тёплой и пахнувшей ванилью.

Сама я могла съесть три сразу, но никогда этого не делала, потому что они нравились всем. Братья и сёстры, наверное, плакали, когда поутру не обнаружили меня в постели. Думать об этом не хотелось, на глаза наворачивались слёзы даже сейчас, спустя три с лишним года.

И всё же попадание в Илиодор — это лучшее, что со мной произошло. Помню, как я молила Бога о том, чтобы он позволил мне поступить в универ. В идеале мечтала о карьере следователя или юриста.

Что ж, я почти получила возможность стать дознавателем, и это не стоило мне ни копейки. Признаться, у Бога, если он есть, довольно своеобразное чувство юмора.

Ладно, довольно думать о грустном. Лучше порадуюсь за магический мир, давший моему телу новую ипостась, которая не позволяет наесть бока и ляжки. Да и где бы взять столько сеутов, чтобы оплачивать обжорство!

Так, погружённая в раздумья, я дошла до лавки Хадриана. Она находилась в небольшом поселении по названию Дуболапка.

Здесь проживали слуги, работающие в Илиодоре, а также те, кто состоял в гильдии животноводов. Близ столицы земля мало пригодна для выращивания овощей, но зато на ней родится сочная трава, которая приходится по нраву местной скотине.

В лавке торговца сладостями всегда толпился народ, но сегодня здесь тоже было непривычно тихо. Лишь двое ребятишек из местных глазели на яблочную пастилу в витрине, да пересчитывали монетки, зажатые в потных ладошках.

— Доброе утро! — произнесла я, когда на звук колокольчика, подвешенного к двери вышел сам хозяин. Хадриан был низкорослым упитанным мужчиной, чем-то похожим на помесь Карлсона и растолстевшего Халка. Разве что цвет кожи у полевика был светло-коричневым, а не зелёным.

— Доброе, вила Регина, моя любимая ламия! Давно вы не заглядывали, — и без того узкие тёмные глаза полевика стали похожи на щёлки. Только взгляд был живой, любопытный, с коварной искринкой, будто его обладатель только и думал о том, как бы кого обмануть. Впрочем, это не далеко от истины.

Принято думать, что торговцы сладостями — полные добродушные люди, любящие детей и вкусно поесть, их руки вечно испачканы сахаром и мукой. Хадриан был не таким и, хоть носил белый накрахмаленный передник, имел манеры обедневшего аристократа, в жизни не маравшего рук.

Оставалось загадкой, кто печёт сладости, но и тут я быстро нашла ответ: горничная из отряда Келисии, тоненькая Верда с птичьими глубоко посаженными глазками спешила после смены к Хадриану. А магия Древних, бурлившая в крови полевика, облегчала им обоим задачу.

— Мне бы прикупить пастилы да медовых пряников, — склонив голову набок, произнесла я условную фразу, означающую: «Надо пошептаться».

— Для вас всегда держу коробочку в подсобке, — усмехнулся Хадриан и, повернувшись к мальчишкам лет девяти, крутившимися тут же и во все глаза смотревшим на меня, прикрикнул: — А ну брысь, мелюзга, а то сглажу!

Конечно, посмотреть на живую ламию вблизи мальчишкам страсть как хотелось, но угроза потомка Древних подействовала на них как занесённая рука с камнем. Полевика боялись и уважали в Дуболапке. Боялись даже больше.

Хадриан, «проводив» посетителей, подошёл к двери и запечатал её на магический замок, а потом указал на дальний проём, занавешенный цветастой тряпкой, когда-то служившей простынёй.

— Пастила у меня отменного качества, — усмехнулся он, пропуская меня вперёд. — Из столицы Сиятельные за ней присылают.

«Ещё бы, — подумала я. — Секреты и новости Кломмхольма желают знать многие».

Я оказалась в небольшой круглой комнате с единственным окном, тоже круглым, выходящим на задний двор и врезанным так высоко, чтобы с улицы нельзя было заглянуть вовнутрь.

— Что ещё случилось? — толстые губы Хадриана растянулись в услужливой улыбке, которая так не шла его широкому квадратному лицу. — Кроме того что три ламии лишились Дара?

— Погадай мне, — нежданно попросила я, набравшись дерзости.

— Удивлён, ма вила, — уже безо всякой улыбки продолжил полевик, переместившись куда-то за стоявшие в углу бочки. Мне никогда не хотелось знать, что в них. — Обычно ты просишь выдать чей-то секрет, а тут такое!

— Это значит «нет»? — спросила я, стараясь не слушать внутреннее чутьё, говорившее, что мне надо уползать, пока цела. И пока не узнала ничего лишнего.

— Это значит «возможно», — полевик наклонился и вытащил из-за одной из бочек свёрток размером с маленький заплечный мешок. — Ты задашь мне три вопроса и получишь ответы, но, предупреждаю, они тебе не понравятся.

Хадриан посмотрел на меня, а потом принялся развязывать верёвку, скрепляющую холщовую ткань. Потом что-то выложил на крышку бочки и отошёл в сторону. Я увидела большую резную костяную чашу, кривой нож и деревянные пластинки, стопочками лежащие рядом.